Оак Баррель - Десять поворотов дороги

• Название: Десять поворотов дороги
• Автор: Оак Баррель
• Жанр: Начинающие авторы

– Женщины после пятидесяти невозможны в любой очереди: даже если им дать десять одинаковых предметов и предупредить об этом, они все равно будут копаться в них, выбирая лучший. Возможно, так выражается их сожаление о выборе супруга, сделанном десятилетия назад, а может, это объясняется каким-то невероятным законом бытия… Но факт остается фактом – то есть самой упрямой в мире вещью из всех возможных. Никогда, никогда не вставайте в очереди за ними! Мой вам совет. Как не об этом?.. О чем же тогда я должен рассказать? О бродячих артистах, парне из рыбацкой деревни и целой стране, которой управляет обезьяна? Какая сомнительная тема. Но, раз так хотят спонсоры… (Они точно не из обезьян? Нет? Тогда я, пожалуй, начну.)

---

Головы вокруг жаровни согласно закивали.

– Вы меня угнетаете, – вяло и не впервые констатировал Кир.

– Именно что. Можешь начинать борьбу за голодранскую правду прямо сейчас, – ответствовал ему Хвет. – Аврил, забери у него тарелку.

– А меня вот очень даже интересует индея насчет всяких прав, – подлила масла в огонь Аврил, вместо того, чтобы лишить революционера ужина. – Вот хоть бы… Как ты там говорил насчет женщин? Какие мы по книжкам?

– Равноправные? – уточнил Кир, чуя подвох.

– Нет, не это. Ну, то место, где написано, что все мужики должны вскакивать и открывать перед нами двери?

– А… это про поведение в советском обществе… сейчас вспомню…

– Не утруждайся. Я уже согласна, – неоднозначно отозвалась дева с макаком, взобравшимся от всего этого трепа на плечо хозяйки. Если бы не вареная морковка в руке и хвост – вылитый пиратский попугай.

Пока Кир расставлял на место обрушившиеся с полок книжки в своей голове, Хвет продолжил начатую тему:

– Как думаете, могли бы мы выступать в Королевском театре, например?

– О-го-го! – уставился на него Гумбольдт, едва не опрокинувшись с корзины, заменявшей ему кресло.

Клоун уже прилично захмелел и жаждал участия в разговоре, никак не соображая, что к чему. Наконец ему представился такой случай. Королевский театр – ха! – это было, конечно, уже слишком даже для вечера нетрезвых фантазий. Хряк присвистнул и поперхнулся чесночиной.

– Это ты загнул, дружище, рожок… – вздохнул Бандон с нескрываемой грустью. – Кому мы там сдались? Вы еще – ладно, вы – артисты. А я-то что? Конь с гирей. Я и двух слов свяжу. Если сцену снизу держать?

– Ска-ажешь… примадонна Королевского театра… – Аврил многозначительно поправила корсет и прическу. – Отличная индея, братец! Дашь протекцию по-родному? Или попроситься в постель к дирижеру?

– К режиссеру.

– Один хрен!

– Ну, с чего-то начинать нужно. Может, и с этого, – подмигнул ей Хряк.

– Как минимум тогда нужно ехать в Сыр, – очнулся от политических грез Кир и глаза его подозрительно заблестели.

– О-го-го! – на всякий случай повторил Гумбольдт, если кто не расслышал.

– Ну что, решено?! – посветлевший лицом Хвет смотрел на притихшую вкруг жаровни труппу.

За его ушами горизонт глотал солнце, облекая тощую фигуру в плащаницу пророка. Может быть, пророка не от самых благородных конфессий, однако в довольной мере потрепанного и выглядящего вполне безумно, как ему должно.

Все подняли на него глаза, не найдя, что на такое ответить. Направиться в столицу – идея, в общем, казалась не из худших. Терять им особо нечего, разве счастливую возможность замерзнуть в поле, ковыляя меж городками с ноготь. К тому ж не сию минуту бросаться в путь, а до завтра как-нибудь разберемся…

***

Скоро, словно услышав разговор о необычайно теплой погоде, над холмами поднялась буря.

Сбившись вместе от ледяного ветра в бывшей фермерской столовой, компания дрожала от холода. Содранные с пола доски, палимые в очаге с энтузиазмом сумасшедшего, не успевали прогреть продуваемое ветром помещение. Тысяча зловредных сквозняков выносили по клочку весь теплый воздух из заброшенного дома, стоящего на ничем не защищенном пригорке.

Кир, одетый хуже других, приплясывал у самого очага и стучал зубами, являя зрелище жалкое и смешное одновременно. Гумбольдт спрятал свое тощее тело палочника в такое количество тряпья, что мог бы открыть на досуге магазин, распродавая его беднякам на вес. Оставалось удивляться, где он хранил все это добро в и без того переполненной повозке, и не из-за того ли она была переполнена.

Хвет, сгорбившись, дремал на скамье в углу спина к спине с сестрой, разговаривающей с кем-то во сне. Ее плечи нервно вздрагивали, а губы шептали с кривой усмешкой, словно она и не спала вовсе, а торговалась о чем-то с невидимым призраком, прикрыв от усталости глаза.

Даже гигант Бандон, больше похожий на первобытную грубо вырубленную статую, чем на человека, кутался до подбородка в стеганый сурком плащ, шитый из парусины.

– Зима – время жирных, – похвалил себя Хряк и преспокойно растянулся на полу, подложив под голову плоское седло Клячи.

Этот сухопутный тюлень был совершенно не восприимчив к холоду, огражденный от него толстым слоем старательно вскармливаемого сала.

Лошадь также завели в дом, и она стояла, прикрытая попоной, в прихожей, громко дыша вместе с ломившимся в стены ветром. Если бы кому-то пришло в голову в этот час войти в дом с крыльца, то он был бы немало обескуражен, уткнувшись лицом в лошадиный круп.

***

Наутро местность было не узнать: от края до края равнины и холмы покрывал слой войлочного влажного снега, наметенного бурей за ночь, который очень скоро начал таять под солнцем, делая непроезжими и без того валкие деревенские дороги.

«Прыгающая лягушка», оставив позади старый фермерский дом, продолжила путь на юг.

Глава 12. ОБЪЯТИЯ СТОЛИЦЫ

Сыр-на-Вене, расположенный на перекрестье незатихающих ветров – несущих песчаные облака с юга и пропитанных влагой с восточных незамерзающих озер, встретил путешественников серой ненастной взвесью, какая обычно ознаменовывала собой начало зимы в столице.

Погода в этих местах обладала постоянством пьяной походки, мгновенно переходя от грозового аллюра к удушливому штилю и обратно, а флюгеры на городских крышах существовали в состоянии вечного нервного срыва, не поспевая поворачиваться в изменчивых струях воздуха.

Иногда же в этом безумном синоптическом механизме вдруг что-то ломалось, и тогда на несколько дней город погружался в тяжелый неподвижный туман, покрывавший липким киселем камни, предметы и прохожих. Редкие спасшиеся от застройки деревья стояли метлами в киселе, усаженные притихшими голодными птицами. Книги коробились, словно забытые недорослем в парилке, доски на полах разбухали, и дома совсем по-человечьи стонали по ночам, пробуждая желание им ответить.

В такое именно утро понурая Кляча, прижимая уши от сыплющей с небес влаги, вошла по осклизлой мостовой в величественный Сыр-на-Вене через Северные пустующие ворота. За ней у бортов повозки тянулась сонная укутанная в тряпье процессия, с участников которой мерно капала вода.

Туман съедал краски, оставляя глазу лишь выскобленные дочерна медленно плывущие тени. Добавь Гойя эту сцену в самую мрачную из своих картин, никто бы и слова не сказал.

– Лягушачий рай, – только и выдохнула Аврил, зябко поводя плечами под утратившим форму шерстяным капотом. Из-под него в тон хозяйке раздался жалобный «у-ук», не пожелавший показаться наружу. Будем, не без натяжки, считать это приветственным гимном новой жизни, достойным первому впечатлению.

Справа и слева от дороги простиралась высокая городская стена с разновеликими выступами и башнями, до середины скрытая прилепившимися к ней постройками, коим несть числа. Некогда заполненный водой ров был теперь обильно завален камнями вперемешку с мусором строительным и мусором обыденным домовым, в котором с энтузиазмом рылись тощие собаки, не подавая голоса. Дома строили прямо над этим рвом, перекрывая его балками. Под каждой из таких резиденций в результате оказывалась почти безграничной вместимости выгребная яма, устроенная предусмотрительными предками и остроумно использованная потомками. Запах от этого остроумия вокруг стоял необыкновенный.

Собственно, крепостная стена была весьма условной границей города, ибо далеко за ее пределами разрастались районы, не входившие официально в столицу и при этом с высоты птичьего полета на сей факт плевавшие. Здесь, не считая богатых пригородов запада, селились те, кто не мог устроиться в самом Сыре, но и возвращаться в родную деревню не собирался.

Над самыми воротами восседала, нахохлившись, здоровенная каменная птица, не определившаяся с видовой принадлежностью. Ее голова с длинным клювом располагалась на выпуклом мешковатом теле с лапами наподобие гусиных. Если смотреть снизу, а именно на это, справедливо полагать, было рассчитано зодчим, создавалось стойкое впечатление, что вас намеревается клюнуть в темя огромный пучеглазый пингвин, держащий в когтях корону, которую вот-вот выронит на дорогу. Все, кроме Клячи и Педанта, невольно подняли головы, проходя с опаской под изваянием. Как выглядел герб Северного кантона сверху, нам достоверно неизвестно, но, вестимо, тоже не лучшим образом.

Из узкой горизонтальной бойницы у ворот свешивалось на веревке белье, находчиво размещенное там то ли на просушку, то ли, напротив, – для полоскания под нескончаемым дождем. Над бельем этим, отпихнув ставню, возникла взлохмаченная женская голова, обремененная свисающими кудряшками. Гумбольдт приветственно помахал ей рукой, выпростав последнюю из-под покрывающей его ветоши. Единственная свидетельница пришествия презрительно сплюнула, не уловив торжества момента, и добавила к выцветшим кальсонам пару треугольных пеленок.