Ганнибал - Лиловый (Ii)

• Название: Лиловый (Ii)
• Автор: Ганнибал
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

   Она так и не пошла за ним следом, и он скоро оказался на таком расстоянии от дома, что не мог слышать ее голоса, бесконечно бродил по занесенным снегом дорожкам, а с черного неба сыпался на него белый пепел. Он не чувствовал холода и рухнул ничком под старой яблоней, руки его увязли в хрустком покрывале, он лежал, упираясь лбом, пепел заметал его, а внутри у него больно рвалось и таяло.

   Она отыскала его позже, она была обута в сапоги и наспех накинула на плечи старую куртку Бела, опустилась перед ним на корточки, трясла его за плечи.

   -- Леарза! Леарза, чем ты думаешь! Ведь ты простудишься! Вставай сейчас же, пойдем домой!

   То ли от холода, то ли от боли все онемело в нем, он послушно поднялся и пошел за нею, но что-то безвозвратно ушло раз и навсегда.

   ***

   Зачарованные сиянием огней Централа бездушные наивно полагают, что все без исключения аристократы -- словно молодые боги, они одинаково могущественны, и по одному их слову небо поменяется с землею местами; однако в самом деле это не так.

   Семья Кандиано издревле считалась одной из благороднейших в Тонгве, и отец его был телепатом, имел значительные связи во дворце и одно время даже возглавлял службу связи. Те времена ушли, отец умер, под конец жизни впав в постыдное состояние старческого слабоумия, а сам он, к сожалению, талант своего родителя не унаследовал.

   Тем не менее Орсо Кандиано был почтенный, всеми уважаемый человек, владел роскошным особняком почти в самом центре Тонгвы, и многочисленные бездушные служили ему. Жены у него, правда, не было: она умерла два года тому назад, пытаясь разрешиться от бремени, но в итоге Кандиано похоронил и ее, и злополучный плод.

   Поначалу он был действительно безутешен; погиб его единственный наследник, на которого он возлагал такие значительные надежды, -- что, если ребенок вырос бы телепатом, как дед?.. Но время лечит любые раны.

   Сегодня в богатом особняке Кандиано ярко горели огни, а в сумрачных залах с широкими окнами звучали голоса.

   В первое время после возвращения одной из миссий Традонико в Централе только и говорили, что об инопланетянах, чей корабль так напугал космонавтов, однако вот уже почти год прошел (по времени Анвина), а инопланетяне все никак не объявлялись. Говорить о них попросту стало неинтересно: ровным счетом никаких новостей о них не было, а все, что можно было сказать, уже сказали.

   И Орсо Кандиано ничуть не беспокоила перспектива появления этих странных существ (Традонико почему-то был уверен, что они люди, но в пышных холлах особняков часто высказывались предположения, что это раса негуманоидного происхождения), его волновали другие вопросы. Жизнь продолжалась, а он в последние годы чувствовал себя совершенно никчемным, бесполезным человеком, и это мучило его.

   Таким образом, хотя люди вокруг него беспечно разговаривали, смеялись, сам хозяин сидел в одиночестве поодаль от шумных компаний, облокотившись о ручку кресла, и размышлял о своем. Кандиано было сорок три года; он не строил иллюзий, молодость уже прошла для него. Все же он не был еще стар. В первое время, будучи двадцатилетним юнцом, смысл своей жизни он видел в благополучии фамилии Кандиано, страстно мечтал открыть в себе дар не слабее отцовского, потом, когда понял, что он не унаследовал этого таланта, возложил свои надежды на будущего сына. Однако теперь Орсо Кандиано казалось: этот смысл слишком... мелок. Человек следует своим примитивным инстинктам, создавая семью и заботясь о потомстве; такая жизнь теперь не устраивала его, и он начал задумываться о том, какова высшая цель бытия человеческого существа.

   Он как раз погружен был в раздумья о мировом равновесии и каких-то подобных вещах, когда уединение его оказалось разрушено: двое подошли к низкому столику, возле которого он устроился.

   -- Не возражаете, если мы нарушим ваш покой, Орсо? -- вежливо поинтересовался мужчина. Кандиано поднял взгляд: а, это старые знакомые, супружеская пара Камбьянико.

   -- Да, пожалуй, нет, -- отозвался он, потому что этикет не позволял ответить на подобный вопрос утвердительно. -- Присаживайтесь, мои любезные друзья. Надеюсь, этим вечером вы не скучаете.

   -- Ничуть, -- глубоким хрипловатым голосом ответила женщина. Беатриче Камбьянико никогда в жизни нельзя было бы назвать красивой или даже симпатичной; у нее было слишком вытянутое лицо, кожа испещрена оспинками, губы узкие, крючковатый нос, -- но вместе со всем этим каждая ее черточка была столь оригинальна, что она поневоле привлекала к себе внимание, и понемногу, общаясь с нею, собеседник совершенно забывал свое первое негативное впечатление.

   -- Хотя, пожалуй, я понимаю, отчего вы уединились здесь, поодаль от остальных, -- чуть недовольно взглянув на жену, добавил Витале Камбьянико. -- Эти светские разговоры кого угодно утомят.

   -- Ну что ты, -- она надула губы. -- Такие интересные новости! Вы слышали, Орсо? Говорят, на днях должен из Вакии прибыть двоюродный брат Теодато Дандоло! По слухам, еще их родители разругались насмерть и не общались много лет, но этот Моро, кажется, намерен восстановить родственные отношения.

   -- Тьфу, -- немного рассердился ее муж, -- и это ее интересные новости. Женщины! Лучше бы эти люди обсуждали последний опубликованный труд господина Контарини, но нет, их волнуют какие-то там самонадеянные юнцы.

   -- Господин Контарини написал новую книгу? -- спросил Кандиано; действительно, ни Теодато Дандоло (короткий укол зависти: Дандоло был одним из вычислителей), ни какой-то там Моро его не интересовали. -- Я еще не имел возможности прочесть ее.

   -- О, если хотите, я вам принесу свой экземпляр. Мне кажется, мысли, которые он высказывает в своем труде, просто неоценимы, -- важно ответствовал Витале Камбьянико, большой любитель философских трактатов, -- не говоря уже о том, что они беспрецедентны! Никто до господина Контарини, кажется, не задумывался о таких вещах. Вот скажите, Орсо, что вы думаете о наших отношениях с бездушными?

   -- ...А что? -- удивился тот. -- Мне кажется, я думаю то же, что и все... никогда раньше не обращал внимания на эту тему. Предки бездушных принесли благородную жертву, позволив нашей цивилизации развиваться, и мы обязаны уважать их за это.

   -- Да, но это не все, -- светлые глаза Камбьянико блеснули. -- Положим, предки нынешних бездушных действительно сделали свой выбор, и мы обязаны их уважать, но современные нам с вами бездушные? Спрашивал ли их кто-нибудь, хотят ли они жертвовать собой ради нас?

   -- ...Странный вопрос, -- Орсо Кандиано поднял седоватую бровь.

   -- Вот в этом и дело, -- невпопад добавил Камбьянико. -- За них уже все было решено. Но вы сходите как-нибудь в жилой квартал закованных, Орсо: посмотрите, в какой чудовищной нищете они живут. Как они страдают! Неужели они в самом деле должны страдать?

   -- А вы сами там были?

   Камбьянико это сбило с толку: очевидным образом, ответ был отрицательный.

   -- Нет, но мы с женой принимаем меры, -- наконец нашелся он. -- Мы мечтаем организовать общество, целью которого было бы помогать бездушным и особенно закованным. Ведь это по-человечески, не правда ли? Сострадание -- то, что отличает нас от машин.

   -- Я не уверен, что бездушные оценят ваши старания, -- прохладно заметил Орсо Кандиано. -- Впрочем, если вы действительно желаете попробовать, я бы на вашем месте поговорил сначала с кем-нибудь из управляющих; только они в полной мере понимают этих людей, они точно знают, каковы чаяния и надежды бездушных.

   -- Да, конечно, вне всякого сомнения, вы правы, Орсо. Так я занесу вам на днях книгу?

   -- Почему бы нет, если она вам не нужна, -- согласился он.

   Супруги пожелали ему доброго вечера и оставили его; Кандиано продолжил сидеть в одиночестве, снова оперевшись локтем о ручку кресла. "Этот Камбьянико, -- думал он, -- непроходимо глуп. Из тех, кто любит кричать во всю глотку и ничего не делать. Что он знает о бездушных? Ничего. Другое дело господин Контарини, возможно, болван попросту неправильно понял его философские построения".

   ***

   Молочное сияние заливало мир. Под ногами была твердая металлическая поверхность; всюду, куда ни посмотри, -- облака...

   "Я на крыше. Все как и должно быть".

   Одной рукою он держался за серебристый поручень, уходивший в туман, он знал, что поручень должен быть холодным, но холода не ощущал. В ушах отчаянно свистел ветер. Облака окутали город, так что не видно было ничего, кроме пробивающих сливочную поверхность шпилей. Где-то далеко мерцал красный огонек.

   Он стоял, потому что никуда не нужно было спешить; он не представлял себе, что можно делать что-то еще, только стоять и смотреть на эти облака, столпившиеся вокруг него. За исключением ветра, все оставалось неподвижным. Само время остановилось.

   Как он оказался на этой крыше, наконец, что это за город, -- он не помнил, но и это было неважно, он просто дышал полной грудью и чувствовал себя свободным.