Амеде Ашар - В огонь и в воду

• Название: В огонь и в воду
• Автор: Амеде Ашар
• Издательство: Столица, Гелеос
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-8189-1894-5

Амадей Ашар — талантливый французский журналист и писатель XIX века, снискавший известность в жанре авантюрного романа. Перу Ашара принадлежат несколько десятков романов и повестей, выдержавших не одно издание.

Герой романа «В огонь и в воду», действие которого происходит во Франции, — юный граф Гуго де Монтестрюк. Воспитанный в провинции рано овдовевшей матерью и старым слугой, он ставит превыше всего законы чести. В блестящем парижском обществе дарования Гуго не остаются незамеченными, и множество прекрасных женщин оказывают ему знаки внимания, но лишь одну из них граф изберет своей путеводной звездой. Однако в борьбе за ее сердце он столкнется с могущественным и коварным соперником, который ведет свою игру…

---

— Я оказался здесь потому, что искал тебя.

— Ну, ты меня нашел; чего же ты хочешь?

— Хочу убить тебя.

Шпага графа блеснула в правой руке, а из пистолета, который он держал в левой, он выстрелил в бандита, стоявшего у него на дороге. Тут же раздались еще два выстрела, а за ними с быстротой молнии еще три. Шесть человек упало.

И тут с криком «Бей! Руби!» — старинным боевым кличем своего рода — граф де Монтестрюк бросился прямо на барона. В то же время со шпагами наголо Франц и Джузеппе кинулись на прочих бандитов.

Ошеломленные стремительной атакой, расстроенные внезапным падением шестерых товарищей, всадники барона позволили нападавшим прорвать свои ряды, и еще двое свалились с коней от первых же ударов. Но увидев, что против них всего трое человек, они кинулись вперед. Тут произошла страшная свалка; раздавались крики, стоны, проклятия, бешеные удары шпаг и глухой шум тяжелого падения тел на землю.

Граф Гедеон перескочил через солдата, которого свалил первым выстрелом, и схватился с бароном де Саккаро. Это был крепкий рубака, владевший отлично и шпагой, и кинжалом, но он ослабел от попойки, рука его потеряла гибкость и твердость; кроме того, у графа было еще и то преимущество, что он готов был умереть, лишь бы только убить врага.

Удар сыпался за ударом; уже кровь лилась ручьями с обоих, но по тому уже, как граф вертелся около барона, грозя ему и рукой, и шпагой, и кинжалом, быстро нападая и так же быстро отражая удары, можно было догадаться заранее, на чьей стороне окажется победа. Она пришла бы еще скорее, если бы время от времени один из людей барона не отделялся от общей схватки, где бились Франц и Джузеппе, чтобы броситься на графа, которому приходилось еще и от него защищаться, а между тем барон мог хоть немного передохнуть; но силы его заметно истощались, кровь лилась из ран, и он уже с трудом держал шпагу.

Пришла наконец минута, когда уставшая рука барона опустилась и открыла задыхающуюся грудь. Быстрее молнии граф Гедеон нанес удар, распорол барону горло и сбросил окровавленного наземь.

— Мертв! — крикнул он.

Увидев смерть начальника, еще кое-как державшиеся люди барона ударились в бегство. Франц и Джузеппе и не думали гнаться за ними. Окруженные мертвыми и умирающими, они протянули друг другу руки.

— Ну, каково тебе, брат? — спросил Франц у Джузеппе.

— Нехорошо, брат! А тебе?

— Еще хуже, если это возможно…

Граф подъехал к ним, едва держа в руке окровавленную шпагу, затем вдруг побледнел и на минуту закрыл глаза. Он открыл их и, сделав над собой усилие, чтобы не упасть, сказал:

— Кажется, мой счет сведен.

Франц и Джузеппе соскочили с седел, не думая о своих ранах, и сняли графа с коня; они положили его на солому, покрытую собранными наскоро плащами. Несколько жителей, увидев, что побитые разбойники скачут сломя голову из деревни, подошли к трактиру. Кто был посмелей, вошел во двор, глядя на раненых, считая мертвых, перескакивая через целые лужи крови. Двое или трое бродили вокруг барона, удивляясь его огромному росту и еще пугаясь свирепого выражения, так и застывшего на его лице. Они показывали друг другу страшную рану у него на шее.

Маленький человечек в черном плаще, вышедший из погреба, приблизился к графу Гедеону, согнув спину.

— Я немного лекарь, кое-чему учился в Испании, — сказал он, — покойный барон де Саккаро — да приимет Господь его душу! — возил меня с собой на всякий случай…

Джузеппе подтолкнул его к графу.

IV Обещание сдержал смертью

Маленький человечек в черном опустился на колени, расстегнул платье графа, положил его на спину, потом на живот, внимательно осмотрел раны и затем сказал:

— Все это пустяки, граф. Я знаю секрет кое-каких мазей, и все бы уладилось, но, к несчастью, у вас на левом боку, между третьим и четвертым ребром, сквозная кинжальная рана дюйма в четыре или в пять.

— Смертельная? — спросил граф.

— Да, судя по всему, дело плохо.

— Сколько еще я проживу?

— С помощью Божьей и с моими заботами о вашей милости, до… до вечера, граф.

— Успею ли я, по крайней мере, исповедаться и принять причастие?

— Да, если вашей милости не слишком много нужно рассказывать попу.

— Только то, в чем порядочный дворянин может сознаться… Эй! Франц!

Франц подошел. У бедного рейтара были слезы на глазах.

— Садись на лошадь и скачи в Жимонское аббатство; аббат — мой приятель. Пусть он пришлет мне священника… Только поторопись: смерть не может заставлять ждать.

Честный солдат, не говоря ни слова, поймал свежую лошадь, бродившую без седока, и попросил Джузеппе привязать к его ранам, которыми он весь был покрыт, смоченные водкой компрессы.

— Только бы мне туда доехать, — сказал он, взбираясь на коня.

В то время как Франц скакал в Жимонское аббатство за священником, человечек в черном, учившийся в Испании, давал графу лекарство из склянки и прикладывал к ранам разные мази, которых у него было множество. Джузеппе молча смотрел.

— Если у вас останется, — произнес наконец бедный солдат, — мне бы тоже нужно немножко.

Граф обернулся к итальянцу и, взглянув на него, спросил:

— А что, разве нам придется вместе отправляться в далекий путь?

— А вы как думаете? Я не из тех, что бегут в последний час.

По приказанию графа Гедеона бедняка положили возле него на солому, и они принялись толковать о старых походах.

Жители деревни, не заботясь об умирающих, занимались очищением их карманов и действовали удивительно ловко. Услышав, что есть чем поживиться в трактире, прочие тоже прибежали, как стая голодных собак, и с шумом и криками принялись стаскивать платье с мертвых.

— Смотри не вздумай умереть первым! Ведь нужно же будет кому-нибудь привезти меня домой, в Монтестрюк; я на тебя рассчитываю, — сказал граф, обращаясь к Джузеппе.

— Ну еще бы! Ведь господин всегда должен идти впереди!.. Я могу и подождать.

Вдруг раздался шум на улице, и толпа расступилась: это Франц возвращался во всю прыть, одной рукой держась за седло, а другой хлестая лошадь запыхавшегося святого отца. Франц подъехал прямо к графу Гедеону и сказал:

— Вот и священник!

Едва он это выговорил, как свалился на землю. Его рот судорожно сжался, он раскрыл глаза и больше уже не шевелился.

Джузеппе, приподнявшись, перекрестил бедного товарища.

— Вот и первый, — прошептал он.

Граф приподнялся и сел, а священник возле него.

— Святой отец! Я делал не много добра, и редко; много зла, и часто; но никогда и ничего против чести… Я умираю добрым католиком. Вот сейчас только я избавил свет от гнуснейшего мошенника.

— Знаю… знаю, — кивнул священник.

— Надеюсь, что это мне зачтется там, на небесах.

Священник нерешительно покачал головой; потом, наклонившись к умирающему, спросил:

— Раскаиваетесь ли вы в грехах своих, сын мой?

— Горько раскаиваюсь.

Священник поднес распятие к губам графа, который набожно его поцеловал, потом перекрестил большим пальцем его лоб, уже покрывшийся липким потом. Окончив исповедь, граф попросил верного Джузеппе достать ему лист бумаги, перо и чернильницу. Человечек в черном, не сводивший с него глаз, достал все это из кожаного футляра, висевшего у него на поясе, и, положив бумагу на колени раненому, сказал боязливо:

— Не нужно, однако же, писать слишком долго.

— Вы полагаете?

— Я говорю это из предосторожности. Я только что щупал вам пульс: если вы надумаете писать красивые фразы, то не успеете поставить подпись.

Джузеппе, собравший последние силы в эту торжественную минуту, приподнял графа, который взял перо и довольно твердой рукой написал три строчки, поставил подпись, свернул лист вчетверо и приложил на горячий воск, накапанный на бумагу черным человеком, большой золотой перстень с гербом.

— Есть у меня еще время? — спросил он.

— Да, немного… не столько, как в первый раз.

Граф взял еще лист бумаги и тем же пером написал:

«Графиня, я умираю христианином, хоть и жил хвастуном; простите мне все зло, которое я вам сделал… Вверяю вам сына».

Затем, обращаясь к Джузеппе, он сказал:

— Эти два письма отдай графине де Монтестрюк, жене моей, а этот перстень — моему сыну.

Граф опустился на солому, закрыл глаза, сложил руки; губы его слабо шевелились. Джузеппе стал на колени и положил подле графа его обнаженную шпагу. Все молчали во дворе. Священник читал отходную.

Вдруг граф открыл глаза и, взглянув на Джузеппе, сказал твердым голосом:

— До свидания!

Дрожь пробежала по всему его телу.

— Приими, Господи, душу его! — произнес священник.

— Вот и второй! — прошептал итальянец.

Джузеппе обернул тело господина в плащ и, положив его на носилки, направился к замку Монтестрюк. Шествие двигалось медленно; Джузеппе ехал верхом, держа лошадь графа в поводу. Он спрятал оба письма на груди, а перстень в поясе. Время от времени у него кружилась голова, но он не поддавался, говоря себе: «Все равно доеду».