Марат Басыров - Печатная машина

• Название: Печатная машина
• Автор: Марат Басыров
• Издательство: Издательская группа «Лениздат», «Команда А»
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4453-0814-0

Жан Жене — у французов, Чарльз Буковски — у янки, у России новых времен — Эдуард Лимонов. В каждой национальной литературе найдется писатель, создавший яркий образ экзистенциального бунтаря, в котором олицетворено самосознание если не целого поколения, то значительной его части. Но мир, покинувший лоно традиции, устроен так, что дети не признают идеалов отцов, — каждое поколение заново ищет для себя героя, которому согласно позволить говорить от своего имени. Этим героем никогда не станет человек, застывший в позе мудрости, знающий сроки, ответы на главные вопросы и рецепты успеха. Нет, герой этот — мятущаяся личность, сплав демонических страстей и плачущей под их гнетом оскверненной души. Марат Басыров дал жизнь и голос этому герою — герою поколения нынешних сорокалетних. Недавно еще безрассудных, бунтующих, на ощупь познающих разницу между наваждением и озарением, теперь уставших, но не смирившихся и не простивших.

Знакомьтесь, если вы еще не встречались — Герой Нашего времени.

---

— Пошел на хуй!

— Что? — опешил я.

— Пошел ты на хуй! Ненавижу! Чтоб я тебя больше не видела здесь! И нигде больше!

Я спускался по лестнице, и ее голос все еще звенел в моих ушах.

Ее лицо было некрасивым, как прежде, но что-то изменилось в нем.

Я вышел на улицу, и солнце приласкало меня, как в последний раз.

13. БОЛЕЗНЬ РОСТА

Мы ехали в ночном трамвае, сидели друг против друга, касаясь коленями, и ее коленные чашечки были значительно выше моих. Ну да, об этом я и говорю: она была выше меня на голову. Это сбивало с толку: чего на самом деле она хочет от меня? Еще она была красива, умна, утонченна, она была создана для любви, но я никак не мог испытать чувство нежности, хотя и искал ее в себе весь этот вечер — с первой минуты нашего знакомства, — искал нежность и не находил. Вместо этого я испытывал неловкость, как будто обманывал чьи-то надежды, ничего, впрочем, не обещая, но ведь и не отвергая? Я был скован ее пристальным вниманием, как будто она уже стягивала с меня штаны с намерением посмотреть, каков у меня член, подойдет ли он ей, когда встанет, и будет ли достаточно тверд, чтобы…

Все-таки я кретин. Закомплексованный с головы до ног, сжавшийся в комок, сопливый мальчишка, изо всех сил старающийся выглядеть раскованным и знающим себе цену пьяным ловеласом. И если хмель еще действительно не прошел и шумел в моей голове, то он сейчас не мог мне помочь, скорее, мешал. Если бы я был трезв, я бы сразу дал ей понять, что ничего не будет.

Ее звали Леной. Леночкой. Она была выше меня на двадцать сантиметров, а я называл ее Леночкой. Это было бы забавно, если бы не добавляло мне грусти. Печаль вспыхивала и гасла, как свет в пустом громыхающем вагоне гас и вспыхивал от перепада напряжения. Я провожал ее на Петроградку — там она снимала комнату.

Мы вышли на какой-то остановке и пошли куда-то направо вдоль темной улицы, освещенной кое-где больным желтушным светом. Наши тени то росли, то, уменьшаясь, сходили на нет, и я старался не смотреть на них, потому что эти кривляющиеся твари смеялись надо мной, отражая истинные размеры комизма происходящего. Мы дошли до какого-то пятиэтажного кирпичного дома, похожего на обыкновенную хрущевку (это на Петроградке-то!), и вошли в подъезд. Она остановилась на площадке первого этажа, роясь в сумочке в поисках ключей, слегка наклонившись, а я стоял, как дурак, рядом, вытягиваясь в полный рост, едва не вставая на носки. «Ты будешь ее ебать?» — крутился в моей голове вопрос, но, все время повторяясь, фраза теряла вопросительный знак и становилась утвердительной. Она как бы подмигивала мне, подначивая своей откровенностью: не парься, в постели все одинаковые, в горизонтальном положении рост не имеет значения. А что тогда имело значение? Моя потерянная нежность, ее желание впустить меня в себя или же еще что-то, что находилось где-то посередине между этими импульсами?

Наконец, мы очутились внутри.

— Тише, — прошептала она, указывая на закрытую дверь одной из двух комнат. — Соседка уже спит.

Я думал, она даст мне тапочки, а сама останется босиком — в этом случае я бы добрал пару сантиметров, но тапочек не оказалось. Мы вошли в комнату, она включила свет, и я сразу увидел диван, на котором это произойдет. Это как дежа вю. Мне показалось, что когда-то (и не однажды) я занимался сексом на этом диване, — ну, может, на похожем, какая разница. Если это так, то каждый мужчина приходит к незнакомой женщине со своим диваном, если у него есть желание, и она не противится ему. Наверное, так. Значит, и я, сукин сын, притащил его в эту комнату, хотя и уверял себя по дороге, что не хочу ничего такого, а сам все время, надрываясь, пер его на своем горбу. Да, этот старый потрепанный диван, я знал каждую пружину в его темном нутре.

— Садись, — сказала Леночка, приглашая меня на мой диван.

В комнате стоял стол, заваленный книгами, исписанными листами, две немытые чашки ютились на самом его краю. Пара стульев, книжный шкаф, шифоньер с большим зеркалом, на окне отсутствовали занавески, и стекло до половины было завешено газетами. Под самым потолком — невзрачная люстра.

Пока я что-то там листал, она сходила в ванную и вышла оттуда с мокрыми волосами. На ней был банный халат, и она была в тапочках. Значит, все-таки они у нее были.

— У меня одна подушка, так что… — Леночка не договорила. — Ты пойдешь под душ?

Черт, ну почему я такой неповоротливый? Я стоял под струями теплой воды и думал, что вот мне уже двадцать пять и я вряд ли уже вырасту. Я глядел на свой поникший член, по которому весело бежала вода. Он тоже вряд ли вырастет. Я смотрел на свои ступни и думал, что неплохо бы еще постричь ногти. Выйти сейчас и спросить у Леночки, есть ли у нее ножницы. Маленькие маникюрные ножницы. Она будет рыться в нижнем ящике шифоньера, задрав голую попку, а мой член в это время будет расти. Я взял с полки зубную щетку — ее ли, соседки — и стал драить зубы. Хотя бы здесь не дать маху, дышать на нее «Поморином», когда дело дойдет до главного.

Леночка уже расправила постель и лежала под покрывалом, глядя, как я вхожу в комнату.

— Я забыла показать тебе мою зубную щетку, — сказала она.

— Я не чищу на ночь зубы, — глупо соврал я, отводя взгляд от ее глаз.

— Ложись, — сказала она.

— Выключить свет?

— Конечно.

Я щелкнул выключателем и лег рядом. Залез под покрывало, коснувшись ее обнаженного тела. Оно было чужим, хотя и теплым, как родное. От него пахло мылом, у меня были длинные ногти на ногах, зато рот благоухал, и можно было приступать к решительным действиям. Но как-то все изначально шло не так, словно это она, а не я вел ее к такой развязке, — вела и в самый последний момент остановилась, передавая мне инициативу. Да ведь так и было. И что я должен был теперь делать? Снимать трусы или нет? Просто приспустить их и начать целоваться? Молча полезть на нее, как на гору? Черт, это было невыносимо — никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Она лежала рядом в пяти сантиметрах и ждала.

Мне не то чтобы хотелось плакать, но я был раздавлен своей и еще чьей-то нелепостью. За окном проехала машина, осветив фарами газетные столбцы.

— Ты не спишь? — спросила Леночка.

Я не знал, как ответить. Сказать, что сплю, я не посмел, хотя это было бы лучшим ответом.

— Нет, — сказал я.

Она замолчала, опять надолго, не шевелясь и неслышно дыша. Такой тишины я не слышал давно, может, даже никогда не было вокруг меня такой тишины. Если бы она была поменьше ростом, хотя бы сантиметров на пяток-другой, думал я, все было бы проще. Я бы уже минут десять как гонял в ней свой поршенек, выуживая из нее различные звуки. Что может быть проще взять желающую этого женщину? Стоит только протянуть руку, дотронуться до нее жаркой ладонью, положить эту ладонь на живот, сдавить грудь. Больше-то ничего и не требуется, дальше все пойдет само.

Но я почему-то не мог. Я как-то странно ощущал себя сквозь весь мой стыд. Как будто она была мужчиной, а я женщиной — вот что втемяшилось мне в голову. Почему она не делает никаких попыток выебать меня? — такая мысль была бы уместна, приди эта мысль мне в голову. У нее же есть все, чтобы оттрахать меня как я этого хочу, или хотя бы так, как она это может. Мне ведь многого не надо, всего лишь немного ласки и проникновения, ласки проникновенной я желаю, вот чего. А он, или она… Я начал путаться в местоимениях, я определенно сходил с ума от безысходной тоски и одиночества.

— Знаешь… — начал было я и замолчал.

— Да? — спросила она через минуту, так и не дождавшись продолжения.

Черт, я понятия не имел, что еще ей сказать. Сказать, что я одинок, что хочу любви и боюсь ее пуще смерти? Боюсь привязаться к человеку, боюсь, что он потом бросит меня и я умру от еще большей тоски? Как сказать лежащей рядом обнаженной женщине, что я не хочу ее, потому что она элементарно выше?! Что эта разница в росте даже больше длины моего хуя? Вам это кажется смешным? Лично мне не очень. Если задуматься, есть в этих цифрах что-то насильственное и непоправимое, как в датах рождения и смерти.

Если бы я тут же мгновенно уснул — это было бы настоящим выходом. Ну, или умер, в крайнем случае. Я сейчас был готов даже на смерть — клиническую. До утра. А потом я поймаю ее где-нибудь в прихожей и все равно выебу. Стоя, под вешалкой, или посажу на кухонный стол. От моих толчков будет срываться на пол и биться посуда, а я…

Я устал. Очень устал. Повернулся со спины на бок, лицом к ней. Протянул руку. Она лежала на спине. Я коснулся пальцами ее лба, носа, бровей, щек. Затем коснулся подбородка. Губ. Слегка раскрыл их мякоть и ощутил твердь зубов. Если бы вы знали, как это тяжело мне давалось. Наверное, она чувствовала это, понимала всю нелепость таких касаний, но что могла поделать? Все-таки Леночка была умна, этого было не отнять, поэтому спихивать с дивана она меня не стала. Просто разомкнула зубы и приняла в рот мой палец.