Елена Ткач - Перстень старой колдуньи

• Название: Перстень старой колдуньи
• Автор: Елена Ткач
• Жанр: Ужасы и Мистика

Повесть Елены Ткач «Перстень старой колдуньи» полна ужасных тайн и удивительных превращений.

---

— А это не приколы, — наклонившись к сыну, сообщил Санчо. — Я вполне серьезно с тобой разговариваю. Просто настроение хорошее — и все дела! Как зовут твою Джульетту-то? Маша? Или Катя? Не пойму, чего ты конфузишься так? Ну мать — понятное дело… Ей бы надо, чтоб у тебя невеста была из Оксфорда. Но мы-то с тобой мужики — вполне можем понять друг друга…

— Пап, при чем тут невеста? — Никита начал заводиться. — Она наша соседка. Со-се-дка! Это понятно?

— Вполне. Ладно, вижу ты какой-то не такой. Иди-ка во двор. Проветрись. Там, как, ребята-то ничего?

«Ничего хорошего!» — хотел было сказать Кит, но сдержался. Ему больше всего на свете хотелось остаться сейчас одному. Ему нужно было снова поймать ту прозрачную нить, которая слабо светилась в сознании, — мысль о Еве. О том, что ей нужна помощь. Он как будто начал о чем-то догадываться, но догадки его были прерваны. Все смешалось — переезд, появление нетрезвого Волошина, Евин подарок, мама, которая видела как Никита глядел на нее… Да, похоже родители обо всем догадались. Или ещё нет? Так это скоро случится! Он не в силах был скрыть свою разгоравшуюся любовь.

По крайней мере, Овечкин сразу все понял. И помог. Надо же! А он-то, дурак, относился к нему с недоверием… Просто эта вечная Овечкинская ирония — она-то и ввела его заблуждение. Прежде Кит считал папиного друга человеком двойственным и двуличным.

«А кто не двойственный? — тут же перебил он сам себя. — Вот, и она, Ева… То светится вся, как будто её греет солнышко, то сумрачная, как луна. И дело ведь тут не только в отце-алкоголике. И не только в смерти матери — нет! Тут что-то еще. И я ведь уже почти догадался… а потом мысль ускользнула. Да, эти мысли — они как змеи — клубятся, шевелятся… а потом как кинутся на тебя, как ужалят! И хорошо еще, если не насмерть…»

В эти нелегкие дни он понял, что от некоторых помыслов нету противоядия. Ему хотелось бы, чтобы все как-то разом и навсегда изменилось — чтобы не нужно было мучиться больше, теряясь в догадках — не нужно бродить во тьме, ожидая когда наступит рассвет. Он был дневной и ясный Никита. Радость вела его за собой и наполняла силой мужавшее сердце. Он мучался, когда вместо отчетливой вязи дней жизнь начинала плести совсем незнакомый узор… который теперь и вовсе истончался и путался и расплывался как снег по весне…

Да, он любил Толкиена и Клайва Льюиса с его «Космической трилогией» и «Хрониками Нарнии». В этих книгах герои сталкивались с силами тьмы. Хоббиты Толкиена знали, что мрак, против которого они выступили в поход, всеведущ и практически непобедим, что силы у них не равны и все же… и все-таки они шли! И в конце концов побеждали! Да, он учился у них, он впитывал их слова и чувства как губка.

Но это же были книги… Он любил это все ЧИТАТЬ! А читать и жить в этом — в мире, где все сдвинулось со знакомых опор, где среди тьмы и хаоса прячется страх, где нужно заново нащупывать путь и обретать себя, — нового, неизвестного, взрослого! — нет, это совсем не одно и то же… И нужно было собрать все силы, чтобы заставить себя шагнуть туда — в этот мир, не растеряв того, что любил — светлой мечты своей и мальчишеской веры в то, что свет всегда побеждает тьму… Нужно было понять, что все, что случается с героями книг, происходит с тобой. Происходит НА САМОМ ДЕЛЕ! Только в реальности все выглядит немножко иначе. И нужно научиться распознавать самую суть событий, чтобы не спутать два берега — свет и тьму Знать как поступать и какое принять решение, чтобы ненароком не очутиться на чужом берегу…

Не чувствуя вкуса, Никита рассеянно проглотил пиццу и сказал своим, что выйдет во двор. Быстро оделся, за спиной глухо хлопнула дверь… Он вдохнул свежий морозный воздух и запрокинул голову… Звезды незнакомых созвездий словно бы ставили точку в незримых и загадочных письменах, и, быть может, там, в небесах, уже сказано слово, предрешавшее земную его судьбу, и одна из звезд, склоненных над головой, вершит приговор!

— Эй, там, наверху! — он старался бодриться, но на душе отчего-то было смутно и муторно. — Уж решили, что со мной делать? Или ставите прочерк? Какой знак препинания вы предпочитаете всем остальным, а? — ответьте мне звезды… Я бы предпочел восклицательный!

Или все-таки вопросительный? Есть ли у него та свобода, о которой говорила мама, — свобода выбора, которая дана на земле каждому человеку. В особенности, верующему, потому что он знает это… Может ли он, простой и ещё совсем небольшой человек, повлиять на свою судьбу? Или на чью-то еще? Или все измерено и предрешено ещё до рожденья?

Никита вздохнул и двинулся наугад в синеву ночи. На этот вопрос он не знал ответа. И, похоже, даже взрослые, — как они ни стараются выглядеть всеведущими и всезнающими, — в таких вещах тоже сущие дети. Никто ничего не знает. И никто никогда не узнает. Тайна сия велика есть! И не нужно пытаться, — не раз говорила мама, — не стоит стремиться понять то, чего нам знать не дано. Это же нарушение заповеди: не даром Господь закрыл человеку путь к познанию тайн — запретил вкушать от Древа познания… Хоть и не послушались дети: Ева — праматерь Ева — мятежная душа! — она-то и сорвала запретный плод. Вот и мучаются с тех пор человеки, потому что все в их мире пошло наперекосяк…

Да, — подумал Никита, — обо всем знали только те посвященные, что жили когда-то — волхвы, которых вел к младенцу свет священной Вифлеемской звезды. Но отец говорит: как ни жаль, но прошли те старинные времена тайны схлынули с берегов пустой и разъятой на части реальности… они живут только в книгах. Они бросили нас! И если в том веке, который прощается ныне с землей навсегда, ещё было неведомое… то теперь — в их будущей жизни его загрузят в компьютер, просчитают все составляющие, и на выходе будет виден окончательный результат!

Да, так часто, смеясь, говорил ему папа. И так думали многие его друзья — люди добрые, щедрые, но очень трезвые, жесткие и рациональные. Они не верили в чудеса. Не верили в Бога. И считали пустыми бреднями все эти церковные обряды и молитвы. Но мама… мама, стараясь не раздражать отца, говорила с сыном наедине совсем по-другому. И это именно она зажгла в нем тайный огонь — жажду незнаемого. Она вдохнула в него свою веру. Которая была в нем ещё полудетской, неокрепшей, смешной, — но и такою она наполняла его жизнь волнующим смыслом — купол Небес поднимался на его головой. Он знал, что храним им, и от этого душа его крепла. Он знал, что хочет жить только жизнью живой, которая устремляется к Небесам… Потому что, — он знал также и это, — жизнь может быть мертвой, если станет похожа на схему, в которой просчитана система координат!

Нет, такой жизни он не хотел. И не думал, что хочет постигнуть незнаемое. Ему достаточно и того, что оно всегда рядом… Никита спешил к реке, где на другом берегу над Яузой в тревожной туманном мареве вставала луна.

Он не следил за временем, блуждая вдоль набережной, и, когда возвращался, было уже довольно поздно. Во дворе не было никого. И только большущий кот вился кругами у ног одинокой девочки, которая стояла, прислонившись спиной к накрененному ясеню… стояла в глубокой задумчивости.

— Ева! — он кинулся к ней.

— А, это ты… — она не выказала при виде его особой радости. — Чего так поздно? Я думала, у вас в семье строгий режим…

— Как видишь, ничего строгого. А ты… ты просто гуляешь?

Он невольно следил взглядом за её правой рукой, засунутой глубоко в карман курточки. Перстень наверно был там, но он не мог теперь видеть его.

Ева поглядела на него с каким-то странным выражением — не то тоска, не то мука были в нем. Во всяком случае, он догадался, что она на пределе так вымотана, что ещё немного — и может наступить нервный срыв. Ему казалось — вот-вот она закричит на него, раздраженная каким-то неловким словом или поступком.

— Слушай, ты в порядке? Что с тобой?

— Ничего. Просто устала.

— Так иди домой. Поздно уже. И… тут холодно. Ты чего-нибудь ела? Хочешь, пойдем к нам.

Он не представлял себе, как это будет выглядеть и что скажет мама, если он приведет её сейчас к ним домой… Но ему было все равно!

— Нет. Спасибо… — взгляд её чуть просветлел. — Мне пора. Зовут меня… надо идти.

— Да куда ты пойдешь на ночь глядя?

Она снова нахмурилась.

— Это не твое дело. Не мешай мне! — она высвободила руки из карманов, уперлась ему в грудь и изо всех сил оттолкнула от себя.

На пальце тусклым зловещим светом блеснуло кольцо. Луна метнулась на небе, — он готов был поклясться, что секундой раньше её не было над головой. Но теперь она висела над ними, — круглая, окруженная мутным красноватым ореолом тумана… она гляделась в кольцо как в зеркало, и оно засветилось, отражая её загадочный свет…

Неясная тревога заставила его сердце биться сильней. В окне наверху замаячил женский силуэт — мама. Она выглядывала его, приставив ладонь ко лбу.