Себастьян Хаффнер - В тени истории

• Название: В тени истории
• Автор: Себастьян Хаффнер
• Издательство: Deutscher Taschenbuch Verlag (dtv)
• Жанр: История
• Год: 1987
• ISBN: 3-423-10805-3

В этой книге представлены двадцать пять статей Себастьяна Хаффнера, написанных в промежутке времени за двадцать лет. Для русскоязычного читателя будет весьма интересно познакомиться как с малоизвестными для нас фактами истории, так и с взглядами и суждениями о них выдающегося немецкого публициста — как всегда, неожиданными и оригинальными. В "Исторических размышлениях" он обращается к истории Пруссии и Парижской Коммуны, к основанию Германского рейха Бисмарком и к захвату власти Гитлером. Он размышляет о роли в современной жизни Западной Римской империи, причем между периодом её упадка и нынешней Европой Хаффнер усматривает удручающие параллели: "Материальное благосостояние и цивилизация стремительно приходят в упадок, если угасает его духовная сущность. То, за что не готовы сражаться, то теряют". В "Биографических эскизах" он рисует портреты Ленина и Мао, Черчилля, Штреземанна и Аденауэра, и приходит при этом к не всегда удобным выводам. И он представляет "Гражданские размышления" об индустриальной революции, о прогрессе, а также о сегодняшней роли мужчины.

Даже если Вы не согласитесь с точкой зрения автора — все равно нельзя не оценить глубину и оригинальность его суждений по самым различным вопросам.

---

Негативная часть пророчества Маркса — конец буржуазной революции и превращение самой буржуазии в реакционный класс — казалось, воплотилась в жизнь буквально. С позитивной частью дело обстоит более проблематично. Ведь как известно, пролетарская революция произошла не в завершённых капиталистических странах, а в России, то есть в стране с до — или раннекапиталистическим уровнем развития, которая ещё вовсе не провела свою буржуазную революцию, и её результатом там были также — видит бог — вовсе не начала и признаки отмирания государства и появления бесклассового общества, а как раз скорее обратное. Можно уважать достижение Сталина — построение социалистической мировой державы в отдельной стране, а именно в отсталой стране. Однако это не было воплощением видения будущего Марксом и также оно не превратилось в таковое по Сталину. Марксистам всегда было трудновато оспорить это. И их надежда на то, что социализм русской чеканки в конце концов ещё послужит образцом для подражания в высокоразвитых капиталистических странах Запада, становилась всё слабее. Сегодня она почти что мертва; даже слово «почти» можно вычеркнуть.

Пример или образец Советского Союза сегодня действует и на западных левых скорее отталкивающе, нежели привлекательно. Потому что если и случались в последние десятилетия восстания рабочих собственного происхождения, то как ни странно, в социалистических странах: в ГДР, в Венгрии, в Польше, а вовсе не на Западе. Ну, хорошо, это могли быть локальные эпизоды, которые не о многом свидетельствуют. И то, что рабочий класс на Западе сегодня производит многократно обуржуазившееся впечатление, возможно на перспективу свидетельствует не о многом. Во–первых, существуют исключения: к примеру, Италия или Испания; а во–вторых, это может измениться, если когда–то снова наступит серьёзный экономический кризис, к которому капиталистическая рыночная экономика по своему устройству всегда остаётся склонной. С такими наблюдениями в дискуссии можно набирать очки. Однако долговременного толкования и предсказания истории, как это сделал Маркс, отсюда не выудить.

Эти основополагающие тезисы Маркса после их господства на протяжении десятилетий заново ставят под вопрос нечто совсем иное, и это, если сказать кратко и ужасающе, несомненное возрождение буржуазной революции. Примерно с середины шестидесятых годов мы на Западе находимся совершенно отчётливо в революционной фазе. Устои общественного порядка пошатнулись, и реставрирующий, так сказать испуганно хлопочущий за респектабельность консерватизм буржуазии, который сменил её фашизм после 1945 года, повсюду был вынужден перейти в оборону. Однако примечательно и неожиданно вот что: силы, которые его осаждают, не являются пролетариатом, они — как раз, если мы захотим произвести настоящий марксистский классовый анализ — совершенно очевидно являются силами буржуазными. Прежде всего, естественно, это студенты, то есть наследные принцы буржуазного истэблишмента, но также интеллектуалы, ученые и деятели искусства, и не в последнюю очередь женщины, а именно буржуазные женщины, соломенные вдовы [50] современных предместий.

Вовсе нет никакого сомнения, что теперь юное поколение западной буржуазии снова воспринимает себя как революционное. Гораздо более — уклониться от этой истины не поможет — гораздо более, чем рабочая молодёжь. Если сегодня на Западе в виде наметок или уже в созревшем виде наличествует революция, то это не пролетарская, а снова или всё еще буржуазная. О содержании, цели этой западной революции, которая громыхает в Америке, во Франции, в Англии, в Федеративной республике, нам не следует позволить себе обманываться посредством словесного неомарксизма — почти трогательной попытки собственные действительные устремления как–то привести в соответствие с заданной марксистской исторической схемой. Потому что у молодых революционеров буржуазного мира в действительности речь не идёт об экспроприации экспроприаторов. Если им вдруг вручить в руки экономику Америки или, если хотите, Федеративной республики, и сказать — пожалуйста, теперь это ваша забота, то они попадут в величайшее затруднение. Из того, что они прочли у Маркса, они, возможно, получают свою энергию негодования, однако свои истинные цели они черпают из совершенно иных источников.

Революция происходит не на фабриках, а в школах и университетах, в правосудии и прежде всего в семьях. Пафос этой современной молодёжной революции Запада эмансипированный, индивидуалистский и свободолюбивый. Однако это означает: он буржуазный. Ведь если открытые Марксом и исторически так сказать изолированные буржуазные революции от немецкой крестьянской войны до Парижской Коммуны имеют общие основные черты, то это пафос свободы, протест индивидуума против властей общества и его насилия, которое больше не воспринимается как богоугодное дело, а воспринимается как произвол. К этому относится также отказ от любых не выбранных ими самими обязательств, вплоть до самых традиционных обязательств. Не случайно то, что нынешняя молодёжь снова носит бороды, как участники революции 1848 года, что женщины снова показывают грудь и ноги, как incroyables и merveilleuses [51] Директории, что буржуазно корректная одежда снова отвергается, как во времена санкюлотов. Это показное, разумеется, однако показное выражает внутренние побуждения.

Коротко говоря, у меня есть подозрение, что Маркс рано приговорил к смерти буржуазную революцию, что он принял за смерть промежуточную стадию, впадину между волнами этой революции. Процесс, растянувшийся на столетия, имеет свои подъемы и спуски. Великое восстание против всесилия церкви, с которого началась буржуазная революция более четырёх столетий назад, произвело сначала не полную секуляризацию, только альтернативную церковь. Восстание против феодального государства как раз во времена Маркса создало не полную демократию, а только новое классовое государство, своего рода индустриальный феодализм. И всё же это ни в коем случае не было концом буржуазной революции. Прежние побуждения ожили снова. Секуляризация идёт всё дальше, равно как и демократизация, и после церкви и государства революция охватывает как раз теперь новую область: нравы и семью. Это всё еще узнаваемо та же самая революция, та же самая буржуазная революция.

(1971)

Правые и левые

Всё, что сто лет назад было левым, сегодня является правым. Что тогда было правым, сегодня левое.

Я давно уже отказался от того, чтобы определять политически левых и правых. Нельзя ведь не видеть того, что правые и левые в этом столетии поменялись своими политическими местами, во всяком случае в Европе. Всё, что сто лет назад было левым — республика, демократия, разделение властей, права человека, толерантность, свобода печати, свобода предпринимательства, свободная торговля — сегодня является правым. Что тогда было правым — неограниченная единоличная власть, дисциплина, цензура, государственная экономика, закрытые границы — сегодня это левое. Многие поэтому пробовали соответственно переклеить этикетки «правые» и «левые», однако им это не удалось. Коммунисты всё ещё левые, консерваторы правые — даже если нынешние консерваторы были либералами вчерашнего дня, а коммунисты поставили нового царя. И ведь это где–то соответствует истине.

Ты значишь то, чтО ты на самом деле.

Надень парик с мильонами кудрей,

Стань на ходули, но в душе своей

Ты будешь всё таким, каков ты в самом деле.[52]

Левые остаются узнаваемыми левыми, правые — правыми, даже если они поменяются своими политическими местами — и в том числе если они между собой борются самым дичайшим образом, к чему, впрочем, левые склонны более, чем правые.

Долгое время я верил, что можно различить левых и правых если уже не политически, то всё же популярно–философским способом: левые одинаково оптимистичны, правые одинаково пессимистичны. Во скольких только разговорах я не поучал: «Предмет веры левых гласит: человек по своей природе хорош. Правый — это тот, кто вместо этого верит в первородный грех — или скажем так: в человеческое несовершенство. Левые от перемен ждут скорее улучшений, правые — скорее худшего. Левые — это прогресс, от правых слышится: придерживайтесь старого и верного!»

Звучит всё же убедительно, не правда ли? Однако в последнее время и это отличие кажется более не соответствующим действительности. Левые сегодня — это не только лишь красные, но столь же часто это «зелёные»: цивилизационный пессимизм, страх перед прогрессом, «назад к природе» — и это тоже сегодня левые, вовсе не правые. Люди, которые проводят демонстрации против атомных электростанций, против новых автобанов и новых аэропортов — то есть против технического прогресса — это совсем отчётливо преимущественно левые, а у левой интеллигенции сегодня в моде образ человека, который рисует всё в столь чёрных красках, по сравнению с которым самое мрачное учение о первородном грехе будет действовать как самый отъявленный оптимизм: человек — это не только скопище недостатков, но и ошибочная конструкция, человечество — это рак кожи земного шара, и лучшим выходом было бы уничтожение не только самих себя, но и всей жизни. Повсюду среди левых не слышно более, как вчера, единогласного «Вперёд!», но напротив, столь же громкое, почти что ещё более громкое безнадёжное «Назад! Назад! Бога ради, назад!» Раньше это назвали бы реакцией. Однако это всё ещё узнаваемые те же самые левые, кто сегодня взывает «Назад».