Анри Бошо - Антигона

• Название: Антигона
• Автор: Анри Бошо
• Издательство: ИНАПРЕСС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-87135-115-8

Переведенный на многие языки роман Анри Бошо (1913 г. р.) посвящен классическому античному сюжету. Это в некотором роде литературное исследование-реконструкция мифа, который лежит в основе современных представлений о психике человека — в ее непреложной динамике и трагическом становлении.

Замечательный стилист показывает нам завершенные и волнующие картины мифологической Греции.

А. Бошо насыщает повествование подробностями страстей и трагедий, которые произошли столь давно, что ни опровергнуть, ни подтвердить их невозможно.

Нам остается только следовать за проникновенным писателем-аналитиком, взвалившим на себя груз античных переживаний.

---

— Я не могла, Клиос, стать для тебя всем в твоей тогдашней жизни. Я не была, я не хотела быть против всех. Я не могла бросить Эдипа. Я была сама собой, и я имела… у меня должно хватить сил думать, что я имела на это право.

Слова эти упали между нами, и слух мой наполнил грохот, с которым они раскатились в разные стороны. Уж не разобьют ли они все, что у нас было?

— Ты имела на это право, — прервал наконец молчание Клиос, — но из-за этого права мы не смогли пережить безграничную любовь. Ту любовь, которую ты узнала лишь по моим ударам, по моему желанию убивать и по моему взгляду, от которого ты не могла отвести свой. Я тогда, после гибели Алкиона, был невменяем. Если я смог пережить его, то только благодаря песням, которые он пел, он позволил мне надеяться на твое существование. Это тебя я искал во время моего безумного блуждания по Греции.

Снова воцарилось молчание, и мы вновь переживали то неповторимое и несостоявшееся, что было в нашем с ним прошлом. Клиос подошел ко мне, и, когда он нежно положил на мое плечо свою руку, я вместе с ним вернулась в настоящее. Он усадил меня рядом с собой на ствол поваленного дерева; сначала мы молчали и, кроме этого молчания, нам было ничего не нужно, потом Клиос произнес;

— Я знаю, Антигона, что ты уже не та, ты уже не сможешь пропасть со мной в преступлении. И я теперь тот, кого ты изменила, кого ты, шаг за шагом, вернула к жизни. К счастливой жизни, но в ней — и Ио это известно — одна часть меня чувствует себя узницей. На дороге ты стала Антигоной Клиоса и Эдипа, которые расставались с преступлением. Теперь ты, вопреки себе самой, Антигона всей Греции, я должен делить тебя со всеми, но я не хочу ни с кем делиться. В конце концов тебе нужно это узнать. И я должен у тебя спросить, почему ты предпочла во мне спутника Эдипа, живописца, тому, для кого не существовало границ, предпочла цивилизованность той великой дикости, которая визжала во мне и только и делала, что отбивалась?

Вопрос этот всколыхнул во мне ту же дикость, что жила и в моей натуре, и я, как и он, не хотела, чтобы она умирала.

— Я ничего в тебе не выбирала, Клиос, ничего ничему не предпочитала, я любила тебя всего, таким, каким ты был. Но уйти с тобой, пережить ту безграничную любовь, о которой ты говоришь, значило бы бросить Эдипа. Сделать так, как будто его не существует, как Лай, когда захотел убить его из-за Оракула. Как Фивы и Креонт, когда они изгнали Эдипа из города, как мои братья, когда они позволили совершиться этой несправедливости. Я не согласилась бы его бросить. Вы оба были преступниками, от которых все отступились, я была молодой дурочкой, обманутой дворцовой жизнью, я ничего не понимала, но, что и преступники имеют право на любовь, я знала точно. Вот я вам и дала свою любовь — сколько смогла. Отдай я тебе все, Клиос, Эдип бы уже ни на что не имел права, а это было бы еще большим преступлением, чем те, что совершили вы.

Взгляды наши встретились, и по Клиосовым глазам я увидела, что он понял меня: в это мгновение мы разделили нашу непокорность, и теперь дикая часть его и моей натуры пели невозможную, неутешную славу тому, от чего мы отказались. Счастье и несчастье слились в бушующем единстве, сменяя друг друга, мы разделили с ним все, достигли блистающей вершины, и не скоро — постепенно — вернулась к нам способность говорить.

— Когда я покинул вас с Эдипом, мне нужно было самому научиться быть себе поводырем, и сегодня…

— Сегодня, Клиос, покину тебя я и одна вернусь в Фивы.

— Из-за преступлений, которые собираются совершить твои братья?

— Преступления эти еще не совершены.

— Будут, Антигона, и самое плохое — что ты это знаешь. Ты возвращаешься в Фивы, как будто подчиняешься какому-то приказу.

— Нет никакого приказа, Клиос, есть любовь и сострадание к Фивам и к моим братьям — этому я и должна подчиниться.

— Что это значит — подчиниться? — проворчал Клиос. — Чему подчиниться?

Я удивилась, что он не понимает того, что совершенно очевидно, особенно у него в горах.

— Подчиниться — как росток, который выходит из земли, как ручей, который течет.

— Это не для меня, Антигона, — возмутился Клиос, — я не такой, как ты, я не растение, которое, как ему положено, тянется к солнцу, я, как и твои братья, похож на бешеный поток.

Он и вправду временами напоминал моих братьев, и я потонула в воспоминаниях.

— Когда я была маленькой, — проговорила я, — а Этеокл и Полиник дрались, они в слезах прибегали ко мне. Их печалило, что им приходилось драться, тогда как они так любят друг друга. Я прижимала их к себе своими ручонками, я целовала их злые руки, я успокаивала их ничего не значащими словами. Они вставали и неожиданно уходили, чтобы вернуться к своим играм, а я, довольная, следила за ними издалека. Вот эта-то маленькая девочка, которая непонятна себе самой, и зовет меня в Фивы, но она, Клиос, не обманывает тебя. Голосок у нее слабый, но настойчивый, и я должна подчиниться ему.

Клиос погрустнел — он не мог ни согласиться с тем, что я только что сказала, ни возмутиться в ответ.

— Когда ты уходил от нас, Клиос, я дала тебе свободу, сказав: «Уходи завтра». Мы были счастливы снова встретиться, сегодня твоя очередь дать свободу мне.

— Эти мальчики, которых ты утешала, — попытался было упираться Клиос, — стали могучими мужчинами, разбойниками в царских одеждах. Убийцами, которые зовут мою Антигону, чтобы втянуть ее в свое грязное преступление.

Я промолчала, я чувствовала, что должна оставаться непреклонной, но при этом полностью доверять ему.

Клиос вздохнул, отвернулся на мгновение и в конце концов с усилием произнес:

— Я даю тебе, Антигона, свободу, даю…

Тишина снизошла на нас, полная боли и нежности.

— Наверное, то, что ты пережила с Эдипом, то, что мы пережили все втроем, помогло той женщине, кто принимает сегодня свободное решение и собирается покинуть меня.

— Я не этого хотела, Клиос, просто так получилось.

Клиос принял эти слова, я для него такая, как есть, я поняла это, и волна радости подхватила меня и подняла. На мгновение Клиос оторвал меня от земли, поднял на вытянутых руках. Он смеялся, мы оба храбро смеялись. Он поставил меня на землю.

— Каждому из нас еще предстоит длинный путь, Клиос, надо поесть.

Он согласно кивнул, мы развели огонь, сели рядом и стали ждать, когда будет готов ужин. Это было счастливое мгновение: я так любила смотреть, как Клиос живет, разговаривает со мной, — он так красив! Красивее его только Полиник, но Полиник так и остался царственным юношей, а Клиос превратился в мужчину.

Мы ели не спеша, растягивая каждое мгновение этой последней совместной трапезы. Через годы и испытания мы пронесли любовь, превосходившую нас самих. Время текло в глубине наших глаз и умиротворенных сердец, но солнце продолжало в небе свой ход, и пора уже было думать о дороге. Я попросила Клиоса выполнить в камне у него в горах тот загадочный рисунок, что наметил Эдип, месяцами выписывая вокруг Афин полукружия.

— Разумеется, у меня для этого есть люди и Тезеевы деньги. Я тоже хочу попросить тебя, Антигона, об одной вещи. В Фивах у тебя будут тайные враги, тебе будут расставлять ловушки. Не слушай никого, кроме Исмены и моего друга К. Исмена злится на тебя — это правда, но она тебя любит, и, как в твоей семье, так и при дворе, ты можешь доверять только ей.

Я удивилась: в Афинах Клиос подолгу беседовал с Исменой, но для меня было неожиданностью, что он таким образом заговорит со мной о ней.

— Она познакомит тебя с К. Это мой лучший друг, я отправил его к ней из-за тебя. Это великий музыкант — к сожалению, он болен, но это не мешает ему быть настоящим политиком, который сделает так, что ему будет известно все, что происходит в Фивах, и он сможет помочь тебе. Если ты там окажешься в опасности, а ты в ней окажешься, — зови меня! Обещаешь? — Я застыла в нерешительности, и Клиос настаивал: — Так нужно, обещай мне!

Его просьба растрогала меня, но разум неожиданно поразили безумные видения: отчаяние охватило меня; дрожа, я выпрямилась перед Клиосом во весь рост.

— Клиос, никогда не испытывай невозможное! — проговорила я, но другие силы распоряжались уже моим голосом: — Между Фивами и тобой, между нами, громоздятся опасности одна на другую и самая ужасная из смертей — я вижу их. Ворота Фив заперты, на стенах выставлены стражи, которые убивают все, что появляется перед стенами. На равнине и далее до горизонта — полчища осаждающих, и среди них множество варварских всадников, кого фиванцы считают дикими тварями. Эти ужасные люди могут убить тебя, Клиос, а если ты ускользнешь от них, тебя погубят фиванцы. На наших стенах выставляют головы погибших лошадей, взятых у кочевников. Для них это неискупаемое преступление, и я вижу, как эти жадные до мести всадники несут на своих копьях окровавленные головы фиванцев. Между двумя этими лагерями растет и набирает силу поток насилия и ненависти. Не старайся перейти его, я запрещаю тебе это, я говорю «нет». Я имею право запретить тебе, потому что это я отдала тебя Ио, вашим детям, тем, чье существование будет превознесено твоими картинами.