Анатолий Черноусов - Повести

• Название: Повести
• Автор: Анатолий Черноусов
• Жанр: Советская классическая проза

Читаешь повести и рассказы Анатолия Черноусова — и словно окунаешься в стихию споров, кипящих вокруг. Бушуют страсти, сталкиваются в непримиримом единоборстве взгляды, оценки, чувства, мысли.

Эти споры выражаются по–разному. Иногда — словесной дуэлью, а подчас и перепалкой персонажей. Иногда — диаметрально противоположными оценками одного и того же факта. Иногда — тем, что персонажи вдруг осознают: их нравственные критерии, их действия впрямую противостоят моральным ценностям и поступкам людей, живущих и работающих с ними рядом, зачастую в одном коллективе.

---

Климов смотрел на маленького Саню, сидящего за огромным письменным столом перед тяжелыми рядами книг, смотрел, как блестят за толстыми стеклами очков острые кругленькие глаза, и удивлялся: в вялом, вечно недовольном собою Сане, всегда в сомнениях и нытье, вдруг проглянул иной Саня — задиристый, несговорчивый…

«Хорошо бы их свести, — думал Климов. — Саню и Зиму. Схлестнуть! Да только — как? Станет ли папаша разговаривать с незнакомым человеком? Он и со мной–то лишь сейчас соизволил заговорить. После того, как Лина со слезами на глазах призналась матери, что любит меня. Да и то заговорил, наверное, с намерением сагитировать в свою секту… А тут посторонний человек… Что я им скажу о Сане? Вот, мол, привел товарища, он преподаватель философии, попробуйте–ка с ним поспорьте… Нет, такое, конечно, исключается… Познакомить Саню только с Линой?.. Так ведь и она все сразу поймет. Ты что, скажет, решил специалиста на нас натравить?.. Да и папе она все передает, пересказывает. И как только они сообразят, что я кого–то «подключил«… Нет, и это не годится…»

— Посражались бы мы с ним… — мечтательно продолжал Саня, потирая руки. Однако и он, видимо, тоже понимал, что его слова — только мечты несбыточные, что не так это просто — подменить собою Климова, подставить себя вместо него…

Оба сидели и молчали.

— Баптисты… — задумчиво произнес Саня. — Кстати, нынешний президент Соединенных Штатов Джимми Картер, говорят, баптист… Голыми руками их не возьмешь. Это, пожалуй, единственный вид верующих, старик, которые читают и знают Библию. И главное для них в Библии — это не Ветхий, а Новый завет, евангелия, причем канонические евангелия… Центральная фигура — Иисус Христос… Вот, что, друг, — придя, видимо, к какому–то решению, поднялся из–за стола Саня. — Берись–ка ты, если не хочешь выглядеть неграмотным, за ликбез. Я, конечно, не уверяю тебя, что тем самым ты непременно заполучишь свою Лину, однако в том, что это тебе не помешает, уверен. — И Саня стал ходить около своих высоченных стеллажей, которые возвышались по периметру кабинета, и, найдя глазами нужную книгу, энергично выламывал ее из сплошной стены книг, швырял перед Климовым на стол. — Это Библия… Изучи ее, как букварь, вплоть до того, что некоторые фразы наизусть вызубри. Иначе ты не боец! А это вот «Библейские сказания» и «Сказания евангелистов» Косидовского… Прелестные вещицы, легко читаются, не без юмора написаны. Тут ты, пораженный Библией, ее величием и мудростью, несколько поохладишься. Узнаешь, что Библия, как гигантский насос, втянула в себя, вобрала сказания, легенды и мифы многих древних народов, особенно шумеров… А попутно прочитай–ка вот эту книжку о шумеро–аккадской цивилизации. И еще ты должен понять, что уже в Ветхом завете ожидался некий мессия, то есть некий царь… уже там ожидался его приход… И вот Новый завет. Мессия пришел, это Христос… А вот тебе еще одна полезная книжка — «Что знает история об Иисусе Христе». Тут тебя покачает на волнах. То ты будешь убеждаться, что Христос–таки был, и он был сын божий. То тебе будут доказывать, что быть–то был, но никакой он не сын божий, а обыкновенный живой человек, пророк… А то вдруг начнешь понимать, что его не было и быть не могло… А тут написано о первых христианских общинах. Ты, старик, должен четко уяснить, как иудаизм раздваивался, как в недрах его зарождались общины (нечто вроде наших раскольников), из которых потом вырастут первые христианские общины… Тут ты познакомишься с кумранитами. О, это была сенсация! Еще бы! Представь, в сорок седьмом году пастушонок–бедуин случайно находит пещеру с остатками многих рукописных свитков… И устанавливают, что здесь задолго до новой эры, а значит до рождения Христа, жила община, которую по сути уже можно считать христианской… Скандал! Конфуз! Получается — христианство до Христа! Это, доложу я тебе, была такая бомба, что теологи, по–моему, до сих пор не пришли в себя… Кроме того, из этой книжки ты поймешь, что христианство ну просто не могло не появиться — такая была историческая обстановка в тогдашней Римской империи. А попутно вот тебе книга по истории Рима. Ты должен досконально изучить обстановку в Иудее и Галилее.

Саня расхаживал да расхаживал вдоль своих стеллажей; выламывал из стены очередной кирпич–книгу, и перед оробевшим Климовым скоро выросла на столе целая гора этих самых кирпичей, пахнущих пылью и типографской краской…

— Ты мне рюкзак хотя бы дал… — усмехнулся Климов. — Как я утащу–то?..

— Дам я тебе рюкзак, дам, — отозвался Саня из дальнего угла кабинета. И вдруг закричал на всю квартиру своим тоненьким голоском: — Мама! Поставь–ка нам кофейку!..

А позже, похлопывая по надетому уже Климовым рюкзаку с книгами, подбадривал:

— Ничего, ничего, старик. Для начала тебе хватит. Потом еще рюкзачок подкину… Мы им покажем, что не хуже их знаем евангелия и «деяния», «послания» и «апокалипсисы»… Знанием! Только знанием их можно бить! И мы их будем бить в самые чувствительные места! Мы обрушим на них железную логику великих атеистов! Поставим перед неумолимостью фактов!.. Мы скажем этому папаше: или сдавайся или признавай во всеуслышание, что ты дурак и хочешь им быть по доброй воле. А если ты умный, то не можешь же ты переть против логики и фактов. Мы должны это сделать, Климов! Мы должны вырвать твою Лину и разложить всю их «домашнюю церковь»! Иначе позор нам, старик, и больше ничего!..

С противоречивыми чувствами шагал Климов до троллейбусной остановки, потом ехал в троллейбусе, пристроившись с рюкзаком на задней площадке. С одной стороны, он понимал, что, только вооружившись знаниями, можно на равных разговаривать с Линой и особенно с папашей Зимой… С другой стороны… когда же он все это будет читать?.. И Линины журналы и брошюры, которые агитируют его, Климова, за веру в бога; и Санины книги, которые агитируют его против веры… А еще ведь нужно следить за технической литературой. А когда своим кровным делом заниматься? Когда в каморку ходить, опыты ставить?.. (Он так давно не был в своей каморке! Там, наверное, пылью все покрылось: и станок, и резцы, и гордость его — приспособление…) Но самая злая тоска терзала Климова не потому, что он боялся работы. Работы–то он как раз не боялся. Если надо, перемелет в голове и эту массу знаний. Тоска Климова терзала потому, что путь до Лины, до их совместной жизни вместо короткого и прямого виделся ему теперь долгим и каким–то неясным, туманным. Вместо того, чтобы по–человечески пожениться и жить, как живут все нормальные люди, они вот должны заниматься перевоспитанием друг друга… И чем это все кончится, неизвестно…

XVII

А в это самое время Саня, оставшись один, расхаживал, руки в карманах полосатого домашнего халата, по просторному отцовскому кабинету и думал, думал, думал.

Ему было предельно ясно, что на сей раз Климов поведал ему не об очередном своем любовном приключении, что на сей раз дело обстоит куда более серьезно. Ни тебе обычного в подобных случаях многозначительного подмигивания, ни смешочков, ни беспечных жестов, мол, живи, пока живется. Ничего подобного на сей раз нет. Озабоченность, даже растерянность на жизнерадостном лице Климова. Влип Климов. И влип, кажется, основательно. Сколько ни гулял, ни резвился, а любовь позвала его, так сказать, к барьеру…

«Рано или поздно она делает это со всеми нами, — размышлял Саня. — И от этого никуда не денешься. Закон природы. Неизбежность. И поди узнай, где ждет тебя эта неизбежность, и в чьем образе? Будет это твоя соседка по самолетному креслу или твоя ученица, старше она будет тебя или моложе, смуглянка или блондинка, безбожница или вот баптистка… И поди разберись, чем они, Климов и эта юная особа, очаровали друг друга… Ну, что–то, может быть, предположить и можно… Его, к примеру, могли пленить ее юные прелести, некоторая загадочность, неожиданность ее поступков и заявлений, ее «колючесть«… Ну, а чем мог Климов заинтересовать ее?.. Она выросла среди этаких слащавых и чрезмерно правильных баптистов. Среди людей, зацикленных, так сказать, на Библии, на музыке, стихах и тому подобном… И ее сначала, может быть, шокировала, а потом взбудоражила его, Климова, так сказать, естественность, жизненность, что ли, непохожесть ни на кого из ее прежнего окружения. Такое можно предположить. Но поди докопайся до истинных истоков их тяги друг к другу!.. И попробуй дать какой–то совет Климову, мол, сделай так–то, скажи то–то… Здесь все зависит от них самих, от Климова и от этой Лины, от их чувств, от их сердец… И как зародилась эта связь, во многом неясная, неподдающаяся трезвому анализу, так она сама по себе, своим естественным путем и будет развиваться. Сердца им должны подсказать, как поступать в том или ином случае. Сердца, а не какой–то дядя со стороны и даже не их собственный рассудок… Да и что я могу подсказать, с моим–то ничтожным жизненным опытом вообще, а уж тем более ничтожным опытом в любовных делах?.. Иное дело, если взглянуть на эту историю как на связь людей с различным мировоззрением, как на столкновение представителей различных, так сказать, идеологических лагерей…»