Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 2

• Название: Разрешенная фантастика – 2
• Автор: Андрей Мансуров
• Жанр: Научная Фантастика

Я хочу выразить свою искреннюю благодарность Редакторам Журналов, Альманахов и фэнзинов: «Космопорт», «МирФантастики», «Фантаскоп», «Знание – сила», «Наша гавань», «Полдень 21 век», «Иерофанта.нет», «Астра Нова», «Млечный путь», «Эдита», «Метаморфозы», «Журнал Великороссъ», и многих других – за то, что они любезно разрешили мне произведения, впервые опубликованные на страницах их изданий, (под этим ли именем, или под псевдонимом) опубликовать теперь и в личных Сборниках – этом и последующих. Разумеется, темы, которые поднимаются в них, не столь социально остры и неоднозначны, как в сборниках «Запрещённая фантастика 1 и 2», и в них несколько меньше юмора, чем в сборниках «Ироничная фантастика 1 и 2». Однако, смею надеяться, что содержание произведений, включённых в них, достаточно интересно и оригинально. Впрочем, тот факт, что они уже опубликованы, говорит сам за себя. Так же, пользуясь случаем, хочу поблагодарить участников конвента Интерпресскон-2016, своим решением назвавшими меня Лауреатом Премии «Полдня» за 2015 год, в номинации Проза, за повесть «Доступная женщина». (Чертовски приятно видеть своё имя в одном ряду с такими Лауреатами-мэтрами, как: Стругацкий, Амнуэль, Лукьянов, Логинов, и другие: <https://fantlab.ru/award31> ) В этой части Сборника только два произведения в традиционном для меня жанре сайнс-фикшн. Остальные пять – мистика, ужасы и фэнтэзи.

---

Испугался. Какой бы ни был оставшийся мне срок – а обрывать его вот так, сходу… Пусть и там болит, и здесь – не разогнёшься, да на дождь этот, что на подходе – все кости ломит… Особенно крестец… И глаза уж ни …я не видят, и руки – даже молотка не держат… А всё ж таки – я – жив! А там…

Будет ли это – жизнь? Или я… Просто исчезну?

Словом, я дверь-то тогда закрыл. А когда открыл назавтра во второй раз – ни-че-го! Только стена горячо любимого сарая. И читай-не читай, уже – пшик! Упустил я свой шанс. Такое… Даётся лишь раз в жизни – сделай я теперь хоть ещё тыщу дверей.

Ну, с другой стороны, я не слишком-то и расстроился тогда… Вот. – дед словно приободрился, с довольной улыбочкой глядя в глаза зятю. – Уже восемь лет скриплю тут потихоньку… Несмотря на то, что так и не знаю – что ждёт меня теперь ТАМ, на той стороне: райские кущи ли… Или котлы с огнём неугасимым.

Словом, увидал я тогда, когда в первый раз открыл Дверь, не иначе, как Райский Сад. Травка там такая… Зелёная! Изумрудная прямо. А уж ровная и мягкая – словно кто стриг. Газонокосилкой. И – небо, глубокое-глубокое… Затягивает – словно полетать приглашает! А ощущение такое – что там можно и полетать!.. Солнышко опять же светит, облачка этакие кучерявенькие… Бегут себе деловито. Тепло – как летом. Да там, наверное, и всегда так… Вечное лето. А уж деревья!..

Тут тебе и вишни, и яблони, и груши, и ещё какая-то красотища иностранная – я такие только в теплице районной видывал… А иных – так и вовсе не видывал! И всё в цвету!.. А пахло как, как… М-м-м… Ну, как в Раю. А ещё заметил – и плоды там были. На всех деревьях. Вот так: и цветут и плодоносят… Словом, думаю, с голоду бы там точно не помер! Но…

Не хватило мне смелости, Виталик, не хватило… Или…

Или жалко стало Клаву – на кого ж я её оставлю-то, на старости лет, если… А ведь нечестно это: раз могу ещё двигаться, силёнки мал-мало осталось в теле – надо жить! А не… бежать. Бежать – стыдно!

Вот ежели бы я был, скажем, неизлечимо болен… Ну там, рак, паралич, как при инсульте-то бывает, или ещё чего, (Не дай Бог!) вот тогда, может, и…

Н-да. Словом, зятёк, закрыл я тогда чёртову дверь, и… Остался здесь. – Виталий заметил, как в уголке глаза деда собралась предательская влага, которую тот поспешил проморгать, и смахнуть узловатым пальцем. Но дед ещё не закончил:

– Тебе могу посоветовать: ты Дверь-то себе сделай… А неровен час – случись чего, или прицепится какая неизлечимая болячка (Снова – тьфу-тьфу!) и сможешь… По-крайней мере, от жуткой боли избавишься. Н-да.

Ну, вот и всё. Теперь ты знаешь.

А уж как распорядиться…

Дед в очередной раз облизал губы, и словно откинулся чуть глубже в кровать, покосившись на образа в углу. Виталий Степанович тоже облизал почему-то пересохшие губы, и выпрямился на стуле.

Чёрт возьми!..

А ведь дед-то… Говорит правду!

Он чуял это всем своим прагматично-казённым методичным нутром!

Никакой это не розыгрыш и не очередной дедовский прикол. Это – самая что ни на есть правда.

Запасной выход для… Уставших жить. Неизлечимо больных. Отчаявшихся. Сломленных горем. Да и просто – стариков. Однако он не мог не спросить:

– Василий Инверович. Не поймите меня неправильно… Но откуда ваш отец-то узнал… Про Дверь?

– Дед ему рассказал. А дед привёз, вроде, это тайное знание из Германии. Он там стоял с гарнизоном в сорок шестом… Там и узнал. В Неберкирхене. Сам, правда, не пробовал. Рассказал только отцу. И бумажку эту передал. Она, вроде, на латыни… Да ты взгляни-то!

Виталий расправил бумажку (Никакая это оказалась не бумажка – а тонкий и, похоже, очень древний пергамент! Уж Виталий-то разбирался!) на колене.

Три слова. Точно – на латыни. Буквы еле различимы, и проступают жёлто-корич-невыми следами выгоревших чернил на грязно-жёлтом фоне пергамента. Написано каллиграфически – словно писал какой-нибудь средневековый монах… А, может, так и есть – похоже, просто переписано гусиным (!) пером из Евангелие. Католического.

Сами-то слова знакомы. Ещё бы: такие даже школьник, знающий хотя бы латинский алфавит, прочтёт легко.

Но школьник вряд ли «заморочится» «собственноручным» изготовлением Двери…

– Запомнил? Спрячь подальше – мало ли… А Клавдии и Марье скажешь, что я объяснял тебе подробно про Завещание. Хотя чего там объяснять: пока Клава жива – всё ей. Как надумает помирать – сама пусть составит своё, как захочет.

Ну, ладно… Зятёк. Дай-ка я тебя обниму. На прощанье. – дед покудахтал. Очевидно, это должно было обозначать очередную его шутку.

Она явно не получилась – дед и сам понял: вздохнул.

Но деда Виталик обнял крепко, сам еле сдерживая слёзы, и играя желваками на скулах. Вот: оказывается, он вредно-дотошного тестя чертовски сильно…

И если что – ему будет его реально не хватать!

Гроза началась когда он уже подъезжал к городу. Времени было почти десять – задержаться пришлось, чтобы уж тёща не обиделась, что он не «наслаждался» её стряпнёй, а «глотал, аки утка!» Еда тёти Клавы и правда, нравилась Виталию Степановичу: если говорить языком современной молодёжи – обалденно! В смысле – обалденно вкусно.

Поэтому загнав машину в гараж, и зайдя домой, ужинать Виталий отказался.

Зато потом долго и обстоятельно, вздыхая и хмуря брови, рассказывал жене, в каком виде нашёл деда, и что сказала ему на кухне мать Марии.

Мария разрыдалась. Отца она и побаивалась, (Уж больно строг был в детстве – «в строй ставил!») и любила. Не той, показушной, любовью, как у многих, многих знакомых Виталия Степановича – а настоящей. Которая не проявляется в лживо-горячих долгих объятиях, и слюнявых поцелуях (особенно – после пятой рюмки), а живёт в состоянии духа. Когда человек спокойно знает – да. Для этого человека он готов на всё. На всё!

Виталий уважал свою жену – умом она, пожалуй, даже превосходила его самого. Это выяснилось довольно быстро: все его «наезды», и даже уже начавшиеся ссоры-разборки она умела быстро подавить буквально в зародыше. Несколькими простыми вопросами или фразами доказав ему, что ссориться-то – не из-за чего! Да и поругавшись вдоволь, и наоравшись до хрипоты, они ничего не приобретут, и друг другу не докажут, (Глупо что в тридцать, что в пятьдесят лет менять привычки и саму натуру!) а лишь разрушат свои, ближе к старости – спокойные и взаимоуважительные отношения…

Как он неоднократно шутил по этому поводу, что это ей надо было родиться мужиком!.. Ну, или податься в политику. На что она обычно отшучивалась, что ему тогда нужно записываться в зануды-бюрократы… Теперь-то, ближе к пенсии, он уже понимал, что и это – не совсем шутка.

Посочувствовав жене и порасстраивавшись сам, Виталий вымылся и лёг. Спал всё же неплохо.

Утром бумажку-пергамент перепрятал в «уголке домашнего мастера», который отгородил себе в кладовке над лестничным пролётом, и пошёл на работу.

Как-то так получилось, что несколько месяцев всё шло вполне буднично и обычно: каждый день на звонки тётя Клава отвечала, что всё потихоньку, деду не хуже. Правда, и не лучше – а чего ещё ждать в восемьдесят семь… Районный врач – пышнотелая краснощёкая хохотушка лет двадцати восьми – регулярно заезжает, колет бэ двенадцать, да таблетки Тромбоаса и Талитона приносит… Да ещё какую-то «химию» деду выписала.

Умер дед внезапно – в начале октября. Похоже, как сказала по телефону тёща – во сне. Наверное, не мучился. Сообщая это, тётя Клава не плакала.

Похороны Виталий Степанович помнил плохо – ПАЗик «чёрного тюльпана» за пять минут довёз гроб до крохотного кладбища позади до сих пор неработающей церквушки, которую местные начальники восстанавливать не видели смысла: в деревне осталось не больше пятидесяти человек. Из которых большая часть – эти самые старушки. А отказ реставрировать церковь местная и районная Администрация объясняла тем, что до соседней – всего два кэмэ… И это была правда.

Вот из этой-то церквушки соседнего села Виталий и привёз попа – чтоб уж всё было «Как положено!» Ну, так всё и получилось. И закончилось очень быстро.

Когда землекопы заровняли свежий холмик и пристроили все венки и цветы, тётя Клава закрыла лицо руками. За всё это время она не уронила ни слезинки. Виталий и сам не плакал. Причитала какая-то соседка – уж так всхлипывала, так всхлипывала… Точно это она была женой деда Васи… Или хотя бы любовницей.

На поминках собрались почти исключительно одни бабушки. Дедушка-то, похоже, оставался только у тёти Клавдии. Лапша оказалась покупной, а салаты, колбасы, копчёности, и солёные огурчики «под водочку», как и саму «беленькую», Виталий и Мария привезли сами. Уж водки-то набрали самой лучшей: для деда Васи не жалко и раскошелиться… И ещё накупили свежайших закусок: нарезкой и готовкой салатов теперь почти никто из жителей их города не заморачивался – всё делали шустрые «понаехавшие» «азиатки», захватившие целый угол на районном рынке, и уже имевшие постоянных клиентов.