Наталья Боброва - Юрий Богатырев. Чужой среди своих

• Название: Юрий Богатырев. Чужой среди своих
• Автор: Наталья Боброва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06575-9

Юрий Богатырев – талантливый актер, жизнь и карьера которого, к сожалению, оборвались слишком рано. Он умер всего в сорок один год, однако, несмотря на это, за столь недолгое время сумел сделать очень многое в кино и театре.

---

Почему?

Оставалось догадываться.

А все дело, оказывается, было в том, что этот человек был у него на спектакле, но не зашел за кулисы поздравить и ничего приятного не сказал.

Абсолютно детская обида раздирала Юру.

Потом, через три дня, это мнение менялось на противоположное. Как? Он, к примеру, встречал этого человека на улице, и тот извинялся:

– Извини, у меня не было времени, после спектакля я сразу уехал. Но все было так замечательно, ты играл гениально.

И все. Тут же мнение Юры об этом человеке становилось совершенно другим. А когда я напоминал ему о прежних словах, он искренне удивлялся:

– Неужели я это говорил? Да нет, я не мог этого о нем сказать. Он просто гениальный человек…

Такое абсолютно детское отношение.

И главное – это никогда не влекло за собой никаких поступков. Это все были только слова. Он никогда не мог сделать подлости. Донести, настучать, нашептать. Он по-детски обижался и так же по-детски эти обиды прощал.

* * *

Он был человеком, в общем, довольно одиноким по своей натуре, хотя и постоянно окруженным людьми, которых он называл друзьями. И если он дружил, то влюблялся абсолютно – не важно, какого пола было это существо.

Так, влюбившись в Галину Борисовну Волчек, когда работал в театре «Современник», мыл ей машину. Все там на него косились – думали, что это подхалимаж: молодой артист, пришедший в театр, моет машину главному режиссеру… А это получалось у него совершенно органично. Потом он ушел из «Современника» во МХАТ к Олегу Николаевичу Ефремову, правда, уже машину мыть не стал… Но нашел себе другие обязанности.

* * *

Он был абсолютно человеком настроения. При этом на профессию это не влияло. Просто он существовал как актер все время в любом состоянии.

Я никогда не мог знать, каким его сейчас увижу. Вот я расстался с ним неделю назад, он рассказывал, что репетирует, на его взгляд, все замечательно получается, режиссер доволен, коллеги говорят, что все прекрасно, его приглашают сниматься… И через неделю ты полагаешь, что встретишь того же довольного жизнью человека, с той же интонацией. И вдруг – попадаешь на совершенно другого. Вдруг он печален, думает о том, чтобы бросить эту профессию, уйти из театра, не сниматься больше в кино…

И ты не понимаешь, что на самом деле происходит. А у Юры просто другое настроение.

Насчет ухода из театра – это, конечно, были все пустые разговоры. Куда он мог уйти? В этом было что-то такое… детское. Как ребенок, упавший с качелей, плачет не потому, что ему больно, а потому, что ему необходимо, чтобы его пожалели, чтобы все видели, что он самый несчастный, что он больнее всех ударился.

Вообще, очень много детского в нем было, несмотря на его фактуру, внешность. Я думаю, что такие «детские» искренность и наивность – необходимая принадлежность профессии актера.

* * *

Юра был человеком далеко не глупым, образованным, начитанным, что, в общем, в театральной среде вещь не очень частая. Он регулярно и много занимался. Читал книги – и из нашей библиотеки, из родительской в Красногорске. Часть из них он таскал с собой по всем квартирам, где жил. Причем у него были очень хорошие, дорогие книги по искусству. Он тратил много денег именно на это. Книги и альбомы доставляли ему огромное удовольствие. И он часто их дарил.

* * *

Так он прожил у нас год с чем-то, пока не получил в «Современнике» комнату в общежитии – прямо напротив Кремля.

Тогда я часто ходил в «Современник». Смотрел все премьеры. Но поначалу Юра там играл довольно мало. Как молодой артист, бегал в массовке.

Вот тогда-то у него наступил большой период разочарования. Потому что в училище все молодые актеры блистали – и он, и Костя Райкин… Там все были звездами. У каждого – своя публика, свои триумфы, свой маленький выстроенный мирок.

А дальше приключилась очень «обыкновенная» история, когда кончается «радость песочницы»… Попадая в профессиональный театр, молодой артист окунается совершенно в другую, жесткую жизнь и сразу сползает на десять социальных ступенек вниз. Он становится простым актером массовки.

Как первое время Юра радовался «Современнику», который находился тогда у станции метро «Маяковская»! А потом долгое время как страдал от того, что никаких ролей не было, даже не главных – второстепенных! И всерьез начал подумывать о том, чтобы бросить все, о том, что ему уже не надо заниматься театром… Но подоспело кино – он снялся в фильме «Свой среди чужих…».

* * *

На тех съемках все было такое рисковое, молодежное, лихое… Ни на что особенно мы не рассчитывали, работая очень весело и вкусно. Атмосфера была замечательная…

По жанру это практически вестерн. Хотя история очень простая – о четырех друзьях, которым сложно в мирной жизни найти себе место. В экстремальной же ситуации, когда нужно бежать, хватать, стрелять, – они как рыба в воде. Кстати, все без каскадеров.

А знаменитый эпилог фильма, кстати, придумал наш оператор Паша Лебешев. Был финал самый простой – герои встречались, обнимались… Не хватало эмоций. И Никита Михалков ломал голову, всех теребил: думайте над концом! у нас его нет! И Паша придумал – друзья бегут друг к другу сегодня, а встречаются в прошлом. Съемки шли уже к концу, когда пришла эта идея, и срочно досняли кусок, когда они обнимаются – молодые.

* * *

Александр Адабашьян признается:

– Эту картину сейчас я не могу смотреть как кино. Я смотрю ее так, как смотрят альбом старых фотографий. Все вспоминаю, что было в этом кадре, что перед ним, кто на заднем плане… Кого-то не видел сто лет. Кто-то уже умер… А когда смотрю на массовку, в которой участвовало много чеченцев, гадаю: где они сейчас? живы ли? что с ними сталось?

Потом в «Современнике» ему все-таки начали давать какие-то роли. В спектакле про современную молодежь «Свой остров» он сыграл Януса. Играл в спектакле «Валентин и Валентина» – этот спектакль имел очень громкий резонанс, главную роль там исполнял Костя Райкин.

При этом я не могу сказать, что ему были как-то особенно близки принципы «Современника». Юра был человек абсолютно без всякой «идеологии». Прежде всего, он был очень хороший профессионал. Я думаю, что он мог бы играть абсолютно в любом театре. И по форме он мог быть и очень острым, и очень пластичным, и очень музыкальным… Он замечательно пел, играл на рояле, прекрасно двигался, несмотря на свою не очень ловкую на первый взгляд фигуру. Он же успел еще поучиться в эстрадной студии…

У него был совершенный актерский аппарат, которым он потрясающе владел. Поэтому не было у него никаких «принципов» – в смысле играть только в определенном театре. Он просто любил играть. И умел хорошо это делать.

Какой ценой – другой вопрос.

«Мне иногда кажется, что актерская профессия вообще исключает отдых», – как-то обронил он.

На «Тартюфе», например, ему часто приходилось за кулисами горстями пить адельфан – так было плохо с давлением…

При этом у него никогда не было проблем с дисциплиной. Он был чрезвычайно дисциплинированный человек. Я вспоминаю, что на съемках «Обломова» и «Механического пианино» работали идеально только Юрий Богатырев и Андрей Попов. Они всегда знали текст, всегда появлялись на площадке вовремя, полностью готовыми к работе. Никогда нельзя было видеть их на репетиции бродящими перед камерой со сценарием в руках, повторяющими текст. Юра всегда готовился заранее, текст знал наизусть. То же самое было и в театре.

* * *

Была ему свойственна и ирония – это замечательное актерское качество. Он понимал, что все время нужно себя контролировать. Ни в коем случае нельзя все принимать всерьез. Все время должно быть некое «недреманное око», которое пощелкивает тебя по носу, когда тебя начинает непроизвольно куда-то заносить.

В этом смысле он был совершенно идеальным актером. И во всем, что бы он ни делал в жизни, он всегда был актером.

Я думаю, если бы его на месяц поселить где-нибудь на необитаемом острове – он бы все равно там лицедействовал. К тому времени, когда за ним приехали бы, на этом острове можно было бы найти следы существования четырех или пяти Юриев Богатыревых: отчаявшегося и пытавшегося покончить жизнь самоубийством, и, наоборот, какого-нибудь трудолюбивого Робинзона, и сибаритствующего бездельника, и старого морского волка… Там все было бы. Причем активность этого пребывания подтверждалась бы весомыми зарубками, кострищами, недостроенной хижиной… Это был его способ жизни, способ существования.

* * *

Он никогда ни у кого не просил помощи ни по какому поводу. Ни денег в долг, ни тем более квартиры…

Моя мама, которая его очень любила, часто сама предлагала помощь:

– Юрочка, если что надо, ты говори.

– Нет-нет, спасибо…