Михаил Булгаков - Том 10. Письма, Мой дневник

• Название: Том 10. Письма, Мой дневник
• Автор: Михаил Булгаков
• Издательство: "Голос"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7117-0248-3

В настоящем Собрании сочинений представлены все художественные произведения Михаила Булгакова, созданные им на протяжении 20 лет литературной работы (романы, повести, рассказы, драматические произведения, фельетоны и очерки), а также эпистолярное наследие писателя.

В десятый том Собрания сочинений Михаила Булгакова включены письма, дневники, автобиография и другие биографические материалы.

---

72

Гладыревский Николай Леонидович (1896—1973) — друг юности М.А. Булгакова, хирург.

73

Очевидно, речь идет о великом князе Николае Михайловиче (1859—1919), историке, председателе Русского исторического общества.

74

Николай Михайлович и Михаил Михайлович Покровские — дяди М.А. Булгакова, братья его матери, оба врачи, жили в Москве.

75

Имеется в виду семья брата А.М. Земского — Бориса Михайловича Земского.

76

Михаил Афанасьевич вспоминает свое короткое время пребывания в Киеве у матери в сентябре 1921 г. после всех мытарств, испытанных им на Кавказе.

77

Воскресенский Иван Павлович.

78

Письма. Публикуется и датируется по ксерокопии автографа (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 220, л. 8-9).

79

А.М. — Андрей Михайлович Земский.

80

«Торгово-промышленный вестник» — еженедельная газета (1921—1922, см. «Газеты СССР. 1917—1960. Библиографический справочник», т. 1. М 1970. С. 60.

81

Борис Михайлович Земский.

82

«Вестник искусств» — журнал, издававшийся художественным отделением Главполитпросвета в Москве в 1921—1922 гг.

83

Письмо, к сожалению, не сохранилось.

84

Вопросы литературы, 1984, № 11. Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 22, л. 10).

85

Вопросы литературы, 1984. № 11. Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 22, л. 11).

86

Молчание из Киева объяснялось трудными бытовыми условиями, в которых жили тогда Земские, крайней их занятостью. А кроме того, очень неожиданным было для Надежды Афанасьевны предложение стать корреспондентом в столь чуждой для нее области — экономико-статистической, да еще сугубо информационно-справочного характера.

87

Коля — Н.Л. Гладыревский, который на зимние студенческие каникулы поехал в Киев.

88

Вопросы литературы, 1984, №11. Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 23, л. 1).

89

Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т.35, 1976, № 5 . Письма. Печатается и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. xp. 23, л. 2).

90

простые, а не заказные, как я писал! (Примечание М. Булгакова).

91

«подвал» — низ газеты, в котором ставятся фельетоны. Впрочем, вероятно, ты знаешь. (Примеч. М.А. Булгакова.)

92

Фельетон «Торговый ренессанс (Москва в начале 1922-го года)» подписан псевдонимом «М. Булл». В фельетоне ярко и точно описаны первые месяцы жизни Москвы в условиях новой экономической политики. «...Началось это постепенно... понемногу... То тут, то там стали отваливаться деревянные щиты, и из-под них глянули на свет, после долгого перерыва запыленные и тусклые магазинные витрины. В глубине запущенных помещений загорелись лампочки, и при свете их зашевелилась жизнь: стали приколачивать, прибивать, чинить, распаковывать ящики и коробки с товарами. Вымытые витрины засияли. Вспыхнули сильные круглые лампы над выставками. (...)

Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и щедрой рукой вытряхнула за зеркальные витрины и разложила на полках. (...) Окна бесчисленных кафе освещены, и из них глухо слышится взвизгивание скрипок.

До поздней ночи шевелится, покупает и продает, ест и пьет за столиками народ, живущий в невиданном еще никогда торгово-красном Китай-Городе».

Но для Булгаковых наступающие дни будут тяжелейшими...

Обратимся к записям Надежды Афанасьевны Булгаковой-Земской, которые она делала как комментарии к письмам Булгакова:

(Следующее письмо) «написано было М(ихаилом) А(фанасьевичем) сестре Надежде из М(осквы) в Киев в феврале 1922 г. — после смерти матери Варвары Михайловны. Она умерла в ночь на 1-е февраля 1922 г. от тифа в Киеве в квартире своего второго мужа Ив(ана) Павл(овича) Воскресенского.

М.А. смертью матери был потрясен. Письмо это — вылитая в словах скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей; пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери... Мих(аил) Аф(анасьевич)... взял это письмо у сестры „посмотреть“ и не вернул...»

* * *

Незадолго до своей смерти, лежа в постели безнадежно больным, М.А. сказал сестре Надежде: «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник — строки в „Белой гвардии“».

Это было в ноябре 1939 г. (перед отъездом М. А. на лечение в санаторий «Барвиха». Разговор шел о биографии и биографах (о них М.А. отзывался нелестно). М.А. хотел сам писать биографию — воспоминания (м. б. биографический роман).

Сохранились небольшие кусочки из дневника М.А. Булгакова, который он вел в эти и последующие годы. К счастью, сохранились записи именно этого периода. 9 февраля он записывает: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядюшки немного муки, постного масла и картошки. У Бориса миллион. Обегал всю Москву — нет места. Валенки рассыпались».

Тем не менее он продолжает и в этих условиях заниматься литературой. 14 февраля он записывает: «...Вечером на Девичьем поле в б. Женских курсах (ныне 2-й университет) был назначен суд над „Записками врача“. В половине седьмого уже стояли черные толпы студентов у всех ходов и ломились в них. Пришло [нес]колько тысяч. [...]

Верес[аев] очень некрасив, похож на пожилого еврея (очень хорошо сохранился). У него очень узенькие глаза с набрякшими тяжелыми веками, лысина. Низкий голос. Мне он очень понравился. Совершенно другое впечатление, чем тогда на его лекции. [...] Говорит он мало. Но когда говорит, как-то умно и интеллигентно у него выходит. [...]»

На следующий день Булгаков записывает: «Погода испортилась. Сегодня морозец. Хожу на остатках подметок. Валенки пришли в негодность. Живем впроголодь. Кругом должны. „Должность“ моя в военно-редакционном совете сводится к (побегушкам), но и то спасибо...»

93

Вопросы литературы, 1984, № 1. Письма. Публикуется и датируется по ксерокопии с автографа (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 23, л. 3-8).

94

Булгаков Иван Афанасьевич (1900—1968) — брат Михаила Афанасьевича. После гражданской воины оказался за границей, в Париже.

95

Борис Михайлович Земский. В письме брату — Андрею Михайловичу — он писал о себе: «...Я сейчас состою постоянным членом Научно-Технического Комитета и Управл[ения] его делами, кроме того продолжаю состоять сотрудником ЦАГИ {18} на должности зам. заведующего Летным отделом. С осени получил лекции в Институте инженеров воздушного флота по механике, как ассистент проф[ессора] Чаплыгина. За все это получаю массу благ, но и работаю исключительно много. Зато вполне обеспечиваю все потребности своей семьи».

96

Н.Т.К. — Научно-технический комитет.

97

М.Д. — Мария Даниловна, жена Б.М. Земского.

98

Офф. — официальная. Речь идет о газете «Рабочий» — органе ЦК ВКП(б), которая стала выходить с 1 марта 1922 г.

99

Александр Петрович Гдешинский — друг детства Булгакова.

100

Писатель Юрий Львович Слезкин описывает жизнь Булгакова в то время таким образом: «Жил тогда Миша бедно, в темноватой, сырой комнате большого дома на Садовой, со своей первой женой Татьяной Николаевной. По стенкам висели старые афиши, вырезки из газет, чудаческие надписи. Был Булгаков стеснен в средствах, сутулился, поднимал глаза к небу, воздевал руки, говорил: „когда же это кончится?..“ припрятывал „золотые“, рекомендовал делать то же. Работал в „Гудке“ и проклинал редактора. Читал свой роман о каком-то наркомане и повесть о докторе — что-то очень скучное и растянутое. Ходил ко мне и к Стонову {19} чуть не каждый день. Любили мы его слушать — рассказывал он мастерски, зло, остроумно. Тогда же написал и свои „Записки на манжетах“ — это было лучше. Вспоминал Кавказ со скрежетом зубовным... Его манера говорить схвачена у меня довольно верно в образе писателя в „Столовой горе“. Когда я писал эту „Столовую гору“ — она не была такая куцая, какой вышла из-под руки цензуры. Булгаков хвалил роман и, очевидно, вполне искренне относился с симпатией ко мне как писателю и человеку. Написал даже большую статью для берлинского журнала „Сполохи“, где и была она помещена...» {20}