Александр Студницын - Алая завеса

• Название: Алая завеса
• Автор: Александр Студницын
• Жанр: Ужасы и Мистика

Роман «Сёстры Лилит» написан в жанре философского мистического триллера. Его основной идеей является поиск души… Некий человек ввязывается в запутанную историю, связанную с исчезновением людей, садизмом, язычеством, религией, сектами и в конце познает истинное устройство бытия. В качестве дальнейшей «аннотации» читайте обязательное предисловие в начале романа.

---

Полные сладостного и почти совершенно забытого уединения ночи удалось провести дома, убивая страхи и бессонницу чтением когда-то купленной, но брошенной литературы под аккомпанемент простуды. Мысль билась о чужую и притуплялась. Хорошо, что всё пролистанное мной в тёмную пору содержало глубокие идеи и пищу для ума, и это препятствовало воскресению прежних страхов, правда, совершенно не запоминалось. Хотя, возможно, просто прошёл шок, преследовавший после госпитализации, и с бессонницей удавалось бороться. Нарастающая занятость в университете уже привела к тому, что гулять в часы мрака, отсыпаясь днём в библиотеке, стало трудно. И в итоге, забываясь до изнеможения работой, я смог снова обрести покой и образ жизни среднего человека. Конечно, изначально подобное давалось тяжело. Первые дни, проведённые за чтением «Критики чистого разума» Шопенгауэра, я сам удивлялся своей откуда-то взявшейся силе воли и болезненному, томному спокойствию. Единственное, что ещё подбадривало, так это благодарность женщине-часовщику, заставившей по-другому взглянуть на вещи. И музыка её невидимых рук сокрушала версию про банальный шок. Торт и конфеты следовало купить и отнести в Промокший дом в качестве знака внимания, как только мне удастся подготовиться к подобному визиту. Достижения первых дней в собственной квартире поражали.

Тем не менее для полноты картины стоит отметить, что пусть власть первого симптома, остававшегося после выписки, в результате всех коллизий ослабла, я всё равно постоянно был на грани отчаяния и рвался на Лесную улицу проверить, не появилась ли там Анна. Лишь благоразумие и подхваченная простуда мешали выйти за дверь. Правда, смутно ещё верилось, что Денис найдёт меня, но даже ближайшие недели не открыли его тайн. Даже того, был ли друг знаком с Людмилой.

Вместо долгожданного появления сводного брата отголоском событий знакомства с часовщиками проявилась одна неприятная история. Пришлось испытать очень сильный страх за пораненную руку в ночь спасения благодаря Алексею Максимовичу и Людмиле. Зато благодаря этой пугающей истории я понял, что к гипсу можно привыкнуть, когда он покрывает только кисть. Нижеописанный инцидент подарил раненому смелости в отношениях с внешним миром и при повреждённом пальце. Чувство беспомощности и несвободы перестало сопровождать мысли о переломе. В некотором смысле и с простудой стало проще, когда адреналин вытравил из тела её отголоски.

О лёгком недомогании и слабости часто думалось в начале следующей недели, утром примерно в те же часы, когда уже по пути на работу в своём районе странная сцена привлекла меня. Фоновым шумом в голове порой вертелись мысли о каких-то беспорядках в центре столицы и митингах, о них шептали где-то услышанные вчера от студентов обрывки разговоров, но здесь подобная обстановка совершенно не отзывалась. Ничто не предвещало беды, и по улицам скользила безрадостная тишина, как вдруг — крики, топот и бегство во дворы. Тревожимый смутным порывом, я кинулся за прохожими. Далеко никто не последовал, но меня повело вглубь двора, подчёркнутого овалом арки и атмосферой засаленной заброшенности. Голоса подростков, летящие оттуда, не внушали страха… Резко — картина: драка среди молодых посетителей утренних улиц, класс девятый по возрасту, если навскидку, может, постарше. Кто-то из них наотмашь, явно желая покалечить, бил неизвестного паренька аналогичного возраста. На это радостно, затаив дыхание, смотрела группа мальчиков и девочек, возможно, одноклассников, одежда коих пестрела значками и заклёпками. Лицо одной наблюдательницы поражало. Сладкая нежность и истома заволокли чуть прикрытые веки. Недетская, зрелая красота, овевала их. Черты сильно походили на красоту Анны… девочка представляла собой будто бы её детскую копию с другим цветом волос… Меня пугала и завораживала эта школьница.

Остальные свидетели корчили из себя разнимающих, но лицо их соучастницы скрывалось в каждом сердце затаённой мечтой. Оно всё олицетворяло богиню и повелевало: «Бей! Я против этого, я на стороне жертвы, но бей! Презри все законы! Они для слабаков, убей, но тихо… медленно». Красный шёлк окутал мои глаза. Очки мешали и были сняты. Я смотрел за избиением, и никто не обращал на меня внимания. Как вдруг истошный вопль заслонил зримое: «Сейчас милицию позову, а лучше сам вас отметелю. Кто ваши родители! Спустились с горы или из лесу только вышли. Откуда вы такие наплодились! Уничтожу вас…»

Я не узнавал свой голос, но это определённо кричал именно он. Подростки смотрели удивлённо и бесстыже, как обнаглевшие кошки. Происходящее не требовало вмешательство. Чувствуй себя ненужным и уходи, советовали их глаза.

Производя гораздо более тяжёлый эффект, чем угрозы, в старшеклассников полетел камень, а затем испуганный мужчина, ведущий это повествование, успел нанести лежащим поодаль отломанным фрагментом небольшой железной ограды несколько ударов, прежде чем основная масса школьников сбила его с ног и приступила к новому бесчинству. По сравнению с недавней похожей ситуацией эта представляла чуть меньше опасности, но травма сковывала движения. Тяжёлые сапоги, бьющие метко, могли изрядно компенсировать неуклюжесть, однако обстановка была на грани.

Тем не менее, постоянно закрывая недавно раненую руку и нащупав газовый баллончик, уже несколько ночей бесполезно таившийся в глубинах макинтоша, я почти прекратил творящееся зверство, но тут заговорил избиваемый парень: «Оставьте, вы не ведаете, что творите, Великий Учитель говорил, что не нужно другой жертвы, есть только он, Искупитель рода людского. Не нужно насилия, пожалуйста!»

Старшеклассник плакал. Рядом утешала его, нежно что-то нашёптывая и близко поднося губу к уху, самая холоднокровная и жестокая из видевших его трагедию, шатенка со сладострастным лицом.

Подростки-убийцы отвлеклись, и, взявшись за оружие, я усилил смятение:

— Лучше бы вы убили меня. Мои пальцы сжимают пистолет, и если хоть одна дрянь тронет кого-либо, скажу, что убил при исполнении. И ещё… в любом случае завтра все в вашей школе узнают о делах, что тут творились. Не повезло вам — мента избивать.

— Да не мент ты, ни фига не похож. Думал обмануть, раз ранец увидел.

— Можете проверить? — газовый баллончик был наготове.

— Это всё Петя виноват. Он нас сам сюда позвал и на митинги в центре приглашал.

— Да, — загалдели все хором.

— Так что, если донесёте, достанется вашему любимчику на орехи. Ещё пожалеет, что вы спасали его. Петя — тот блаженный.

Бросив беглый взгляд на плачущего школьника, я спросил, правда, ли их слова.

— Не нужно ничего делать, не вмешивайтесь, пожалуйста. Они больше не посмеют, — повторял паренёк. На меня в тот миг произвела впечатление внешность мальчика. Совершенно из ряда вон выходящая фактура, хотя ничем конкретным избитый не выделялся. Какое-то сияние и значительность исходили из его непосредственности. Чувствовалось, что темноволосый и кареглазый парень либо обладает скрытым талантом, либо когда-нибудь способен стать человеком, в отличие от своих сверстников.

Во дворе появились случайные прохожие, и старшеклассники стали расходиться.

Проследив до школы за поведением юных преступников, я, валясь с ног от усталости, от которой не мог избавиться, привыкнув к режиму дня полуночника, отправился в столовую при университете, где преподавал и учился. Сильно вникать в дела детей и подростов опасно, можно навредить сильнее своими поспешными действиями, но интуиция шептала, что через неделю совесть не даст мне не поинтересоваться, как дела у спасённого мальчика.

По дороге от школы что-то мялось и мешалось в кармане. Пальцы нащупали плотную, но истерзанную развёртываемую бумагу. Перед глазами предстала забытая прокламация.

Листовка содержала длинные речи, которые никто не читал, а ещё неуместное по содержанию стихотворение:

Чужие храмы
С чужим воспоминанием из проклятого странствия
Я принимал как призраков неузнанные храмы
За виденные где-нибудь не так давно руины,
По мере возвращения не угадав их имени.

Неясно предвещали мне подобные незнания,
Что не к родному городу меня уносит память,
И, находя пристанище, я выбрал дом старинный,
Спросил о дальней родине, не зная, где я именно.

«Почти пришёл», — в смущении хозяева ответили,
Но в комнате мне отданной сквозь щели слышен ветер,
И, мучаясь бессонницей, я выдвинулся к храму.

Наутро неразгаданной та местность безымянная
По мере возвращения знобила ветром спину,
Постройки новым идолам казались мне руинами…
Но и теперь на родине я вижу эти храмы.

Кто автор? Какой-то начинающий мастер или известный, и это послание? Но к чему эти слова, будящие желания?