Марат Басыров - Печатная машина

• Название: Печатная машина
• Автор: Марат Басыров
• Издательство: Издательская группа «Лениздат», «Команда А»
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4453-0814-0

Жан Жене — у французов, Чарльз Буковски — у янки, у России новых времен — Эдуард Лимонов. В каждой национальной литературе найдется писатель, создавший яркий образ экзистенциального бунтаря, в котором олицетворено самосознание если не целого поколения, то значительной его части. Но мир, покинувший лоно традиции, устроен так, что дети не признают идеалов отцов, — каждое поколение заново ищет для себя героя, которому согласно позволить говорить от своего имени. Этим героем никогда не станет человек, застывший в позе мудрости, знающий сроки, ответы на главные вопросы и рецепты успеха. Нет, герой этот — мятущаяся личность, сплав демонических страстей и плачущей под их гнетом оскверненной души. Марат Басыров дал жизнь и голос этому герою — герою поколения нынешних сорокалетних. Недавно еще безрассудных, бунтующих, на ощупь познающих разницу между наваждением и озарением, теперь уставших, но не смирившихся и не простивших.

Знакомьтесь, если вы еще не встречались — Герой Нашего времени.

---

С буквами было иначе. Каждая из них готова была мне дать. Я чувствовал это своей напрягающейся головкой. Даже гуляющие где-то А и М в любой момент могли постучаться в мою дверь и встать передо мной раком.

И вот я приступил. Я поставил Чайковского «Щелкунчик». «Щелкать — так щелкать», — решил я, садясь перед машинкой. Дело пошло неожиданно легко, как будто здесь, в этом отверстии, кто-то уже побывал до меня, основательно все разворошив.

Я печатал целый день, отвлекаясь только на то, чтобы сменить диск или заправить чистый лист. Шопен еле поспевал за Григом, Моцарт обгонял Бетховена, Брамс давал пинка Рахманинову, а Штраус никак не мог угнаться за Россини. Я сидел, сгорбившись, и к концу дня уже ни хрена не соображал. Ноты, перемешавшись с буквами, скакали в моей голове, отплясывая неистовый кавардак. Так и не допечатав последнее стихотворение, я повалился на пол и забылся тяжелым сном.

Это продолжалось целый месяц. Два месяца. Три. Если я когда-нибудь скажу, что за это время хотя бы раз почистил зубы, плюньте в мой поганый рот. Я проглочу ваш плевок, ибо вы будете правы — я их не чистил. У меня едва хватало времени попить воды. Вечность то распахивала передо мной ворота, то больно их захлопывала, но вместо скрипа петель я слышал переборы баховского клавесина. Иногда мне казалось, что я смотрю в бездну и не различаю дна, но чаще мой взгляд упирался в собственную грязную коленку, поросшую редкими унылыми волосками.

В отсутствие собеседников я научился разговаривать с моей машинкой. Чаще всего я увещевал ее, пеняя ей на ее щербатость, но здесь я, конечно, кривил душой, выговаривая ей всяческие нелицеприятные вещи. В чем она была виновата? В том, что каждый вечер, перечитывая написанное за день, я в ярости рвал листы и раскидывал их по комнате? В том, что я постепенно сходил с ума в безумной погоне за совершенством? В том, что мне больше некому было адресовать проклятия и ругательства, потому что Господь, зажав пальцами уши, давно отвернулся от меня?

«Да! — кричал я. — Сука! Вот Ты кто, Господи! Ты, дающий Все одним, и Ничего — другим! Ты несправедливый мудак после этого, и я отказываюсь в Тебя верить!»

Однажды, находясь в крайней степени отчаяния, я схватил машинку и, оторвав ее от пола, бросил в стену. Соседи злобно застучали с той стороны. Я это принял как знак, но все равно еще долго не мог успокоиться. Попинав искореженный инструмент и разбив в кровь ступню, я принялся за ремонт. Я плакал от боли и обиды, выправляя заклинившую каретку и выпрямляя рычаги литер. «Я больше не обижу тебя, — твердил я сквозь слезы, хлюпая сопливым носом. — Гадом буду, девочка моя», — причитал я.

Через неделю я выкинул ее с балкона, едва не убив семью, возвращающуюся из похода в «Макдональдс». Потом сидел, убитый и раздавленный своей бездарностью, среди вороха бессмысленных стихов под бетховенскую Аппассионату, так любимую Лениным, и у меня не было сил даже на то, чтобы пошевелить мозолистым пальцем.

Это был полный провал. Я решительно ставил крест на всем, что последнее время засоряло мне мозги. Я переоценил свои возможности, потому что их реальная скромность не смогла бы выдержать даже невинного поцелуя, тогда как я замахнулся на вселенский отсос.

Я занес обратно всю мебель. Расставил на подоконнике горшки с цветами. Намочил половичок, нацепил на голову сеточку для волос и сел писать письмо родителям.

Мне было грустно. Эта грусть была такой пронзительной и юной, что у меня дрожала рука.

Здр…вствуйте, …ои люби…ые, ………… и п… п…., — писал я под моцартовский реквием. — Я в…с очень люблю. Т…к сильно, что иногд… …не нестерпи…о хочется броситься с б…лкон…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.