Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Я не могу сказать, чтоб мне сего престарелого родственника моего слишком жаль было. Он поступками и характером своим не приобрел как–то от меня ни особой любви, ни почтения, а сомневаюсь, чтоб кто–нибудь иной любил его искренно. Странный, удивительный и даже оригинальный его характер приносил уже то с собою, и он был таков, что я сомневаюсь в том, чтобы он имел во всю жизнь свою у себя хотя одного искреннего друга. Однако не могу сказать, чтоб видел я от него что–нибудь и худое и имел причину за то его ненавидеть; а по всему тому и сожалел я о нем так, как сожалеть должно о пресечении жизни такого родственника, который чином своим делал честь нашей фамилии, а сверх того был в оной и старший.

 Как по смерти его не осталось уже никого из рода нашего старее меня, то я, сделавшись чрез то главою и начальником всего нашего маленького рода, взял на себя попечение о его погребении, а особливо потому, что сына его, которого одного он только и имел, не было тогда дома, а находился он в службе и служил в гвардии капралом.

 Мы созвали к сему случаю всех его ближних родственников и погребли его чин чином, и как надобно и непостыдно было для такого чиновника, и положили его под церковью рядом с покойною его первою, и едва ли не от него жизнь потерявшую женою, против амвона несколько влево, выстлав могилу его, по обыкновению, кирпичом.

 Прочее время сего месяца достопамятно было тем, что занимался я в оное деланием себе домашней деревянной астролябии с ромбами. Выделка сия была моя собственная и была очень удачная; мне удалось смастерить прекрасную и очень верную астролябию, в которой одна только стрелка была купленная, а прочее все было домашнее; и она так была удобна и неубыточна, что я, во время издавания мною «Экономического магазина», увековечил даже ее сообщением свету не только подробного описания, но даже самого рисунка оной. Приближающееся межеванье и хотение снять все свои земли предварительно на план и измерить аккуратно, было к труду сему мне побуждением.

 Другое замечания достойное было то, что около сего времени у соседа моего, Александра Ивановича Ладыженского, родился тот второй сын его Иван, с которым ныне судьба довела меня жить в соседстве и в дружбе и коего приязнию я очень доволен. И как всех детей крестил у него уже я, то были сему его сыну восприемником вместе с женою г. Полонского, Анною Алексеевною.

 Между тем как все сие происходило, во все праздное время занимался я переписыванием набело второго моего сочинения, назначенного для отсылки в Экономическое общество, и трудился над тем с такою прилежностью, что оное у меня к 2–му числу сентября и поспело. И так, я и отправил оное в Москву, с поехавшим туда, для своих нужд одним заводским немцем, и случилось сие в самый тот день, в который я за 4 года до сего приехал из службы жить в деревню.

 Не успел я сие дело кончить, как новое происшествие обратило к себе все мои мысли и внимание. В Тарусской уезд прислан был уже землемер и начал межевать, а как в сем уезде находилась деревенька тещи моей, или паче принадлежащая всем нам, по названию Волнино, и была еще не межевана, а на ней почти прежде бывшее и так называемое Шуваловское межеванье остановилось, и потому очередь должна была очень скоро дойтить и до нашей деревни, то надобно было мне самому туда ехать, войтить во все обстоятельствы, спознакомиться в первый раз с межеваньем, и учинить все нужное в пользу деревни нашей. Как деревня сия принадлежала хотя одной моей теще, но земляная дача была вообще у ней с невесткою ее, Матреною Васильевною, то обе они снабдили меня верющими письмами, и поручили мне сие их общее дело в полную волю.

 Мне и удалось начать и произвесть оное более нежели с вожделенным успехом, но и стоило оно мне немалых трудов и хлопот. Я, приехав туда и объехав всю дачу, нашел обстоятельствы самые скверные. Дачка наша сама по себе хотя и не была еще межевана, но обмежеванными уже соседственными другими дачами была почти вся кругом окружена так, что оставался только малейший и не более как только сажен на десять длины клочек не пройденный межею и необмежеванного места. И сие–то узенькое место стоило только тогда пройтить новому землемеру.

 Сие бы впрочем и хорошо, и нам бы меньше трудов стоило при межеванье, если б с тем другого и крайне досадного обстоятельства, а именно того, что дача наша была очень неполна и по измерению оказалось, что недоставало в ней точно целой половины против числа крепостей наших на оную. А что всего хуже, то никто из жителей тамошних не знал, куда она делась и по какому случаю ее так много убыло, и где бы нам ее при тогдашнем межеванье отыскивать было надобно?

 Но сей последний вопрос не трудно было решить. Оставался только, как выше упомянуто, маленький промежуток недомежеванной земли с близлежащим селом Хомяковым. Итак, искать ли, или не искать, оставалось только в Хомяковской даче, ибо другие все были уже замежеваны и чрез рубеж перейтить было уже не можно. Но была ль или нет в Хомяковской даче примерная и излишняя земля, которою бы нашу дачу наполнить было можно, о том никто не знал и не ведал.

 При таких смутных и дурных обстоятельствах долго не знал я, что мне делать, но наконец другого не нашел, как воспользоваться помянутыми маленькими воротцами, допускающими сколько–нибудь вход в постороннюю дачу, и заспорив в оном месте отхватить спором набум из хомяковской дачи такое количество, какое могло б достаточно быть для наполнения недостатка в нашей даче, и учинить сие прямо на удачу и в надежде, что авось–либо найдется там множество примерной земли и будет чем им с нами поделиться.

 В сем намерении и старался уже я не упустить самого того пункта времени, как землемер придет к нашей даче и к помянутым воротам. По особливому счастию случилось так, что землемер сей был немец, и человек очень добрый, по имени Христофор Егорович, а по прозванию господин Унферцагт. Он не успел меня увидеть, не успел узнать и услышать, что я говорю по–немецки и очень хорошо, как и полюбил уже меня и сделался мне приятелем, и потому и дал мне волю спорить и отводить заспоренное место как я хочу. А сею благосклонностию воспользуясь, и заспорил я на помянутом месте и отхватил от Хомяковских более полутораста десятин земли и на большую часть с прекрасным строевым лесом. Сие последнее сделал я по той необходимости, что вся земля Хомяковской дачи, лежащая в смежности к сему месту, была под лесом.

 Спор сей многим казался совсем нескладным, и не только кому иному, но и самим мужикам нашим, и я признаюсь, что и сам я был не лучшего об нем мнения. Однако, он удался против чаяния всех, лучше нежели кто мог думать и ожидать. Ибо как по измерению Хомяковской дачи оказалось в ней земли такое великое множество против крепостей в излишестве, что и за наполнением нашей, и за всем удовлетворением по закону, оставалось еще много лишней, которую следовало отрезать на государя; то как стали нас потом по обыкновению мирить, то самая необходимость и опасение, чтоб не потерять множайшего количества, принудила Хомяковских со мною помириться и добровольно отдать мне все то количество, сколько я требовал и даже и с лесом. Но надобно сказать, что и я поступил в сем случае довольно к ним снисходительно и в уважении леса согласился взять земли гораздо меньше, нежели сколько б мне по законам получить было можно. Чем они будучи довольны, подали тогда же обще со мною о том полюбовную сказку.

 Нельзя изобразить, как удивились все наши тамошние мужики неожидаемому сему и толь скорому и легкому приобретению и сколь высокое мнение получили о моем искусстве. Но признаюсь, что и сам я очень был тем обрадован и доволен успехом, превзошедшими собственное мое ожидание; что ж касается до обеих владетельниц, тетки и моей тещи, то радость о том была их чрезмерная: и они превозносили меня до небес своими похвалами.

 Но не успели Хомяковские сего сделать, и я не имел еще времени землю сию принять в свое владение, как некакой злой дух подстрекнул их нарушить добрую веру и совесть, и вздумать уступленный мне помянутый лес, которого более ста десятин было, срубить. Они, выждав меня оттуда и в мое отсутствие нагнали множество народа, и ну! рубить лес и возить в свою деревню.

 Ко мне прискакали тотчас гонцы о том с известием, и я, досадуя на сих вероломных и недовольных моим снисхождением, поскакал тотчас в Серпухов в межевую контору, и употребил все что только мог к снисканию себе защиты и удовлетворения по законам, и довел их наконец до того, что они раскаялись в своем глупом предприятии и просили меня уже из милости дело сие и просьбу на них оставить, и брались удовлетворить меня полюбовно всем, что мне было надобно; чем я был и доволен, и будучи сам не охотник до хлопот по приказным делам, охотно на то согласился и дело сие кончил с ними миролюбиво и с довольною для себя выгодою.