Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Приездом своим оба князя и незамешкались действительно, и на другой же день приехал к нам и обоз их, а сами они заехали к приятелю молодого князя, г. Стрекалову, где и ночевали. Я приготовился было опять принимать у себя в доме и угощать князей по силе своей и возможности, но вдруг от приезжих с обозом услышал, что им велено стать и расположиться во дворце, и что хотя старику и хотелось опять стать у меня в доме, но молодому князю было то неугодно и он в том воспротивился и велел расположиться во дворце и стол людям свой готовить. Сие отнять меня как обухом в голову ударило, и я тотчас сам в себе подумал: «вот тебе на! и вот первая уже валвенка в кузов». Но как нечего было делать, то принужден был замолчать и дать им волю делать, что хотят. Но всего прикрее и досаднее мне было то, что не хотели они ничего даже брать из дома моего к столу нужного и делали то по особенному приказанию от молодого князя. Чудно мне сие показалось, но я принужден был и в сем случае скрыть свою досаду.

 Поутру на другой день приехали и князья. Я встретил их у крыльца, и старой князь обошелся со мною по–прежнему очень благосклонно, а молодой с таким же опять высокомерием, как и в Сергиевском. Все наши судьи вместе с городничим сделали им честь и пришли к ним тотчас на поклон. Но молодой князь принял и обошелся и с ними так сухо и с таким также высокомерием и холодностию, что те тотчас сие приметили, и не будучи его подкомандующими, самого его в сердцах своих презрели и тотчас, откланявшись, ушли и оставили сего горделивца с покоем с другом его, г. Стрекаловым, приехавшим с ними вместе, и коего я тогда в первой раз еще видел.

 Стол был уже приготовлен, и как его накрыли, то хотя и приметил я, что поставлена была тарелка и на мой счет, но желая узнать, пригласят ли они меня, нарочно, перед самым тем временем как надлежало садиться, уклонился я в другие комнаты. Молодой князь и в сем случае был так груб, что не хотел обо мне и вспомнить, но спасибо уже старик, тотчас приметив, что меня нет, сказал: «А где ж Андрей Тимофеевич? Зовите его сюда!» Итак, принужден я был, против хотения даже своего, сесть с ними за стол и у них обедать; но признаться надобно, что мне не шел почти ни один кусок в горло, так досадно было мне все поведение молодого надменного князя.

 После обеда лег старик, по обыкновению своему, немного отдохнуть, а молодой князь занялся разговорами со Стрекаловым, а я, уклонившись от них, вступил с меньшим его братом в свои ученые и любопытные разговоры, и занялся тем во все–то время, покуда старик спал; но как скоро он встал, то пошел он с молодым князем и со мною прохаживаться по берегу пруда перед дворцом. И тогда начался у него при мне первой разговор, относящийся до волостей, и я удивился, услышав, что молодой князь начал все критиковать и опорочивать и между прочим упоминать о таких вещах, о которых бы ему и знать никак было не можно, если б ему не было ни от кого предварительно о том пересказано. Сие подтвердило догадку мою относительно до Верещагина, и я тотчас заключил, что говорил он по его внушениям и клеветам. Самое первое, о чем он старику говорить стал, относилось до собираемых с наемников поземельных платимых ими денег пошлин. Во время правления моим предместником, деньгами сими пользовался сам он и делился может быть с тогдашним помощником своим Верещагиным; а сей, заключая может быть, что и я ими, по примеру их, пользуюсь, не преминул заметить о том князю. Но спасибо, он ужасно в том обманулся, ибо я и не помышлял никогда о том, чтоб ими пользоваться; я потому не успел молодой князь меня при старике спросить, какую мы с земель пошлину и на что собираем, и куда сия деньги деваем, и спросил меня таким тоном, как бы в похищении их обвиняя, как я тотчас в ответ ему сказал, что установил это не я, а сделано было то до меня; что сбор сей почитаю я сам ненадобным и незаконным; что куда деньги сии до меня употреблялись — не знаю, а которые при мне собраны, те все целы, и что я до них не касался и хотел сам просить у князя повеления о том, куда он их деть и что с ними учинить прикажет.

 Нечего было на сие сказать молодому князю. Он почти устыдился, что напрасно мечтал худо обо мне, и тотчас, прикрывая свой стыд, стал говорить старику, чтоб сии пошлины уничтожить и впредь не собирать, ссылаясь и на мое о том согласное с ним мнение, на что старик и согласился; итак, дело сие кончено.

 После того завел он речь о выставках и кабаках, которых так много в волостях, потом, как мужики от них впрах пропиваются и разоряются. Я тотчас догадался, что конечно насказано ему и об них что–нибудь от Верещагина, которому известно было, что предместник мой за них получал от откупщика великую прибыль, и что может быть и с сей стороны оклеветал он меня князю, думая, что и я также ими пользуюсь; но по счастию, как и о сем я всего меньше помышлял, то не трудно было мне и сию клевету и худое о себе мнение уничтожить. Я тотчас сказал ему, что выставки и кабаки сии введены не мною, а еще господином Опухтиным, что все они волостям вредны и мужики от них разоряются — это правда, но что я, при самом еще вступлении моем в должность, о том и об уничтожении оных его сиятельству князю Сергию Васильевичу докладывал, но его сиятельству угодно было приказать оставить их по прежнему, а потому они и ныне хотя существуют, но я ими никак не пользуюсь, а желал давно и желаю и теперь, чтоб они истреблены были. «Так, князь Сергий, так! подхватил на сие старой князь: он мне давно и не однажды говорил, но я не велел их трогать, и он этому нимало не причиною». Стыдно стало тогда молодому князю, что и в сем случае не удалось ему меня пред отцом очернить, и, не зная, чем уже прикрыть свой стыд, стал со мною равно как бы советовать о том, нельзя ль бы их теперь истребить и как бы это сделать? На сие сказал я ему, что я этого не знаю, а думаю только, что теперь не таково легко сие сделать можно, как прежде, потому что они сделались уже гласными и известны наместнику и вошли уже в опись и в сложность в казенной палате. Сие услышав, старой князь и равно как с некакою досадою сказал: «Пустое, брат, и это затевать, и входить за сие в ссору с наместником. Дело однажды сделано, так тому и быть! Блого мужики не жалуются; итак, пускай себе ими довольствуются: пить им есть на что и денег у них много». Нечего было тогда и на сие сказать молодому князю, и он замолчал.

 После сего, немного погодя, завел он речь об оброчных отдаточных землях и стал растверживать, как это худо, что они не только всегда по одной непременной и весьма низкой цене отдаются, но положено до тех пор ни у кого не отнимать, покуда кто сам не откажется. О сем не успел я услышать разговора у него с отцом, как тотчас заключив, что и тут скрывалися плутни, клеветы и злые внушения Верещагина, которому известно было, что друг его, а мой предместник, получал за сие от наемщиков великие прибытки, и что по всему видимому он и обо мне тоже заключал, хотя я и от сего весьма удален был, тотчас вмешался в их разговор и стал тоже сам говорить, что это не то–то, что хорошо, а несравненно было б лучше и прибыльнее, если б отдавать их с публичного торга. Сим не только я и в сем отношении уничтожил худое мнение о себе, но несколько и угодил молодому князю. Но старик не хотел никак приступать к предлагаемой перемене, а наотрез сказал, что это надобно оставить для переду, а теперь пускай остается и сие на прежнем основании, и что ему не хочется огорчить наемщиков.

 Нечего было и в сем случае молодому князю делать. Он принужден был замолчать. А таким же образом и все прочие его замашки и обиняки были вмиг мною разрушаемы и уничтожаемы, что мне, как во всем невинному, а правому человеку и нетрудно было делать. Но все сие мне нимало не помогло: молодой князь продолжал и после сего быть ко мне хладнокровным, и, по пословице говоря, не смога в рога, вздумал уже все мои деяния и распоряжения порочить, и говорить, что то нехорошо, другое дурно!.. но сим он даже огорчал старика–князя, и до того довел, что он ему с некоторою досадою сказал: «Это тебе так кажется, а мне так не так, и для меня все это хорошо и все похвально. А сие и принудило молодого князя замолчать и только продолжать на меня дуться.

 Наконец кончилось наше гулянье и сии важные, но крайне досадные для меня разговоры; а ввечеру, по возвращении во дворец, ничего уже тому подобного говорено не было; а старик–князь продолжал по прежнему обыкновению со мною о разных предметах и с множайшею еще благосклонностию разговаривать, нежели прежде. А на другой после сего день и поехали мы все на одной линейке в Бобрики. Тут, проезжая Балаховский лес, который мною, как прежде упомянуто, был особым манером на множество просек и аллей разрублен и которой чрез то и чрез обрубление в нем крайних дерев отменно красив был, спросил князь умницу сына своего: «Ну, что, князь Сергий! и это скажешь ты что дурно?» Нечего было ему на сие уже отвечать, и он принужден был отцу сказать, что это хорошо, что похулить не можно и что я человек со вкусом. Вот одно только выгодное о себе словцо, которое я от него во всю сию его у нас бытность услышал; но за сие с лихвою отплатил он мне, находясь в Бобриках, чрез отменно ласковое и дружелюбное обращение с Верещагиным. Тут казалось ему все хорошо и все приятно. И столом его, и угощением, и ласками семейства его был он доволен, и все превозносил похвалами, и Верещагин перед ним перевертывался сущим бесом. Все сие принужден я был видеть с крайнею и чувствительною досадою, но при всем том молчать и притворяться, будто ничего не вижу, и о всех бездельничествах Верещагина и злых его на меня ковах, как бы ничего не зная и не ведая.