Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Гнусный план сей состоял в следующем. Как оба они не сомневались, что как скоро женится г. Бобринский, то отдадутся ему во владение и обе наши волости. Об нем же они знали, что он, будучи еще очень молод и к распутствам и веселостям очень склонным, сам собою управлять ими будет не в состоянии, да они ему в полное управление от императрицы тотчас и не отдадутся, и что нужен будет к нему пристав и помощник, то и полагали они, что сим приставом и помощником в правлении не иному кому быть, как сему молодому князю Гагарину и при нем Верещагину, и чтоб обоим им постараться увезть тогда сего молодого господина с молодою его женою в волости и, заведя его во все забавы и увеселения, самим между тем воцариться в волостях и хозяйствовать в них по своему произволению. Словом, они замышляли всем распорядиться так, чтоб тогда младой Бобринский носил только на себе звание мужа и господина над волостьми, а тем и другим быть бы в самом деле помянутому князю Гагарину, а при милости его Верещагину, который, будучи великим прошлецом {Прошлец, пройда — пройдоха, пролаза, проныра.}, хитрецом и картежным игроком, ласкался надеждою найтить и для себя тут выгодный счет и, пообыграв сего молодого и богатого господина, поправить и свое состояние.

 В сем состояло главное существо дальновидного их замысла и заговора. Но единое затруднение находили они в том, что волости наши не находились еще в управлении сего молодого князя и не прежде могли находиться, как разве по смерти старика, отца его, управляющего ими, но которая скоро ли или не скоро воспоследует, они не знали и знать не могли. И как опасались они, чтоб помянутая женитьба не воспоследовала еще при жизни старого князя, то озабочивались они тем и долго не знали, как бы пособить себе в сем случае и каким бы образом доставить власть и управление волостями скорее в руки молодому князю. Наконец, хитрые и острые умы их и развратные сердца помогли им выдумать и к тому одно удобное, хотя крайне бессовестное и дурное средство. Они распустили слух и молву, что старик–князь так состарился, что выжил уже из ума и мешался в мыслях. И сын не устыдился не только подтверждать сию ложную и самим им выдуманную молву, но старался еще довесть стороною слух сей до самой императрицы и небывальщину сию об отце своем утвердить собственным уверением. Что оставалось тогда монархине делать? И как можно было не поверить свидетельству сыновню! Однако он в сем случае не совсем успел в своем намерении и не все получил, чего он ожидал и надеялся. Императрица хотя и действительно намерена была сделать его после отца в правлении волостьми преемником, но по премудрости и добродушию своему не хотела вдруг огорчить и живого еще старика–князя, отца его, и потому на первый случай сделала его только ему в правлении сими волостьми помощником.

 Таким образом, гнусный и коварный умысел сей не совсем удался, и молодой князь сим не весьма был доволен; но чрез некоторое время после того Огорчился он и более еще, когда и прочий его обширный и дальновидный замысел получил страшный толчок и как прах рассеялся по воздуху вихрем. Один нечаянный и бездельный случай опроверг вдруг все его замыслы и затеи и разрушил одним разом все здания и замки, воздвигаемые им с г. Верещагиным на воздухе. Излишняя любовная запальчивость и маленькая неосторожность испортила все дело. Ему случилось некогда, будучи у князя Потемкина, сидеть наедине с помянутою тайною любовницею своею, племянницею княжою и будущею невестою г. Бобринского, в одном покое на софе. В самое то время и совсем неожидаемо входит туда же сам князь Потемкин, любивший также сию молодую красавицу, и усматривает ее в таком положении, которое вдруг открыло ему глаза. Взволновалось вдруг его сердце и преисполнилось ревностию и досадою. Будучи весьма хитр и коварен, он хотя и ничего тогда не сделал, а захохотав, притворно сказал: «Ну, брат, князь, хорошо, право, хорошо!» — и потом, хлопнув дверью, ушел; но последствия от сего нечаянного усмотрения были великие и важные. Князь хотя и скрыл свою досаду в глубине своего сердца и наружно не показал никакого вида и перемены, но в самом деле лишил с сего времени князя Гагарина всей своей искренней любви и милости и, вместо прежнего друга и благодетеля, сделался ему тайным врагом и гонителем. Но сего было не довольно, а последствием от того было и то, что он переменил вдруг и оставил все мысли свои о женитьбе Бобринского на сей своей племяннице, но паче сам помог после к тому, что сей молодой человек отправлен был с приставом в чужие края путешествовать. А чтоб поудалить от племянницы своей и князя Гагарина, то внушил императрице сам желание поручить сему князю наши волости в полное управление, отженив {Отстранив.} старика отца его, яко совсем с ума уже рехнувшегося, от всей прежней доверенности к нему императрицы и правления оными.

 Сим образом разрушился весь план молодого князя Гагарина, и он, вместо всех ожидаемых блаженств, не получил ничего, кроме доверенности императрицыной относительно до управления сими волостьми. Но за то принужден был на несколько времени отлучиться от двора и для принятия от отца всех дел, до сих волостей относящихся, приехать в Москву; но что все уже его не весьма веселило, ибо он, кроме излишних хлопот, забот и попечений, не предусматривал от того никакой себе пользы и выгоды. Самое служение сие, по примеру отца, должен был он отправлять без всякой за труды награды и жалованья.

 Вот какие странные происходили тогда дела и сплетни и по какому случаю отнята была команда от старика–князя, не ведавшего о том ничего и только что сей неожиданной перемене удивлявшегося. Нам всем также все происшествия сии были неизвестны, и я узнал их долгое время спустя после того от самого Верещагина, который не посовестился и не постыдился сам мне о том при одном случае рассказать в подробности. Но я возвращусь к продолжению моей истории.

 Помянутый ордер и первое известие о сей перемене в моем начальстве получил я при самом уже окончании 1778 года, именно 30–го числа декабря месяца. Оно поразительно и неприятно было мне наиболее потому, что я имел уже издавна о новом командире своем и вообще обо всем его характере не весьма выгодное мнение, и о неблагорасположении его ко мне, с самого начала определения моего в сию волость против его желания, был уже сведом; а последний его приезд к нам подтвердил мне то еще больше, так что я, не надеясь от него никакого себе добра, имел причину с самого того пункта времени опасаться и ожидать от него всего дурного и за верное почти полагал, что он в непродолжительном времени непременно меня сменит и определит на мое место какого–нибудь своего фаворита. Таковая мысль, признаться надобно, начинала меня гораздо уже смущать и тревожить, и более потому, что я в Богородицке, в надежде долговременного тут пребывания, совсем уже завезся {Переехал, перебрался.} и тут как обострожился {Обосновался.} да и привык уже к сему месту и должности, что мне потерять сие место уже и не хотелось. Со всем тем, как я, с одной стороны, был совершенно чист и ничего за собою худого не ведал, и князю гнать меня совсем было не за что, и разве захотел бы он сделать сие из единого своенравия; а с другой стороны, не позабывал, что места сего я не искал и не добивался, а доставлено оно мне действием пекущегося о благе моем промысла Господня, который может меня и от всех несправедливых гонений и защитить и все против меня ковы разрушить, то мысли о сем скоро опять меня и успокоили, и я, возложа надежду и упование на всегдашнего моего покровителя и Бога и предоставив все будущее его воле и распоряжению, расположился с спокойным духом ожидать, что будет.

 В сем расположении моего духа и мыслей и кончил я сей 1778 год, с которым вместе кончу я и письмо мое, сказав вам, что я есмь ваш, и прочее.

(Ноября 21–го дня 1809 года).

1779 год.

Письмо 198–е.

 Любезный приятель! Таким образом, успокоившись духом и предав всё в произвол Провидению, начал я провождать вновь наступивший 1779–й год, и чтоб не подать никому виду бывшего смущения моего, продолжал вместе с прочими нашими судьями чередоваться вечеринками и все достальные дни наших святок провождать по прежнему в разных вечерних увеселениях и забавах; но в дневные часы занят я был множеством дел как по правлению волостному, так и по собственным своим комнатным упражнениям. Так случилось, что я, по поводу издаваемого мною журнала, завален был множеством писем от моих корреспондентов, как старых, так и новых, спрашивающих меня то о том, то о другом, и требовавших неукоснительно ответа. И как мне хотелось, да и нужно было их всех удовлетворить, то я, несмотря на тогдашние праздники и ежедневное почти угощение к себя приезжающих, тутошних и посторонних гостей, принужден был ловить все праздные минуты и употреблять их как на соответствование помянутым письмам, так и на самое сочинение материи для журнала и переписывание оной. Из числа сих многих корреспондентов в особливости занимал меня некто, писавший ко мне сперва под именем «не китайца, а русского дворянина», но о котором после узнал, что был то наш славный богач Никита Акинфиевич Демидов, и с которым я после познакомился и лично, и был приязнию его доволен.