Марк Тарловский - Молчаливый полет

• Название: Молчаливый полет
• Автор: Марк Тарловский
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Поэзия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9796-0129-8

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт. Настоящее издание объединяет все прижизненные сборники стихотворений Тарловского (сборник «Почтовый голубь» воспроизводится в аутентичном составе впервые) и множество стихотворений, оставшихся за их пределами, к которым примыкают написанные в середине 1930-х стихотворные мемуары об Э. Багрицком «Веселый странник».

---

7 мая 1939

Бурятское село[245]

Она — недотрога, ее не коснешься;
Направишься к ней, по дороге споткнешься;
Подступишься с нежностью, тут же запнешься
И, чуть размечтаешься, сразу очнешься.

Она — недотрога: таежницам рысям
Нужна ли труха неотправленных писем.
Двусерпие век соответствует высям,
Где месяц бурятский от звезд не зависим.

Она — недотрога: на крыльях рояля
Впивается в сердце шаманская краля,
Его ядовитыми связками жаля
И, в ходе охоты, свежуя и вяля.

А если мне снятся, как темные осы,
Пьянящие пятки, что ангельски-босы,
А если впитались в могучие косы
Моих поцелуев нескромные росы,

А если о трепете пойманной птицы
Твердят мне предплечья мои и ключицы,
И если в ноздрях перегон медуницы,
А в ухе — чуть слышное «мой бледнолицый»,

То это от слитого с бредом подлога,
От сладостных козней буддийского бога,
От струй Селенги, что бурлит у порога,
От глаз, что в бинокле сверкнули двурого,
От Вашей застольной, моя недотрога!

28 августа 1943

Глашатай[246]

Как возвестить, что крах разверзся
Пред взором вторгшегося перса,
Что вековая контраверса
Решилась в пользу дщери Зевса? —

Топчи зачатки лозных вин,
Бегун, пыхтящий, как дельфин!
Семь гряд и девять котловин —
От Марафона до Афин.

Под брань Ксантипп горшки ломая,
Несется весть, еще немая;
Вдогон, плечами пожимая,
Глядит софист, не понимая.

Без крылышек — гонец не бог! —
Мелькают пятки драных ног,
И золотой Дианин рог
Глашатай пылью заволок.

Ручьи не поят непоседу;
Удушье каркает по следу;
Стадиеглоту, верстоеду,
Ему б хоть выхрипеть победу…

________________________________
Когда всесильный феодал
Для жаркой сечи увядал
И взор на женщину кидал
В кругу послушных объедал, —

Скрещая взоры на герольде,
Народ шептал: «Влюблен король-де,
Но что за сласть младой Изольде
В таком козле, в таком кобольде?»

А под герольдом конь храпел,
От серебра и пены бел,
И, прячась, подданный робел,
Чей плод был тоже млад и спел.

И над подъемными мостами,
Ревя в трубу с тремя хвостами,
Ездок, напутствуемый псами,
Скликал на пир к червонной даме.

____________________________________
Случалось часто на Руси,
Что крепостные караси
Толклись со щуками в смеси,
Где думный рявкал: — «Огласи!» —

И весь посад, с очами долу,
Внимал приказному глаголу
О том, как судят за крамолу
И за содействие расколу.

И тучи шли на бирюча,
Сургучного бородача,
Что, в шубе с царского плеча,
Вещал, на звоннице рыча.

Крепи под грамотой печати!
Надежа, дьяк, на бирюча ти:
Да обличит воров и шатий,
Чтоб государство не смущати!
______________________________
По выжженной степной траве
Легко катиться голове,
Но трудно двигаться молве
О забродившей татарве.

А у кочевника-хитрюги
Заведены для слухов слуги,
Чтобы справляться друг о друге
Перекликаясь воем вьюги.

На то и создан чакырым,
Что значит — глотке быть связным,
И донесения, как дым,
По дугам стелятся степным.

Стоят горланы, с детства рябы,
Всей статью — в каменные бабы,
И скачут новости, как жабы,
Через песчаные ухабы.

________________________________
В эфире — комариный писк,
Монтер заканчивает сыск,
И Марафон идет на риск,
Включая с прорезями диск.

Верстняк-монгол, трубач-франконец,
Брадатый петел русских звонниц,
Теперь вы — дрожь мембранных донец,
Узлы незримых волоконец!

Гудим всемирный океан, —
Подайте диктору стакан!
Колеблет землю, как титан,
Очки протерши, Левитан.

Не скороход он, не наездник,
Не колокольничий насестник —
Он ваш, архангелы, наместник,
Он твой, победа, провозвестник.

Так пусть же сдохнет, как пифон,
Тирольский обер-солдафон!
Клекчи, возмездие-грифон:
У микрофона — Марафон!

Февраль 1944

Письмо из Улан-Удэ[247]

Сказал нам «attendez!»[248]
На станции гудок,
И вот — Улан-Удэ,
Красивый городок.

Он — Верхнеудинск, но…
Здесь так не говорят:
Назвал его давно
По-своему бурят.

Здесь властвовал Чингис,
Воинственный монгол,
На белок и на лис
Охотился раскол.

Не спится Ермаку
В объятиях реки:
Здесь первую муку
Смололи мужики.

Острожный это край:
В нем царь и вас гноил,
Бестужев Николай,
Бестужев Михаил.

Сохатый отступал
В дремучую тайгу,
Пунктир несчетных шпал
Выписывал дугу, —

Он сотней скважин лег
В Байкальском голыше.
Как сказочно-далек,
Как близок он душе!

Туземный предок-бык,
Приезжих не бодай,
Штудируй их язык,
Буха-нойон-бабай!

Шаманами заклят,
Ламами охмурен,
Любуется бурят
Кружением времен.

Швырнется в Селенгу,
Коль приревнует вас,
Бурятка, на деньгу
Похожая en face.

У месяца, чей мяч
Сейчас на сопку взлез,
Для глаз (он тоже зря)
Особенный разрез.

Он лик свой исказит
В струящемся стекле
И складки век скосит,
Под каждой по скуле.

Здесь разных стилей смесь,
Здесь пестры колера,
И под Обкомом — спесь
Гостиного Двора.

Жезлы с КаВэЖэДэ
И Будда на лотке
Сошлись в Улан-Удэ,
Красивом городке.

Стал Греминым Бадма
(Лампасы на штаны!),
И все мы без ума
От mezzo Раджаны.

Под пьяный барабан
Плясун успехом сыт:
Медведь он, он чурбан,
Он лучник-следопыт.

Простите, но соплю
И ту он вгонит в цель,
А пляшет во хмелю,
Ей-богу, семь недель.

Здесь фетиш в пальцах сжат,
Здесь дочки верят в сны,
Над шишкой ворожат,
Свалившейся с сосны.

По Эрмитажу стаж
Одна из них прошла,
Все виды местных пряж,
Все вышивки сочла

И написала вздор,
Наивные слова
Про вычурный узор
«Овечья голова».

(Сей парный завиток
Для лепки и шитва,
По-моему — цветок
Мужского естества).

Здесь меньше с каждым днем
Лентяев и нерях,
Нам скажут — «мы растем,
Как злаки на полях».

У них, про черный день,
Припас словцо фольклор —
Что отдыхает пень,
Пока свистит топор.

Но то, что зря не смолк
Здесь митральезный лай,
Взял мало-мало в толк
Японский самурай.

Отсюда на Берлин,
Преградам вопреки,
Вдоль падей и долин,
Идут сибиряки,

Как Ржев идет на Лодзь,
В чужие города,
Как Бялосток «идзёдь»,
Как Кыив «йдэ» туда,

Идет, идзёдь и йдэ
И даже не знаком
С тобой, Улан-Удэ,
Красивым городком!

15 марта 1945

Ода на победу (Подражание Державину)[249]

Лениноравный маршал Сталин!
Се твой превыспренный глагол
Мы емлем в шелестах читален,
В печальной сутолоке школ,
Под сводами исповедален,
Сквозь волны, что колеблет мол…
Се — глас, в явлениях Вселенной
За грани сущего продленный.

Тобой поверженный тевтон
Уже не огнь, а слезы мещет,
Зане Берлин, срамной притон,
Возжен, чадящ и головещат,
Зане, в избыве от препон,
Тебе Природа дланьми плещет.
О! сколь тьмократно гроздь ракет
Свой перлов благовест лиет!

За подвиг свой людской Осанной
Ты зиждим присно и вовек,
О Муж, пред коим змий попранный
Толиким ядом преистек,
Сколь несть и в скрыне злоуханной,
В отравном зелье ипотек!
Отсель бурлить престанут тигли,
Что чернокнижники воздвигли.

Се — на графленом чертеже
Мы зрим Кавказ, где бродят вины,
Где у Европы на меже
Гремят Азийские лавины:
Сих гор не минем мы, ниже
Не минет чадо пуповины;
Здесь ты, о Вождь, у скал нагих
Повит, как в яслях, в лоне их.

Восщелком певчим знаменитым
Прославлен цвет, вельми духмян;
Единой девы льнет к ланитам
Пиита, чувствием пиян;
А мы влеченны, как магнитом,
Сладчайшим изо всех имян,
Что чтим, чрез метры и чрез прозу,
Как Хлою бард, как птаха розу.

О твердь, где, зрея, Вождь обрел
Орлину мощь в растворе крылий,
Где внял он трепет Скифских стрел,
С Колхидой сливши дух ковылий,
Где с Промефеем сам горел
На поприще старинных былей,
Где сребрян Терека чекан
Виется, жребием взалкан!

В дни оны сын Виссарионов
Изыдет ведать Росску ширь,
Дворцову младость лампионов,
Трикраты стужену Сибирь,
Дым самодвижных фаетонов
И тяготу оковных гирь,
Дабы, восстав на колеснице,
Викторны громы сжать в деснице.

Рассудку не простреться льзя ль
На дней Октябревых перуны,
Забвенна ль вымпельна пищаль,
Разряжена в залог Коммуны,
Иль перст, браздивший, как скрижаль,
Брегов Царицыновых дюны?
Нет! Ленин рек, очьми грозя:
«Где ступит Сталин, там стезя!»

Кто вздул горнила для плавилен,
Кто вздвиг в пласты ребро мотык,
Кем злак класится изобилен,
С кем стал гражданствовать мужик,
Пред кем, избавясь подзатылин,
Слиян с языками язык? —
За плавный взлет твоих ступеней
Чти Сталинский, Отчизна, гений!

Что зрим на утре дней благих?
Ужели в нощи персть потопла?
Глянь в Апокалипсис, о мних!
Озорно чудище и обло!
Не зевы табельных шутих —
Фугасных кар отверсты сопла!
Но встрел Геенну Сталин сам
В слезах, струимых по усам!

Три лета супостат шебаршил,
И се, близ пятого, издох.
В те дни от почвы вешний пар шел,
И мир полол чертополох.
И нам возздравил тихий маршал
В зачине лучшей из эпох.
У глав Кремля, в глуши Елатьмы
Вострубим миру исполать мы.

Коль вопросить, завидна ль нам
Отживших доля поколений,
Что прочили Сионов храм
Иль были плотью римских теней,
Иль, зря в Полтаве Карлов срам,
Прещедрой наслаждались пеней, —
Салют Вождя у Кремлих стен
Всем лаврам будет предпочтен.

Нас не прельстит позднейшей датой
Веков грядущих сибарит,
Когда, свершений соглядатай,
Он все недуги истребит
И прошмыгнет звездой хвостатой
В поля заоблачных орбит!
Мы здесь ответствовали б тоже:
Жить, яко Сталин, нам дороже.

Итак, ликующи бразды
Вкрест, о прожекторы, нацельте,
Лобзайте Сталински следы
У Волжских круч и в Невской дельте,
Гласите, славя их труды,
О Чурчилле и Розевельте,
Да досягнет под Сахалин
Лучьми державный исполин!

В укор нейтральным простофилям
Триумф союзничьих укреп.
Мы знали — Сатану осилим,
Гниющ анафемский вертеп.
Да брызжет одописным штилем
Злачена стилоса расщеп,
Понеже здесь — прости, Державин! —
Вся росность пращурских купавин.

9-13 апреля 1945