Жюль Верн - Том 9. Архипелаг в огне. Робур-Завоеватель. Север против Юга

• Название: Том 9. Архипелаг в огне. Робур-Завоеватель. Север против Юга
• Автор: Жюль Верн
• Жанр: Научная Фантастика

Жюль Верн. Собрание сочинений в 12 томах. Том 9

Содержание:

Архипелаг в огне. Перевод С.М. Викторовой (гл.1-8) и С.Е. Шлапоберской (гл.9-15) (7)

Робур-Завоеватель. Перевод Я.З. Лесюка (185)

Север против Юга. Перевод под редакцией Р.А. Гурович (389)

Комментарий (701)

---

Посадить саколеву на мель, указав ей ложное направление в узких проходах залива, в темноте, еще не совсем полной, но уже затруднявшей движение судна, не составляло никакого труда.

- К фонарю! - коротко скомандовал Годзо, которому вся шайка привыкла беспрекословно повиноваться.

Приказание старого моряка было понято. Через минуту сигнальный огонь - обыкновенный фонарь, горевший на вершине шеста, водруженного на невысокой дамбе, - внезапно погас.

Тут же на его месте зажегся другой; но если первый, неподвижный светоч неизменно указывал мореплавателям верный путь, то второй, то и дело менявший свое место, преследовал противоположную цель: заставить корабль сбиться с пути и наткнуться на какую-нибудь подводную скалу.

Это был точно такой же фонарь, только пираты привязали его к рогам козы, которую медленно водили по нижнему склону берега. Огонь, перемещаясь вместе с животным, должен был служить судну ложным маяком

Местные жители, конечно, не раз проделывали такую штуку. И эти преступные проделки почти всегда приводили к желанной цели.

Саколева все же вошла в фарватер. Она уже спустила грот и теперь несла только кливер и латинские паруса на корме. Большего ей и не требовалось, чтобы подойти к берегу и бросить якорь.

К величайшему удивлению итилонцев, наблюдавших за маленьким судном, оно с непостижимой уверенностью двигалось по извилистому проливу. Казалось, саколеве и дела нет до переносного фонаря, привязанного к рогам козы. Даже при дневном свете нельзя было бы маневрировать точнее. Видно, капитан ее не раз преодолевал преграды на подходе к Итилону и знал их так хорошо, что они не пугали его даже глубокой ночью.

С берега уже можно было разглядеть этого отважного моряка, стоявшего на носу корабля. Теперь его силуэт явственно выступал из мрака. Капитана с головы до ног покрывал «аба» - шерстяной, в широких складках плащ с капюшоном. Право, ничто в этом человеке не напоминало скромного хозяина каботажного судна, который, ведя свой корабль среди скал, перебирает с молитвой крупные четки; без них не обходится ни один моряк, плававший в водах Архипелага. Этот же, даже не повышая голоса, невозмутимо подавал команду рулевому. Внезапно блуждающий огонек на берегу погас. Однако это не помешало саколеве неуклонно продолжать свой путь. Но вот судно сделало резкий поворот, и на мгновение возникла опасность, что в непроглядном мраке оно наскочит на скалу, выступавшую из воды в кабельтове от входа в гавань. Едва заметное движение руля - и корабль, изменив направление, обогнул риф, едва не задев его.

Столь же ловко рулевой миновал и другой подводный камень, который загораживал фарватер, оставляя в нем только узкий проход; здесь, вблизи желанной стоянки, разбился не один корабль, независимо от того, находился его лоцман в сговоре с итилонцами или нет.

Итак, пираты больше не могли рассчитывать, что крушение отдаст им в руки беззащитную саколеву. Еще несколько минут, и она бросит якорь в гавани. Чтобы завладеть судном, нужно было непременно взять его на абордаж.

Посовещавшись друг с другом, мошенники решили приступить к делу. Сгустившаяся тьма как нельзя лучше благоприятствовала их планам.

- К лодкам! - скомандовал старый Годзо, чьи приказы никогда не встречали возражений, особенно когда он призывал к грабежу.

Человек тридцать здоровенных головорезов, вооруженных пистолетами, кинжалами и топорами, прыгнули в лодки, стоявшие на привязи у причала, и поплыли к судну; пираты располагали бесспорным численным превосходством над экипажем корабля.

В тот же миг на саколеве послышалась отрывистая команда. Корабль, миновав проход, очутился на середине гавани. Отдали фал, бросили якорь, и, вздрогнув от толчка, вызванного его падением, судно застыло в неподвижности.

Лодки находились теперь лишь в нескольких саженях от саколевы. Даже самый беспечный экипаж, зная дурную славу итилонцев, схватился бы за оружие и на всякий случай приготовился к отпору.

Однако на судне все оставалось попрежнему. Едва оно стало на якорь, как капитан перешел с носа на корму, а матросы, не удостоивая вниманием приближающиеся лодки, преспокойно занялись уборкой парусов, торопясь очистить палубу.

Однако, насколько можно было заметить, они не плотно стягивали паруса, так что стоило лишь налечь на фалы, и судно сразу же могло вновь поставить паруса.

Первая лодка пристала к саколеве слева. Затем и остальные со всех сторон навалились на нее. А так как фальшборт судна был невысок, то нападающие без труда перешагнули его и с грозным ревом рассыпались по палубе.

Самые исступленные устремились на корму. Один из них схватил фонарь и направил его на капитана.

Тот резким движеньем сбросил с головы капюшон, и его ярко освещенное лицо выступило из мрака.

- Эх, вы, итилонцы! - укоризненно произнес он. - Уже не узнаете своего земляка Николая Старкоса?

И он спокойно скрестил руки на груди. Не прошло и минуты, как лодки поспешно отвалили от судна и направились к берегу.

ГЛАВА ВТОРАЯ Лицом к лицу

Минут через десять от саколевы отделилась легкая гребная лодка, «гичка», и вскоре у подножья мола из нее высадился никем не сопровождаемый безоружный моряк, только что обративший в бегство итилонцев.

Это был капитан «Каристы» - так называлось парусное судно, незадолго до того бросившее якорь в гавани.

Николай Старкос был среднего роста, с могучей грудью, мускулистыми руками и ногами. Он носил на голове плотную морскую шапку, оставлявшую открытым высокий упрямый лоб; его черные волосы кольцами рассыпались по плечам. Зоркие глаза глядели сурово. Не в пример клефтам, он не закручивал свои длинные торчащие усы, густые и пышные на концах. Капитану Старкосу можно было дать лет тридцать пять с небольшим. Но обветренная кожа, жесткое выражение лица, глубокая складка на лбу - мрачная борозда, свидетельствовавшая о дурных наклонностях, - сильно его старили.

Он не носил ни куртки, ни жилета, ни фустанеллы - традиционного костюма паликара. Его кафтан с капюшоном коричневого цвета, расшитый темным шнурком, широкие зеленоватые шаровары, заправленные в высокие сапоги, скорее напоминали одежду моряка с берберийского побережья.

А между тем Николай Старкос был чистейшим греком и уроженцем Итилона. Здесь он провел свои детские годы. Среди этих утесов подростком, а затем юношей изучал жизнь моря. У этого побережья плавал, отдаваясь на волю течений и ветров. Вокруг не было ни одной бухты, где бы он не измерил глубину вод и крутизну берегов, ни одного рифа, каменистого участка дна или подводной скалы, чье местоположение не было ему известно. Не нашлось бы ни одного поворота в извилистом фарватере, сквозь который он, без компаса и не прибегая к помощи лоцмана, не провел бы любой корабль. И нет ничего удивительного, что ложные сигналы его земляков не помешали ему уверенно направлять ход саколевы. Впрочем, он отлично знал, что итилонцы - народ ненадежный: ему доводилось видеть их в деле. В сущности это были прирожденные хищники, но он не осуждал их: его-то они не трогали!

Но если Старкос знал итилонцев, то и итилонцы знали Старкоса. После того как его отец, подобно тысячам других патриотов, стал жертвой жестокости турок, мать Николая, обуреваемая жаждой мести, только и ждала случая, чтобы ринуться в первое же восстание против оттоманского ига. Он сам, едва ему исполнилось восемнадцать лет, покинул Мани, и первые странствия по морю, преимущественно в водах Архипелага, стали для него школой не только мореходного искусства, но и пиратского промысла. На каких кораблях служил он в ту пору своей жизни, кто из знаменитых флибустьеров и корсаров были его вожаками, под каким флагом он впервые сражался, чью кровь проливал - врагов Греции или своих соотечественников, - на все эти вопросы никто, кроме самого Старкоса, не ответил бы. Его не раз встречали в различных портах Коронского залива. Пожалуй, некоторые земляки Старкоса могли бы кое-что рассказать о его разбойничьих подвигах, совершенных не без их участия, о захваченных и пущенных на дно торговых кораблях, о богатой добыче, попавшей к ним в руки. Однако некая тайна окружала имя Николая Старкоса. И тем не менее у него была столь громкая известность, что вся Мани склонялась перед ним.

Вот чем объясняется прием, оказанный этому человеку жителями Итилона, вот почему, увидев его, они так испугались, что у них пропала всякая охота грабить саколеву, как только выяснилось, кто ею командует.

Едва капитан «Каристы» причалил к берегу, чуть позади мола, как туда во множестве сбежались мужчины и женщины и почтительно выстроились на его пути. Когда он сошел на пристань, в толпе не раздалось ни единого возгласа. Казалось, Старкос обладал магической властью: с его появлением все вокруг затихало. Итилонцы ждали его слов, но он, по обыкновению, молчал, и никто не смел заговорить с ним первым.