Фаина Раневская - Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

• Название: Как я была Пинкертоном. Театральный детектив
• Автор: Фаина Раневская
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9955-0870-0

К 120-летию Фаины Раневской.

Правду говорят, что талантливые люди талантливы во всем. Вот и Раневская была не только великой актрисой и автором множества знаменитых острот, афоризмов и анекдотов, но, оказывается, еще и писала замечательную прозу и сама ее иллюстрировала. Этот роман – ее первый опыт в жанре комедийного детектива, ждавший публикации более полувека.

В разгар крымских гастролей прославленного театра бесследно исчезает его прима, главная звезда СССР Любовь Павлинова (явный намек на Любовь Орлову, с которой у Раневской были непростые отношения). Что это – несчастный случай или предумышленное убийство? Кто столкнул звезду за борт? И нет ли тут, упаси бог, «политики»?! Ведь Павлинова – любимица Вождя, который собирался лично посетить ее бенефис!

Если под подозрением вся труппа, когда бессильны и милиция, и госбезопасность, за расследование берется самая «несносная» и насмешливая актриса театра, которую за ее острый язык вечно держат «на ролях старух» и в которой несложно узнать саму Раневскую.

Читайте ее блистательный, язвительный и гомерически смешной «театральный детектив» в лучших традициях булгаковского «Театрального романа» и «12 стульев» Ильфа и Петрова!

---

Мы не стали задерживаться у пристани негостеприимного города с неопределенным названием и засильем идиотской идеологии, надеясь, что на следующих остановках будет иначе.

Происшествие на некоторое время отвлекло всех от расследования преступления, но только на время. Малозаседателево не успело скрыться из глаз, а Проницалов взялся за свое.

И тут произошло событие, повернувшее всю историю, хотя и не сразу, – Проницалов увидел Свистулькина.

Я заметила, что Василий старательно прячется от милиционера, посмеялась, предположив, что Свистулькин должен быть на работе, а не на пароходе далеко от Тарасюков, но на том и закончилось. И вдруг трубач, на несколько минут потеряв бдительность, попал на глаза Проницалову.

– Василий? – изумился присутствию земляка милиционер. – А ты что здесь делаешь?

– Я… это… в оркестре играю.

– В каком оркестре? – продолжал недоумевать служитель порядка.

– В тутошнем, – Вася уже не был столь уверен в своей нынешней причастности к столичному искусству.

На помощь пришел Обмылкин, он принялся горячо убеждать Проницалова, что товарищ Свистулькин теперь трубач театрального оркестра и никто лучше него партию трубы исполнить не может.

– Его прислали от отдела культуры на замену Михельсону как первую скрипку, но вы же понимаете, что первая скрипка…

Проницалова, ввиду его откровенной молодости, никто на «вы» не звал, для тарасюковских он вообще был Васькой-милиционером, да и то лишь третий день, а вкрадчивый тон Модеста Обмылкина сродни взгляду удава. Милиционер, почувствовав себя не в своей тарелке, быстро закивал:

– Я не возражаю.

Словно кто-то спрашивал его разрешения.

Обмылкин, выручив свое приобретение, удалился разучивать с Гваделуповым очередной шедевр, а Василий вдруг бочком приблизился к милиционеру и тихо позвал:

– Товарищ Проницалов… Вась…

Тот обернулся, зашипев сквозь сомкнутые зубы:

– Какой я тебе Вася?

– Дак я это… показать чего хочу.

Все происходило в двух шагах от скамейки на верхней палубе в кормовой части, где я наслаждалась легким ветерком, отравляя свежий воздух табачным дымом – курить разрешалось только там.

– Ну, показывай, – милостиво разрешил Проницалов, старательно глядя в сторону от Василия.

Тот жестом подозвал земляка к корме по левому борту возле моей скамьи.

– Во!

Перегнувшись через поручни, Проницалов некоторое время внимательно изучал что-то, а потом даже присвистнул:

– И давно это?

– С той ночи, – заговорщически сообщил Василий.

Не выдержав, я тоже заглянула. Можно бы и не перегибаться, сразу виден тонкий газовый шарфик, унесенный ветром и зацепившийся за какую-то выступающую железяку почти на уровне воды (кажется, это называется умным словом ватерлиния).

Улица, улица, ты, брат, пьяна…

Проницалов соизволил заметить меня и зачем-то поинтересовался:

– А вы тут курите, да?

Я сделала круглые глаза и сообщила:

– Нет, утреннюю зарядку делаю.

– Скоро вечер, – уточнил начинающий милиционер.

– Значит, вечернюю.

– Сидите здесь и никуда не уходи́те! И никому ни слова об этом! – Надо отдать должное четкости распоряжений товарища Проницалова. Им бы еще смысл…

Я отчеканила в ответ:

– Не сдвинусь, мамой клянусь!

– Чего? – сделал шаг назад, рванувший в сторону трапа милиционер.

– Идите уж, – махнула я рукой.

Четверть часа я сверху наблюдала за стараниями Проницалова достать багром этот самый шарфик. Дался он ему! Таких голубых газовых шарфиков полно, они у каждой девушки в гардеробе.

Проницалов шарфик достал, а я… Возвращаясь на лавочку, где мне приказано сидеть не шевелясь, в очередной раз зацепилась за железяку у борта. Вот так во всем! Неужели нельзя ее как-то срезать? Не заметят, пока кто-нибудь не разобьет лоб, споткнувшись!

Слегка наклонилась, чтобы оценить, насколько трудно удалить этот крюк, и замерла. Железяка была не одна, удалить их едва ли возможно, но главное – между какими-то загогулинами застрял оторванный каблук. Это была не подметка парусиновой туфли, а деталь качественной, сшитой на заказ обуви, такую могли позволить себе немногие в Москве. В другое время я бы внимания не обратила: мало ли оторванных каблуков даже от дорогих дамских туфель валяется там, где их лишились? Но шарфик и каблук немедленно связались воедино и… Внутри все похолодело.

– Товарищ Проницалов, поднимитесь, пожалуйста, сюда.

Милиционер поднял голову, махнул мне рукой:

– Лучше вы спускайтесь, мы шарфик достали.

– Нет, вы нужны именно здесь. Я кое-что обнаружила.

Следующие полчаса мы имели возможность наблюдать удивительную картину.

Проницалов развил бурную деятельность. Мгновенно вникнув в суть моих мыслей, он принялся изучать палубу. Для начала милиционер строго отмерил границу, которую никому из нас не дозволялось переступать. Потом прополз всю отведенную для осмотра территорию на карачках, собирая малейший мусор. Потом товарищ Проницалов принялся ставить следственный эксперимент.

Он встал там, где нашелся каблук, покрутил ногой, явно соображая, как тот мог оторваться, заглянул вниз. Отошел назад, снова подошел…

Василий вдруг начал делать милиционеру какие-то знаки, которые тот упорно не замечал, будучи увлечен работой мысли. Я оценила толковость начинающего стража порядка, он мыслил правильно. Я сама представила такую же картину: женская фигура у самых поручней, ветер срывает с шеи шарфик, который улетает, она перегибается, пытаясь поймать.

Поручни не так низки, чтобы через них перевалиться, не имея рост Гваделупова или самого Проницалова, значит, ей помогли. Чья-то недобрая рука подтолкнула. Но тогда должен быть слышен всплеск и вообще звук падения?

Обдумать это не успела, Свистулькин потерял надежду быть замеченным милиционером визуально и подал голос:

– Вась… слышь? Товарищ Проницалов, я чего сказать хочу…

Тот не отозвался даже на товарища Проницалова. Я окликнула громче:

– Товарищ Проницалов, у свидетеля есть показания.

– У какого свидетеля? – наконец отреагировал Проницалов.

– Вот! – я ткнула пальцем в нетерпеливо топтавшегося на месте Свистулькина.

– Чего тебе?

Тот, не смея переступить определенную милицией черту, делал знаки, чтобы Проницалов подошел ближе.

– Я чего слышал-то… Вроде как баба, то есть женщина, смеялась сначала, а потом вскрикнула, и эта… плеснуло что.

– Когда?

– Дак ночью же.

– Где?

– Тута.

Может, Василий и имел идеальный музыкальный слух, но сообразительностью и прочим явно не страдал.

– А ты как тут оказался?! – почти возопил Проницалов, словно подслушав мои мысли.

– А я это… Меня на палубе ночевать оставили. На скамейке внизу спал. Вот и слышал.

– Ты почему раньше ничего не сказал?!

– Дак это… не спрашивали.

– Повтори еще раз, и толково.

– Ага. Я, значит, это… ну, я спать улегся там внизу. Почти заснул, потом слышу, вроде это… наверху, то есть тута, смеется кто. Ну, я чего… мне чего… я и повернулся на другой бок. Потом вроде вскрик и плеск.

– Сильный?

– Кто?

– Всплеск громкий? Ну, что упало-то?!

– Не знаю. Тут пароход загудел сначала встречный, потом наш откликнулся, я не слышал.

– А потом?

– Потом тихо было. Я заснул.

– Не посмотрев за борт?! Там же человек!

– Какой? – перепугался Свистулькин.

– Ты же сказал, что кто-то упал.

– Я посмотрел. Не было там никого.

Отчаявшись добиться от земляка толкового рассказа, Проницалов еще раз внимательно осмотрел место происшествия, вернее, преступления. Ничего нового. Забыв о том, что новенькая форма может помяться или испачкаться, он проявил недюжинное служебное рвение и лично облазил весь пароход от трубы до ямы с углем. Итогом явилось заявление:

– Вы правы, товарищ Раевская, труп действительно за левым бортом.

Честно говоря, от этой нечаянной проницательности мне стало не по себе. Новые улики не обнаружились, но прежние однозначно складывались в версию: чье-то тело перекинули через поручни вниз с верхней палубы! Тело женское, именно ему принадлежали шарфик и сломанный каблук.

Но после той ночи единственной, кого не хватало среди пассажиров «Володарского», была Любовь Петровна!

Вывод напрашивался один, причем самый страшный: Любовь Петровну Павлинову утопили!

Оставалось найти труп.

Глава 4. Мало знать, что тебе нужно, хорошо бы понимать зачем

Столько глупостей в жизни совершается из-за непонимания.

Осознав, что спрятать даже расчлененный труп Примы на пароходе просто невозможно, не задействовав для этого половину экипажа, Проницалов наконец сообразил, что искать надо на дне, но не там, где мы уже находились, а подле Тарасюков. Он связался со своим начальником, вернувшимся от тещи из деревни, и изложил ситуацию. Нам Проницалов сообщил, что возле Тарасюков тело начали искать с баграми.