Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1

• Название: Собрание сочинений в 4 томах. Том 1
• Автор: Николай Погодин
• Издательство: Искусство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

В первый том Собрания сочинений Николая Погодина включены ранние пьесы драматурга: «Темп», «Поэма о топоре», «Мой друг», «После бала», «Аристократы» и «Падь Серебряная».

Том открывается статьей Алексея Волгаря, рассказывающей о жизни и творчестве Н. Погодина.

---

Входит Белковский.

Белковский. Ну, здравствуй, Григорий!

Гай. Здравствуй, Николай!

Белковский. Здравствуй, Гриша!

Гай. Здравствуй, Коля!

Белковский. Если тебе уже рассказали что-нибудь про меня, не верь, Гриша! Тебе могли рассказать ничтожные пустяки.

Гай. Пока не верю… Стараюсь не верить.

Белковский. Не верь! Они не могли сказать тебе, что я скажу, Гриша. Я подлец! Я пресмыкающаяся тварь!

Гай. Ну, это более или менее сильно.

Белковский. Гриша, прости! Вот (вынул бумажник) мое заявление в ЦКК… Я сам поеду с тобой в Москву и сам скажу, что я склочник, что я подлец. Они поймут. Все мы люди. Разве знаешь, что бродит в тебе? Разве всегда имеешь волю сопротивляться темным силам твоего эгоистического начала? Я сам раскаиваюсь. Я открываю сам все и обещаю: никогда… Григорий, ты можешь простить меня? Чтобы опять товарищи… честно… искренне… вместе… Конечно, мы не гимназисты…

Гай. Вот верно.

Белковский. Когда я после тебя получил всю власть над этим огромным делом, у меня возникла мысль: а почему же не я начальник? Понимаешь, что это за мысль! Тут уже хочется показать, что я не хуже его, смотрите — вот орудую, и плохого ничего сам в себе не заподозришь. Просто соревнование. Но соревнование это корыстно, злокачественно, подло. А ты уж пошел. В тебе бунтуют страсти. Корысть развертывается в стихию. Злокачественность владеет всеми твоими делами. И когда-нибудь, в минуту просвета, ты увидишь свое лицо в зеркале — то вытягивающееся от забот, то лоснящееся от радости, горделивое и лакейское, грозное и трусливое лицо карьериста. Вот все, что я хотел тебе сказать.

Гай. Запутался, а?

Белковский. Запутался.

Гай. Перепугался, а?

Белковский. Перепугался.

Гай. Верю, Николай! Становлюсь на твое место и оттого верю. Говорить тут не о чем. Ты не комсомолец, тебе самому все ясно. Давай руку, брат! Честно так честно, товарищи так товарищи.

Пожимают друг другу руку. Входит Ксения Ионовна. Уронила графин, а затем бросила стакан.

Белковский. Что с вами?

Ксения Ионовна. Посуду бью. К счастью… Товарищ Гай, там уже скопилась очередь к вам.

Входит Максим, огляделся, свистнул.

Гай. Давайте людей по-одному.

Входит Зуб с веником, поглядел на Белковского.

Зуб. Эх, те-те-те… (Вытирает воду.)

Ксения Ионовна (в дверях). Начальник механического, пожалуйста! (Выходит.)

Входит начальник механического — Софья.

Гай. Тетя Соня, не узнаю, до чего ты ярко выглядишь!

Софья. А ты… какой кавалер из Парижа! Духами пахнет… «Запах моей бабушки»?

Белковский (Гаю). Нам надо увидеться вдвоем.

Гай. Я приеду обедать к тебе.

Белковский. Прекрасно, мой друг. (Уходит.)

Гай. Ну, тетя Соня, рассказывай, как дела.

Софья. Все благополучно, барин. Только ножичек поломали, ножичек…

Гай. Имение сгорело у барина, и ножичек поломали. Знаю сказку.

Софья. Ножичек, только ножичек… а так все — слава тебе господи… Верно, Максимка? У тебя почему нос злой?

Максим. Не знаю. Интуиция.

Софья. Ну, станки привез? Пятьдесят станков?

Гай. Нет, не привез.

Софья. Тогда иди и пускай механический сам. Может, вы в производстве больше меня понимаете… Может, меня, дуру, недоучили, я около станка никогда не стояла… Может, у меня ногти маникюрные, как у твоего друга…

Гай. Не убивай хоть ты меня, тетя Соня! Что вы меня в гроб вгоняете? Пожалейте вашего бывшего директора!

Софья. Ты мне, как какой-нибудь бродяга, во сне снился.

Гай. Ну вот видишь! А ты ругаешься.

Софья. Не вообще снился, а по поводу станков… Поймите же кто-нибудь, что мы обманываем Советское правительство, что без этих станков мы не завод, а выставка иностранного оборудования! Могу я молчать, если… Дай папироску.

Гай. Знаю, напутали. Искать поздно. Вместо пятидесяти станков первой очереди тебе прислали станки второй очереди. Знаю. Кто напутал? Я…

Максим. Неправда!

Софья. Врешь.

Гай. В ЦК с меня спрашивают, а не с Зуба.

Софья. Тогда вот что… Тогда, Гай, сматывайся отсюда как можно скорее. Я заводской человек. С девок во время войны попала на завод и до сих пор хожу заводским человеком. Беги отсюда, Гай, не стоит бороться. Снимают? Ставь магарыч тем, кто тебя снимает.

Гай. Тоже знаю. У меня тут была беседа с Белковским, и я все понял.

Максим. Струсил, гад, струсил, струсил!

Гай. Чтобы давать клички людям, надо более или менее знать людей вообще… Белковский искренне говорил со мной.

Софья. А что струсил — сказал?

Гай. Сказал. Так и сказал: «Я струсил». Надо же кое-что понимать, люди добрые! Думаете, мне очень нужно бороться за это кресло? Без высоких разговоров просто скажем: ну кто-то докажет, что я плохо строю, ну снимут, ну выговор… Больше ведь ничего не будет. Ничего больше нет. Другой раз подумаешь: сняли бы, высекли бы, только бы пустили к станку! Я же квалифицированный мастер по точной механике. Я у тебя в цеху, Соня, шутя заработаю полтыщи. Ты мне сама дашь лучший паек и квартиру. Я был когда-то охотником, изучал жизнь птиц, я писал очерки, и эти записки печатали в Америке на английском языке. Что вы думаете: я — партбилет на двух ногах с резолюцией вместо головы? А я буду бороться, и ружье мое так и останется на стене у меня перед глазами. Я должен оставаться на заводе. Я должен распутать все узлы. Я… и никто другой.

В дверях Елкин с портфелем.

Елкин. Здравствуй, Гай!

В ответ молчание.

Не узнаешь, что ли, секретаря своей парторганизации? Что же ты, Гай? Нам давно надо с тобой ехать в обком. А оттуда нам с тобой надо ехать в Москву. Я уже и билет тебе заказал.

Гай. С каких пор наши секретари парткомов покупают билеты директорам? Благодарю, любезный человек, товарищ Елкин!

Елкин (садится). Я бы попросил товарищей оставить нас наедине.

Гай. Сидите, товарищи. Не важно.

Елкин. То есть как это — не важно? Это очень важно — прежде всего для тебя.

Софья. Что же мы, с улицы? Не свои?

Гай. Вообще, Елкин, вы здесь поступаете так, будто меня нет. Ты приходишь ко мне и выгоняешь моих друзей. Опомнитесь, «господа» хорошие!

Елкин. Подумаешь, какой ты у нас вежливый! У американцев, что ли, научился?

Гай. Вежливости прежде всего учатся у самих себя.

Максим. Уходить, что ли?

Елкин. Пожалуйста, пожалуйста! Если товарищ Гай так хочет, мы можем побеседовать с ним и при вас.

Гай. Валяй.

Елкин (вынул папку). У тебя кое-что неясно в, личном деле. Ну, я по должности… Ты, конечно, понимаешь?

Гай. Материалы, что ли, какие-нибудь добыли?

Елкин. Материалы получились сами, с Украины, например. У тебя было дело по взяткам… по взяточничеству. (Читает бумагу.) Официальный документ. Может, это не ты? Может, однофамилец?

Гай. Взятки?

Елкин. Я не верю. Может твой однофамилец? Тогда оставим.

Гай. Взяточничество? Было такое. Я давал взятки. По телеграмме Ленина я тогда в Москву топливо гнал и разрешил своим ребятишкам раздать сцепщикам — кому пару сапог, кому полушубок. А Чека…[53]

Елкин. …была на страже.

Гай. Я, брат, тогда считал, что лучше дюжину стрелочников развращу, а топливо…

Елкин. Мне важно знать, товарищ Гай, было такое дело?

Гай. Было.

Елкин. Гай, я об этом спросил не для чего-нибудь такого. На основании таких вот дел мы составляем характеристику работников.

Максим. Уйти, что ли?

Гай. Сиди. Учись. Человеком будешь.

Елкин. А с какого года ты состоишь в партии? Тут у тебя написано — «примкнул».

Гай. Примкнул в девятьсот пятнадцатом. Вступил в девятьсот семнадцатом.

Елкин. «Примкнул»… А откуда примкнул? Эсером был?

Гай. Я был околопартийным добровольцем.