Андрей Воронин - Жди меня

• Название: Жди меня
• Автор: Андрей Воронин
• Жанр: Детектив

---

Княжна проводила Зеленских до ворот и поспешила захлопнуть за ними калитку. Этот визит произвел на нее тяжелое двойственное впечатление. Реакция княгини на ее рассказ окончательно убедила Марию Андреевну в том, что ей лучше всего помалкивать о своих приключениях. Забота Аграфены Антоновны об ее благополучии, которая месяцем раньше показалась бы княжне вполне естественной, теперь выглядела наигранной и неискренней. В этой заботе княжне чудился какой-то странный подтекст, который она, как ни старалась, никак не могла прочесть.

Между тем княгиня Аграфена Антоновна, садясь в карету, задержалась на подножке и, обернувшись к мужу, со вздохом молвила:

- А и дурак же ты, батюшка! "Пустое, матушка", - передразнила она. Как же, пустое! Ты долги-то свои считал, князюшка? То-то и оно, что не считал! "Пусто-о-ое..." Как есть дурак!

- Матушка, при княжнах-то зачем же? - виновато пробормотал князь Аполлон Игнатьевич, который никак не мог взять в толк, в чем же он, собственно, провинился. Вина, и притом весьма крупная, за ним явно была это ясно читалось по лицу Аграфены Антоновны с того самого момента, как он предложил оставить при княжне Вязмитиновой двоих своих людей, но в чем конкретно заключалась эта вина, князь никак не мог сообразить.

- При княжнах-то? - переспросила Аграфена Игнатьевна. - А это, батюшка, чтобы они знали, каково за дураков-то замуж выходить. А, какое там замужество, когда приданого - одни долги!

- А княжна Мария-то здесь при чем? - все еще не в силах уразуметь очевидных вещей, развел руками князь.

- А при том, батюшка, что она богата. У нее денег куры не клюют, а годков-то ей всего шестнадцать.

До того как она сможет сама своим наследством распоряжаться, еще пять лет должно пройти, а за это время умный человек многое мог бы успеть! И свои дела в порядок привести, и дочерям приданое справить... Приютили бы сиротку, а там, глядишь, и опекунство...

Князь с треском ударил себя ладонью по лбу.

- Обухом, батюшка, обухом, - посоветовала княгиня. - Как раз впору будет, по твоему-то лбу...

- Да пустое все, - несколько придя в себя, сказал князь. - А ну, как она замуж выскочит? Невеста богатая, и собою хороша...

- Не выскочит, - усмехнулась Аграфена Антоновна. - Уж об этом-то я позабочусь. Да ты слыхал ли, что она сама про себя рассказывает? Кому ж она такая нужна-то?

- Какая - такая? - не понял князь.

- А, - махнула рукой Аграфена Антоновна, - что с тобой разговаривать! Трогай! - крикнула она кучеру и захлопнула за собой дверцу кареты.

Длинный обоз тронулся с места и, прогромыхав по Ордынке, скрылся за углом.

***

В курительной пахло кожаной обивкой кресел, крепким английским одеколоном и трубочным табаком - одним словом, старым князем. Запах этот, казалось, навеки пропитал стены просторной квадратной комнаты с широким, занавешенным тяжелыми портьерами, эркером. Стены курительной были до самого потолка обиты персидскими коврами ручной работы и увешаны оружием всех времен и народов - совершенно исправным, любовно заточенным, заряженным и начищенным до ослепительного блеска. Здесь были пистолеты, мушкеты, охотничьи ружья, старинные алебарды, кистени, сабли, кинжалы и шпаги тяжелые, широкие, служившие не столько деталью туалета и знаком принадлежности к дворянскому сословию, сколько смертоносным оружием. У окна на специальной подставке сверкала надраенная до яростного солнечного блеска шлюпочная кулеврина, а рядом с ней на паркете были аккуратной горкой сложены ядра - хоть сию минуту заряжай и пали по соседнему дому. Пребывая в раздраженно-язвительном состоянии духа, князь Александр Николаевич частенько грозился так и поступить, утверждая при этом, что соседи, дознавшись, кто стрелял, побегут не в полицию жаловаться, а, наоборот, к нему - просить прощения. Впрочем, дальше разговоров дело так и не пошло, и соседи Александра Николаевича остались в блаженном неведении относительно нависавшей над ними в течение многих лет нешуточной угрозы.

Княжна Мария немного постояла на пороге, вдыхая знакомый с детства запах, потом прошла в комнату и осторожно опустилась в глубокое кожаное кресло с высокой спинкой, в котором, бывало, любил сиживать старый князь, покуривая трубку, шелестя развернутой газетой и отпуская ядовитые комментарии по поводу прочитанного. На низком столике красного дерева с инкрустированной слоновой костью крышкой стояла глубокая каменная чаша, наполненная трубками, среди которых, по словам старого князя, попадались по-настоящему ценные коллекционные экземпляры, коим было по двести и более лет.

Протянув руку, княжна на ощупь взяла одну трубку, поднесла к лицу, понюхала и даже попыталась затянуться. Трубка издавала резкий горький запах. То ли от этого запаха, то ли от вызванной усталостью слабости, то ли от одиночества и тоски по деду на глаза Марии Андреевны навернулись слезы, и она немного поплакала, держа в руке пустую холодную трубку, вырезанную сто лет назад из верескового корня и не раз служившую Александру Николаевичу Вязмитинову единственной собеседницей во время долгих ночных раздумий.

В дверь негромко постучали. Княжна вздрогнула, положила на место трубку, торопливо вытерла слезы и крикнула: "Войдите!" Дверь отворилась, и на пороге появился солдат, приставленный к ней в качестве кучера.

- Прощения просим, ваше сиятельство, - сказал он, комкая в руке шапку. - Дозвольте обратиться!

- Говори, голубчик, - сказала княжна. - Прости, имени твоего не знаю.

- Литовского пехотного полка рядовой Матвей Петров Ложкарев, - четко, по-военному представился солдат. - Не извольте гневаться, ваше сиятельство, дозвольте обратиться с прошением к вашей милости.

- С прошением? - Княжна была искренне удивлена, так как не видела, о чем кто бы то ни было мог просить ее в ее нынешнем положении. - Изволь, голубчик. Сделаю, что смогу. Беда лишь в том, что могу я не много.

- А нам, ваше сиятельство, много и не надобно, - ответил солдат. Прошение наше простое: отпустите вы меня, Христа ради! Увольте, ваше сиятельство, никак не могу я при вас далее состоять!

- Позволь, - растерялась княжна, - позволь, Матвей Петрович! Разве я тебя чем-то обидела?

- Никак нет, ваше сиятельство! Премного вами довольны, а только отпустите вы меня. Вот, ей-богу, отпустите! Век за вас молиться буду.

- Погоди, Матвей Петрович. Ну, предположим, отпущу я тебя... Куда же ты пойдешь - в лес?

- Зачем же в лес? - степенно и без тени обиды сказал солдат. - Наша дорога известная - назад, в третью роту, под ружье. Мыслимое ли это дело в кучерах состоять, когда братки с французом насмерть бьются! Верите ли, ваше сиятельство, извелся я весь. Ведь сколько мы этого генерального сражения-то дожидались, а тут - эвон, какая оказия: в тыл вас везти. Вы барыня хорошая, обходительная, а только увольте, Христом богом прошу! Вона, во дворе вас два бугая дожидаются. Морды у обоих такие, что хоть самих в оглобли запрягай. Вот они пущай вас куда надобно и доставят. А мы потихоньку, полегоньку, с каким-нибудь обозом... Глядишь, и я успею какого-никакого мусью штыком промеж ребер пощекотать. Уж больно у меня на них, нехристей, руки чешутся. Отпустите, ваше сиятельство! Не извольте гневаться, отпустите!

- А рука-то как же? - окончательно потерявшись, спросила княжна. Болит рука-то?

- Рука - не это самое... виноват, ваше сиятельство, сорвалось. Чего ей сделается, руке-то? На месте рука. Уж коли с вожжами управляюсь, так с ружьем и подавно управлюсь, потому как это дело нам привычное. Душа-то сильнее болит.

- Болит? - переспросила княжна.

- Спасу нет, ваше сиятельство. Прошлую-то ночь, не поверите, глаз не сомкнул, извертелся весь, как уж на сковородке: как там, думаю, наши-то? Побили француза али нет?

- Думаю, побили, - сказала княжна. - Должны были побить.

- Вот и я так же разумею. Так отпустите?

- Что ж делать-то с тобой, ступай, конечно, - вздохнув, сказала Мария Андреевна. Отпускать солдата, ей не хотелось, но спорить с ним было трудно, а вернее, просто невозможно. - Ступай, - повторила она. - Господь с тобой, Матвей Петрович.

- Премного благодарен, - сказал солдат, не скрывая радости. - А только, не во гнев вам будь сказано, написали бы вы мне бумажку...

- Какую такую бумажку? - удивилась княжна.

- Ну, навроде пропуска, что ли... А то как бы мне батогов не получить за то, что вас самовольно бросил. После-то, конечно, разберутся, да батоги-то уж при мне будут!

- Однако, - не в силах сдержать улыбку, сказала княжна, вынимая из ящика бюро бумагу и чернильницу. - Французов ты, выходит, не боишься, а батогов испугался?

Солдат ничего на это не ответил, но княжне показалось, что он заметно поугрюмел, и она поняла, что ее шутка была не совсем уместной. Смущенно отведя глаза от коричневого усатого лица, она обмакнула перо в чернильницу и, подумав минуту, стала быстро писать.

"Рядовой Литовского пехотного полка Матвей Ложкарев, - писала она, будучи посланным со мной, княжной Вязмитиновой, в качестве сопровождающего, обязанности свои выполнил целиком и превыше всяческих похвал. При сем им было высказано весьма похвальное рвение вернуться в строй, дабы принять участие в боевых действиях противу неприятеля, каковое рвение я нахожу достойным великого уважения. Не нуждаясь более в услугах вышеозначенного рядового Матвея Ложкарева и поступая сообразно высказанной им просьбе, я отпускаю его от себя и прошу не чинить ему препятствий при возвращении в полк и не взыскивать с него за оставление моей особы, каковое произошло с моего добровольного согласия".