Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

• Название: Sindroma unicuma. Книга 2.
• Автор: Блэки Хол
• Жанр: Фэнтези

Это городское фентези, близкое к научной фантастике. Не пугайтесь вступления. Дотерпите. В нем просто рассказывается что произошло в мире. Без этого будет трудно понять мироустройство романа. Действия происходят в научно-магическом институте. Г. героиня девушка Эва — студентка, на долю которой выпало немало бед. Рассказывается о её жизни, учёбе, о людях что ей помогают и наоборот терзают. Г. герой как раз из последних. Мир романа достаточно жесток. Но в повествовании есть и юмор, и ирония. Все герои очень живые, яркие.

---

Итогом решения задачи стал начерченный на доске трехмерный график со сложным переплетением ломаных. В моей же тетради не написалось ни строчки, а в голове не отложилось ни слова из сказанного преподавателем. Наверное, Мэл тоже не записывал, но глядеть в его сторону я не решалась. Одно радовало: переключившись на размышления о нелегкой доле среди висоратов, мне удалось на какое-то время забыть о нем.

Едва прогорнил звонок, непослушные руки начали запихивать тетрадь в сумку, а ноги приплясывали от нетерпения, чтобы поскорее сбежать от непредсказуемого товарища. Как назло, замок переклинило, и пока я суетливо возилась, пропуская студентов, аудитория стремительно пустела.

Настороженный взгляд влево показал, что Мэла смыло волной убегающих. Ну, конечно, ему нужно наверстывать упущенное с Эльзушкой. Из последних фавориток парня лишь она зарекомендовала себя преданной и верной, в отличие от Изабеллы и меня, и поэтому может рассчитывать на награду.

Закрыв, наконец, заевший замок на сумке и изругавшись на тысячу рядов, я побрела к двери и, выйдя в коридор, повернула направо. Моя дорога лежала в деканат, к Стопятнадцатому, в отличие от толпы однокурсников, ринувшихся по левой лестнице, чтобы занять очередь на защиту работ по элементарке.

— Папена! — окликнул знакомый голос с ленцой, и я застыла с поднятой ногой. — Собираешься на защиту или как?

Неудобно и, к тому же, невоспитанно разговаривать, стоя спиной к собеседнику, поэтому пришлось развернуться к Мэлу. Он стоял в нескольких шагах, с сумкой через плечо, засунув руки в карманы брюк.

— Понимаешь… — ответила хрипло и прокашлялась. Глаза бегали по сторонам словно трусливые зайцы. — Я как бы не готова…

— Зато я готов, — ответил ровно Мэл. Как робот, право слово.

— Р-рада. Желаю удачи.

Я повернулась, чтобы двинуться в прежнем направлении, но Мэл остановил:

— Ты не поняла, Папена. Защищаться нужно вдвоем.

— А она глухая. — Откуда-то возникла Эльза и повисла на руке парня. — Слушала не тем местом, когда препод объяснял правила, повторив дважды для сирых и убогих. Хочешь, скажу, чем она слушала? — усмехнулась девица и потянулась, чтобы поцеловать Мэла в губы, но он раздраженно дернулся, и вместо горячего чмока вышел мазок по щеке.

— Не мешай, — сказал Мэл подружке, высвобождая руку, и преданная красотка прикусила раздосадовано губу.

— Тебя, как погляжу, беспокоит мой слух, — поддела я Эльзу. — Смотри, отощаешь от нескончаемых забот.

— Меня заботит всё, что касается Егорчика. Из-за твоих выкрутасов его не допустят к экзамену.

— Не встревай, — приказал Мэл танцорше и разъяснил мне: — От тебя требуется сидеть рядом во время защиты и молчать. Говорить буду я.

— Зачем? Ты подготовился, вот и иди. А мне надо по делам.

Эльза засмеялась, но не решилась комментировать.

— Затем, — пояснил ровно Мэл. — Или защищаем вдвоем, или каждый из нас по отдельности получает автоматический «неуд» даже при наличии работы. Так препод постановил. Поняла?

— Тупое условие, — пробормотала я. — Это же несправедливо.

— Советую пойти на защиту, — ответил спокойно Мэл, но в его сдержанности промелькнула угроза.

Наконец-то очнулся! — возблагодарила я небо. Хоть волком вой из-за невозможности предугадать поведение человека, который не излучает эмоций.

— Может, все-таки в одиночку сдать? — поинтересовалась озабоченно Эльза. — Поговорить с преподом, объяснить ситуацию.

Тоже мне, беспокойная мамочка. Её бы облачить в засаленный халат, накрутить бигуди, намазюкать синюю питательную маску на лицо и выпустить в мир — подтирать сопельки.

Мэл не стал отвечать на навязчивую заботу и смотрел на меня, ожидая ответа.

— Ладно. Если надо, то подойду.

Придется потерпеть, коли просят. В конце концов, Мэл не виноват, что не дождался от меня помощи в сборе и обработке материала. К тому же, мимо корзины парня уже пролетел профуканный экзамен по символистике. Неужто к списку пересдач добавится элементарка?

— Не пропусти очередь, — предупредил Мэл, и, развернувшись, двинулся к лестнице. Эльза быстро сориентировалась и, ухватившись за его руку, поцокала рядом. А Мэл не оттолкнул её.

И зачем я согласилась?

Ожидая, когда подойдет очередь, я приткнулась в углу подоконника. У соседнего окна пристроился Мэл, а преданная Эльза поднимала тонус парня громким смехом и шуточками. Конечно, бедняжечку нужно развеселить, сейчас ему предстоит отдуваться за двоих на защите.

Неужели Мэл полагает, что если я не открою рта, то мне поставят зачет за красивые глаза? Странная логика. Препод ведь не дурак. Задаст какой-нибудь вопрос по теме и посадит меня в лужу. Может, попросить у Мэла работу и пробежаться наспех по тексту?

Лучше бы я не смотрела на соседний подоконник. Эльза втиснулась между коленями парня и, по-хозяйски положив руки на его плечи, что-то говорила.

До чего же больно! Душа завязывалась узлом.

Терзаясь последние два дня отсутствием Мэла, я не подумала о том, что будет дальше, когда пройдет первый шок от встречи. С одной стороны, хорошо, что Мэл не стал мстить за обман. У парня своя дорога, поэтому пережив мое предательство, он решил двигаться дальше и возобновил отношения с бывшей подружкой. Упрекнуть его не в чем.

Но с другой стороны… Видеть Мэла, улыбающегося другой, разговаривающего с ней о чем-то интимном, понятном только им двоим…

Резало меня… Живьем резало, без наркоза… Выворачивало наизнанку и баламутило рассудок.

Скоро шея застопорится в одном положении, потому что я усердно отворачивалась от соседнего окна — еще немного, и вовсе сверну. Уже изучены все трещинки на стене и неровности подоконника, а очередь тянется как колбаса и не кончается. И пейзаж за окном просмотрен на сто рядов, а время застряло и не движется.

Интересно, он уже пригласил Штице в «Инновацию», а после — к себе домой? Или согласился поехать к сразу ней? Успел ли затащить её в мужской туалет, где, закрывшись в кабинке, целовал — жарко и неудержимо, шаря под яркой пятнистой кофточкой?

От этой мысли точно взрывная волна прокатилась по телу, пьяно затуманивая сознание.

— Пошли, Папена, — голос Мэла вырвал из мазохистских фантазий.

Поднявшись, я неуверенной походкой двинулась следом. Видимо, Эльза успела пожелать парню удачи, потому что не бросилась вслед, махая платочком, а сидела на подоконнике в окружении девчоночьей свиты и весело щебетала. У нее теперь полные сапоги радости — бывший парень вернулся.

Об удовольствиях можно говорить бесконечно. И Мэл говорил. Его речь лилась ровно, словно он часами репетировал перед зеркалом; выводы следовали за предположениями, результаты подтверждали гипотезы.

Мэл даже поспорил с преподом, и они увлеченно рисовали на листке схему со стрелочками, а я сидела рядом и делала многозначительное знающее лицо, хотя ничего не поняла. Однако общий смысл уловила. Мэл будто знал о моих чаяниях, когда писал работу.

У всех прямоходящих есть потребности, у всех человеков есть желания. Океан запросов и мечт — физических и душевных. Если какая-либо потребность растет и усиливается, эмоции становятся отрицательными. «Хочу!» — орет потребность обнять Мэла и прижаться щекой к его щеке. «Нельзя!» — бьет по рукам действительность. Недовольство увеличивается, негатив лезет вверх — наступает депрессия. Потребность становится похожей на оголенный нерв, и тогда малейший взгляд, малейшее касание способны убить высоковольтным разрядом удовольствия. Если потребность удовлетворяется, то наступает блаженство.

Мне же до блаженства как до Луны пешком, потому что реальность загнала потребность в Мэле в патовую ситуацию. Остается смотреть на гибкие пальцы, держащие перо, и вспоминать, какие сильные у Мэла руки; слушать его голос и выуживать из памяти настойчивость жадных губ, шепчущих на ухо: «Эва…»

Выдохшись, преподаватель откинулся на спинку стула.

Эдуардо Теолини одевался неизменно в черное, жестикулировал резко и отрывисто и говорил такими же рваными фразами. У мужчины даже брови ломались, взбираясь вверх по лбу и круто опадая к вискам, придавая лицу недоуменное выражение. По накалу завершившейся дискуссии и по обширному диапазону затронутых вопросов напрашивался вывод, что мужчина был профессионалом в своей области знаний и весьма эрудированным специалистом. Если бы не мрачный ореол вокруг препода, не глубокие складки, залегшие около рта, и не неряшливо растрепанные волосы, я бы сказала, что Теолини напоминает профессора Вулфу.

— Удивили вы меня, господа хорошие, — признал преподаватель. — Не ожидал, если честно. Твердый зачет и допуск к экзамену.

Это и меня касается? — взглянула я растерянно на Мэла.

Меж тем Теолини поставил на столе приборчик с тремя присосками-датчиками. Я напряглась. Устройство подозрительно походило на висограф, и сходство настораживало.