Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Что касается до другого княжеского дома, то был оный уже несколько сего подалее, и верст за десять от моего жилища, а именно в селе Татарском. Им владел тогда князь Федор Федорович Волконской, человек также весьма добрый, бесхитростный, но прямодушный и такой, с которым можно б было с удовольствием обходиться, если б по особливому несчастию не подвержен он был тому гнусному и постыдному пороку или слабости, которая столь многих умных людей делает иногда хуже скотов самых и презрительными пред лицем всего света.

 Он был также еще не стар и нам почти ровесник, и женат также недавно. Мы познакомились с ним по князе Горчакове, с которым он был знаком и к нему езжал часто. Тут мы увиделись с ним в первый раз, и сего было довольно. Оба они с женою нас полюбили, и тотчас сведена была между нами дружба, и условленось видаться колико можно чаще.

 Совсем тем, как ни довольны были мы дружеством и приязнию и ласками обеих сих княжеских фамилий, а особливо ласками обеих молодых княгинь, резвящихся и игравших всегда с моею женою, которая обеих их была моложе; однако частые свидания с ними стали скоро мне уже несколько и скучноваты становиться, и тем паче, что мне не всегда с удовольствием можно было подлаживать людям опьянившимся и забывавшим иногда самих себя, но я иногда и не рад бывал, наехавши князя Волконского в таком состоянии и не знавал как от него и отделаться.

 И как оба они были люди праздные, немеющие никаких занятий, но скучающие всегда временем и желавшие провождать его в беспрерывных съездах, свиданиях и компаниях и восхотевшие даже того, чтоб нам видеться ежедневно и в том друг с другом чередоваться — и один день провождать у князя Волконского, другой у князя Горчакова, а третий у меня, — мне ж сего ни достаток мой, ни склонности, ни прочие обстоятельства никак не дозволяли; то и отклонил я от себя такое предложение и оставил их одних переезжаться друг с другом и время свое провождать в сотовариществе с рюмками и бутылками и гаркающими людьми. А сам довольствовался свиданиями с ними изредка, а прочее время хотел лучше делить с своими книгами и другими и такими соседями, которых характеры подходили к моему сколько–нибудь ближе, или по крайней мере не так много контрастировали, как их, с моим характером.

 К числу сих, и преимущественно пред всеми прочими, принадлежал новый мой знакомец и сделавшийся потом хорошим моим приятелем и наилучшим моим соседом, Иван Григорьевич Полонский. Он жил верст с 14 от нас в сторону к Оке реке, в деревне Зыбнике и был человек хотя достаточный, по очень добрый. Дом его и образ жизни почитался тогда наилучшим и знаменитейшим во всем нашем околотке, к тому ж и чин имел он хороший и довольно знаменитый. Служив многие годы в гвардии, отставлен он был из ней полковником, и приехал в сие место жить не задолго только до сего времени с своею женою, которую одну только он и имел, ибо детей у него не было, а был в живых только еще отец, но который жил не с ним, а особливым домом.

 О сем соседе своем я наслышан был уже давно и давно мне с ним, так как и ему со мною, познакомиться хотелось, но до сего времени не было к тому случая. А в сей год спознакомились и увиделись мы с ним в первый раз в доме соседа моего, Александра Ивановича Ладыженскаго, и первая минута нашего свидания сделала нас между собой приятелями. С самой оной он полюбил меня, а я его, и мы столкнулись так хорошо, что были потом неразрывными между собою друзьями по самый конец его жизни.

 Я нашел в нем человека, не только большой свет знающего и в оном почти всю жизнь свою жившего, и многими знаниями одаренного, но что всего для меня приятнее было, и охотника до книг и до чтения, и при всем том очень дружелюбного, ласкового, добросердечного, в обхождении приятного и довольно веселого человека.

 Книг имел он у себя нарочитое собрание, а что всего удивительнее, то великое множество из них, писанных его рукою. Будучи смолоду великим писакою, любил он как–то в особливости упражняться вписаний не скучивал списывать целые превеликие книги, — и я нашел у него собрание наилучших в тогдашнее время романов, списанных сим образом его рукою и переплетенных порядочно. А всего приятнее для меня было то, что можно было не только говорить и рассуждать с ним обо всем и обо всем с удовольствием, но было что у него и перенимать.

 Препроводив всю жизнь свою в Петербурге и насмотревшись всего, жил он и в деревне порядочно; имел в доме приборы, какие были тогда в употреблении, лучшие; стол был у него хороший и весь образ жизни не столько деревенский, как городской, однако умеренный и порядочный. Самая жена его, женщина такая ж толстая, каков был и сам он, была однако боярыня хотя светская и модная и несколько напыщенная спесью и величавостью, но умная и к нам очень ласковая и благоприятная. И оба они полюбили как меня, так и тещу и жену мою так, что мы сделались скоро ими очень довольными и дом сей почитали наилучшим из всех прочих.

 Начало сему знакомству учинил я, как младший, и, спознакомившись с ним в доме г. Ладыженского, решился к нему вскоре после того с женою и тещею моею съездить. Не могу и поныне позабыть тех минут, в которые въезжали мы к нему впервые на двор, и с какими чувствиями приближалась к крыльцу их жена моя, для которой, по молодости ее, было очень дико входить впервые в незнакомый и во всем пред нашим увышенный и преимущественный дом. Но как г. Полонский и жена его нас всех и при сем первом уже случае так обласкали, что мы сделались очарованными ими; то полюбила скоро их и сама жена моя и езжала к ним в дом охотно.

 Мы пробыли тогда у них до самого вечера, и г. Полонский не только старался угостить нас как можно лучше, но водил меня показывать мне и новозаведенный сад свои. И как я увидел, что сад сей заведен был у него превеликий и регулярный и что он также, как и я, к садам был охотник; то сие меня еще более к нему привязало. Одного только мне всегда было жаль, что он, будучи очень дебёл, по тягости своей не мог так много везде ходить, как я, и не мог мне в сем случае делать сотоварищества. Однако сей недостаток заменял он довольно ласкою и дружеством своим ко мне и приятностию разговоров, а не менее и самою услужливостию нам при всех случаях, к чему побуждало его и самого наиболее то, что и он находил во мне лучшего для себя и такого соседа, с которым можно было ему и поговорить, и без скуки, а с удовольствием провождать свое время.

 Не успели мы у него впервые побывать, как не замедлил и он отплатить нам за наш визит своими собственным. Мы старались угостить его также, сколько могли лучше, и оказываемое им всему виденному и найденному у меня в доме и в саду одобрение, привязало меня к нему еще больше, и с того времени начали мы переезжаться и видаться довольно часто. И как настал день моих имянин, то был он у меня первейшим и лучшим гостем, чего он был и достоин, и не только у меня обедал, но и ночевал за позднотою времени. Что ж касается до нас, то мы ночевывали у него всякий раз, как к нему ни приезжали; а особливо в осеннее и зимнее время, и они никогда нас от себя не отпускали поздно, и были тем в особливости довольны, что мы с ними приездами не считались, но бывали у них гораздо чаще нежели они у нас, чего мы за тягостию их уже и не взыскивали.

 Теперь кстати к сему упомяну я вам и о прежнем своем приятеле и друге, Иване Тимофеевиче Писареве, которого я, сколько мне помнится, около сего времени лишился. С сим человеком, с которым прежде сего был я так дружен, я с самого того времени, как он поступил со мной не слишком чистосердечно, почти уже не видался, или виделся только однажды в Москве, да и то только вскользь, потому что находился он тогда уже в жалком состоянии. Ибо вскоре после тогдашнего нашего свидания, при котором он против меня несколько погрешил, имел он несчастие помешаться несколько в уме своем.

 Богу известно от чего произошла с ним сия жалкая перемена. Некоторые говорили, что произошло сие будто от излишнего его читания книг священных и духовных; другие утверждали, что причиною тому был какой–то скитавшийся монах, с которым он имел несчастие спознакомиться и сдружиться и который сбил его с пути истинного и подал к тому повод, что он сбился и помешался несколько в уме, а особливо в заключениях и мыслях о вещах, касающихся до таинств и догматов веры, которое помешательство простиралось до того, что я, имев случаи однажды видеть его в Москве и говорить с ним с час времени, ужаснулся даже, услышав от него совсем вздорные и ни с чем несообразные мысли. А такою ж галиматьею наполнил он и одно последнее письмо свое. писанное ко мне после того времени и хранившееся у меня долго. А сие и удалило меня от него еще более, так что я уже не имел ни малейшей охоты возобновлять с ним прежнего знакомства; но скоро потом услышал, что он и самую жизнь свою пресек несчастным образом, переезжая где–то реку на плоту, обернув голову свою в халат, бросился в воду и сам себя утопил.