Марина Воронина - Катюша

• Название: Катюша
• Автор: Марина Воронина
• Издательство: Современный литератор
• Жанр: Боевик
• Год: 1999
• ISBN: 985-6524-82-2

Фотокорреспондент еженедельника `Инга` Катя Скворцова давно замыслила серию снимков под рабочим названием `Окна старого города` и теперь, когда свободного времени вдруг стало много, взяв камеру, отправилась бродить по старым улочкам центра. В эти минуты еще ничего не говорило о том, что один из отснятых кадров сделает ее центром кровавых бандитских разборок.

---

— Ну и ну, — сказал он. — Богатая квартирка.

— Странно как-то, — сказал один из его ребят, — даже аппаратуру не взяли.

— Ничего странного, — отозвался бородатый эксперт Сева Гусев, поднимая голову от хрустального стакана, над которым он колдовал, снимая отпечатки пальцев. — Зачем возиться с этим хламом? Того, что отсюда унесли, нормальному человеку хватит на всю жизнь.

— А что унесли? — оживился Селиванов.

— Пикассо. Коро. Левитан. Даже, кажется, Челлини, — откликнулся молчавший до сих пор следователь прокуратуры и заозирался в поисках пепельницы. Пепельница стояла на красивом инкрустированном столике, была полна окурков и находилась в распоряжении экспертов, поэтому он воровато вдавил бычок в цветочный горшок и отряхнул ладони. — Золото, — продолжал он, — камешки, валюта... Список уже составлен, можете полюбопытствовать.

Он кивнул в сторону лежавшего на письменном столе листа бумаги. Селиванов взял список и стал изучать его, озабоченно вертя головой.

Милицию вызвал Арон Исакович Кляйнман, искусствовед на пенсии и страстный коллекционер живописи. По словам этого почтенного старца, он уже месяц вел с проживавшим в этой квартире Юрием Прудниковым, тоже коллекционером и большим знатоком живописи и антиквариата, переговоры о покупке одного из ранних этюдов Левитана, без которого Арон Исакович не мыслил своего дальнейшего существования. Прудников, который, несмотря на свою молодость, ухитрился собрать богатейшую коллекцию, равных которой среди частных собраний на территории бывшего Союза было мало, к немалому огорчению Арона Исаковича оказался на поверку коллекционером новой формации, то есть дельцом жестким, деловитым и неуступчивым. Отчаявшись взять эту твердыню штурмом, Кляйнман перешел к планомерной осаде. На сегодняшнее утро у них как раз была назначена очередная встреча. По словам старого коллекционера, Прудников отличался завидной пунктуальностью, поэтому, трижды позвонив в дверь и не дождавшись ответа, Арон Исакович не на шутку встревожился. И вот тут-то, стоя перед железной дверью и беспомощно озираясь, старик заметил, что нечаянно наступил на пятно уже успевшей свернуться крови, темневшее на мраморном полу лестничной площадки...

Трупа в квартире не было. Коллекционер Юрий Прудников исчез в неизвестном направлении. Вместе с ним исчезли несколько наиболее ценных предметов из его коллекции, содержимое его стенного сейфа и его автомобиль. На полу квартиры и лестничной клетки остались пятна крови, на инкрустированном столике стояла пепельница с окурками, початая бутылка коньяка и два стакана. Стаканы рядом с дорогим коньяком даже для не отягощенного светским воспитанием оперуполномоченного Колокольчикова выглядели странновато, но Кляйнман, который, оказывается, все еще был здесь, пояснил, обильно потея и рефлекторно вздрагивая, что Прудников, оказывается, водил знакомства не только с искусствоведами в отставке, но, похоже, и с практикующими домушниками. Старик, несмотря на высшее художественное образование, был далеко не глуп и умел замечать больше, чем ему показывали. Он заявил, что неоднократно предупреждал Прудникова о вреде, который наносят репутации подобные знакомства, но тот лишь смеялся в ответ и, махнув рукой, говорил, что все это зола. Вот и досмеялся...

Селиванов отпустил старика и, раздав поручения своим людям, отправился в управление. Глядя в забрызганное окошко служебной машины на сплошной поток транспорта, вяло текущий по серому мокрому проспекту от одного светофора до другого между грязно-желтыми стенами сталинских строений, он раз за разом прокручивал в мозгу версии того, что произошло на квартире коллекционера Прудникова нынешней ночью.

Версий у него было три. Во-первых, Прудникова могли попросту убить с целью ограбления. Тем более, что знакомства у него, со слов Кляйнмана, были еще те. Однако, в таком случае из квартиры вывезли бы все до последнего гвоздя. Кто-то взял только то, что считал наиболее ценным, в том числе и тот самый этюд Левитана, за которым охотился Арон Исакович Кляйнман? Что-то непохоже... И потом, за каким дьяволом ему понадобилось увозить труп? Взял бы уж, в самом деле, телевизор — и проку больше, и полегче все-таки. И какая ему польза от полученной таким способом картины? Никому ее не покажешь, никому не продашь. Где, скажут, ты ее взял? То-то. Конечно, коллекционеры — народ чокнутый, для них главное, чтобы картина была при нем, а будет про это кто-нибудь знать или не будет — дело десятое. Поставит где-нибудь в чулане и будет раз в неделю вытирать с нее пыль и любоваться. Но не может же он не понимать, что его из-за этого этюда начнут трясти в первую очередь? И зачем ему все-таки понадобилось увозить из квартиры труп?

Во-вторых, Прудникова могли похитить. С целью получения выкупа или с какой-нибудь еще целью. Выкуп, конечно, ерунда — родных у Прудникова нет, так что выкупать его некому. Долги? Какая-нибудь информация? Все, конечно, может быть, но как-то все это неубедительно, зыбко как-то.

И, наконец, гражданин Прудников мог замочить кого-нибудь сам и податься в бега. В этом предположении майору чудилась хоть какая-то логика: оно объясняло и кровь на полу, и исчезновение хозяина квартиры, и то, что из коллекции взяли только самое ценное. Конечно, Прудникову в таком случае было вовсе не обязательно скрываться, да и пол в собственной квартире можно было подтереть, и стаканы помыть — ведь было же у него, наверное, время. А если не было? Что, если за первым визитером должны были последовать другие? Тогда, конечно, понятно, отчего и почему он побежал. Но тогда, опять-таки, непонятно, зачем он увез тело. Или тело увез не он, а именно эти самые другие?

Ну и каша, подумал майор Селиванов. Сплошная ерунда, умственная мастурбация. Всерьез думать обо всем этом можно только после того, как будет готово заключение экспертизы: чья кровь на полу, чьи пальцы на стаканах и на дверце сейфа...

Он временно махнул рукой на Прудникова с его странными знакомыми и роскошной квартирой и, чтобы переключиться, стал вспоминать о том, как хорошо было минувшим летом в деревне у тещи. С тещи его мысли плавно переключились на дражайшую половину, бесценную Алевтину Даниловну, а с нее вполне естественно и не менее плавно — на набирающий обороты ремонт. Майор снова ощутил подступающее раздражение, а тут еще шофер Григорий включил магнитофон, который немедленно задушевным голосом принялся объяснять какой-то крошке, как он по ней скучает.

— И как тебе не тошно от этой лабуды? — спросил Селиванов у шофера.

— Зачэм лабуда? Па-а-чэму лабуда? — с утрированным кавказским акцентом возмутился шофер. — Что вы, Сан Саныч? Музыка как музыка, ее сейчас все слушают. Очень, между прочим, популярна.

— Это я знаю, — скривился Селиванов. — Но своя-то голова у тебя есть? А если станет популярно с голой задницей ходить, ты что же, тоже штаны снимешь?

— Не станет, — уверенно возразил Григорий. — Погода у нас не та, чтобы без штанов гулять. А насчет головы... Это вам положено головой думать, а мое дело маленькое — крути себе баранку и в ус не дуй.

Магнитофон он все-таки выключил, но лицо при этом сделал обиженное. Селиванов этот факт проигнорировал и с шумом продул очередную папиросу.

— Дать вам нормальную сигарету? — спросил шофер, недовольно вертя носом. — Это же с ума можно сойти, какую вы дрянь курите. Как до войны, честное слово.

— А я патриот, — сказал Селиванов и окутался густым облаком табачного дыма.

— Тогда я вам махры достану, — сказал Григорий. — Или самосаду.

— Нет уж, — помотал головой Селиванов, — благодарствуйте.

— Что так?

— Так махру же надо в газету заворачивать, а у меня от наших газет экзема пополам с поносом.

— А вы в импортные заворачивайте.

— Бумага не та, слишком плотная. И потом, какой я после этого буду патриот?

Григорий хохотнул, вообразив, по всей видимости, майора Селиванова, расследующего дело об убийстве и не выпускающего при этом из зубов самокрутки, свернутой из какой-нибудь “Морнинг стар”. Селиванов и сам, не удержавшись, коротко хрюкнул. Мир в салоне машины был восстановлен, и незлопамятный Григорий, хорошо знавший вкусы Селиванова, покопался в бардачке и включил незабвенных “Битлов”.

— Однако, — сказал Селиванов, — вот это диапазон. Как в музыкальном магазине.

— Народу-то сколько возить приходится, — объяснил Григорий. — Вы не поверите, у меня даже Зыкина есть.

— Ну да? — поразился Селиванов.

— Ей-богу. Полковник Проценко без нее жить не может. Давай ему Зыкину, и все дела. Или Эдуарда Хиля. Потолок, понимаешь, ледяной.

В машине у Григория было уютно, как дома под одеялом.

Водитель он был отменный, и никакие неожиданности его пассажиров не подстерегали. Даже разговоры тут велись одни и те же, словно игрался здесь изо дня в день один и тот же спектакль или справлялся какой-нибудь строго регламентированный религиозный обряд. “Впрочем, — подумал Селиванов, — это для меня спектакль всегда один и тот же, а у Григория, скорее всего, для каждого пассажира своя особая программа. С тем же Проценко, к примеру, про махру не поговоришь, он с восьмидесятого года курит исключительно «Мальборо»”.