Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 В сих разнообразных занятиях прошли нечувствительно и кончились наши прямо веселые святки. На крещенье получил я из Москвы с посыланным туда для отвоза казны моим капралом целую кипу французских книг, присланных ко мне от книгопродавца Вейтбрехта, для прочтения. С сим молодым и вновь торговлю иностранными книгами основавшим немцем имел я случай в бытность мою в Москве познакомиться, и до того сдружился, что он, по желанию моему, согласился присылать ко мне разные французские книги в тетрадях, для прочтения, с тем с моей стороны условием, чтоб мне ему их возвращать в целости, но уже переплетенные в папку; что я охотно и более потому принял, что у меня один из моих слуг научен был самим мною сему делу, и мне сие никакого труда не стоило. Но сего было еще недовольно; но мы с ним затеяли было и условились в сей год издавать также особой род экономического периодического сочинения. Повод к тому подало наиболее то обстоятельство, что Ридигер, по малости пренумерантов на мой журнал, не имел охоты продолжать издавание оного на будущий год, и он мне предварительно давал о том знать. Но как у меня в запасе находилось множество материи, заготовленной вчерне, и мне не хотелось прервать основавшуюся с столь хорошим успехом переписку со многими благонамеренными моими соотечественниками и желалось видеть сочинения мои напечатанными; то, по случаю сведения с сим г. Вейтбрехтом знакомства, предложил я, не хочет ли он войтить в сие дело и издавать мои сочинения; и как он охотно и с великою охотою на то согласился, то не только условились мы с ним о сем новом предприятии, но мною сочинено и даже напечатано было уже и объявление об оном. Но все наше дело, по особливому случаю, не состоялось: немчура сей каким–то образом вдруг, либо сделавшись банкрутом, либо но каким–нибудь иным причинам, из Москвы в течение последующего лета исчез, и куда девался, никто о том не знал и не ведал, так что вместе с его лавкою пропали и все экземпляры моей «Детской философии», данные ему мною для продажи, и у меня взамен того осталось только несколько французских книг, бывших у меня в то время для помянутого переплетанья и читания, которые и поныне у меня целы.

 Впрочем достопамятно, что на третий день после крещенья потеряли мы бывшую до того домашнюю нашу собеседницу и так долго гостившую у нас девицу, госпожу Беляеву, и которой сотовариществом мы так много были довольны. Отец ее неотменно хотел иметь ее опять при себе, и она, привыкнув к нам, против хотения своего принуждена была к нему отправиться и рассталась с нами с великим сожалением. Она и поныне, будучи замужем за г. Раковским, еще жива, я живучи с мужем своим в Москве, питает к нам свою нелицемерную дружбу и с нами временно переписывается.

 Около самого сего времени заезжал к нам и ночевал у нас славной наш великан, генерал Дмитрий Васильевич Арсеньев, брат родной тетки, Матрены Васильевны Арцыбышевой, и я с удовольствием угощал сего всеми уважаемого генерала; при котором случае случилось мне ему читать некоторые пьесы из моего журнала, и он ими так был удивлен и доволен, что не хотел было верить, что сочинял оные я, а не иной кто.

 Не успело несколько дней генваря пройтить, как новой мой командир, вступив в полное и самовластное правление над волостями нашими, и начал бомбардировать меня своими ордерами. и посылать ко мне повеление за повелением, и одно строже другого, и писать ко мне совсем уже отменным образом, нежели как писывал мой прежний командир, отец его. Совсем тем нельзя было сказать, чтоб все они были хороши и основательны. По чрезвычайности остроте и беглости своего ума и духа, и по излишней надеятельности на совершенное свое всех вещей знание, а при всем том по сущему невежеству во многих вещах и пунктах, делал он нередко великие погрешности и приказывал исполнять то, чего никоим образом нельзя было произвесть в действо; а самое сие и приводило меня в великое смущение, хлопоты и беспокойство. Примером тому может служить одно важное и мне множество хлопот и огорчений наведшее дело, бывшее у меня с ним по делам откупным и кабацким. Я упоминал уже прежде, что в богородицкой волости находилось множество кабаков незаконных, впущенных еще г. Опухтиным и рассеянных до всем деревням, где они, под именем выставок, производили в них ежедневную продажу, и что я, вступя в правление и донося о том князю, хотя и спрашивал у него, что он прикажет с ними делать, но как он, нехотя под старость входить в хлопоты и ссоры с откупщиками, приказал мне их так оставить как они были, что он подтвердил и сам во время приезда своего к нам в волость с своим сыном при случае бывшего о том разговора. Итак, хотя мне и известен был неизмеримый вред, причиняемой ими волостям, и хотя я сам усердно желал истребить оные, однако принужден был, соображаясь с волею старика–князя, смотреть на сие сквозь пальцы и с досадою держать, по пословице говоря, корову за рога, между тем как другие ее доили; а в сем состоянии и застал волости мои новый командир. Сей хотя за верное полагал, что и я от откупщиков таким же образом пользовался, как прежние управители, о чем они от Верещагина довольно наслышался, однако в том немилосердо обманывался. У меня того и в помышлении никогда не было, а хотя бы и хотел, но по тогдашним обстоятельствам не было к оному и никакой возможности. С откупами около сего времени произошла великая и та перемена, что начали входить в них и дворяне, и возвысив цену оным несравненно выше; а дабы им в убытке не остаться, то происками своими в казенных палатах постарались помянутые везде выставки сделать гласными и почти узаконенными. А к вящему несчастию богородицкий уезд в самой тот год снял на откуп некто господин Игнатьев, по имени Иван Борисьевич, человек хитрый, лукавый, расторопный и всеми деяниями своими походивший более на сущего иезуита или жида, нежели на благородного российского дворянина. Одним словом, человек сей был такого разбора, что с ним и нашед ничего разделить было не можно, а того меньше иметь такие критические связи. Он, алкая корыстолюбием и будучи хитрейшим и коварнейшим человеком, ни о чем том не помышлял как о том, как бы ему разными происками и хитростями набить потуже свои карман, и не заботился нимало ни о стыде, ни совести. А чтобы лучше можно ему было во всех злых замыслах своих иметь успех, то и в главные поверенные к себе отыскал одного из тульских обанкротившихся купцов, из плутов плута и самого доку и архибездельника, по прозвищу Деревенского; и как он был человек прямо по его сердцу, то свора сия негодных людей и производила странные и удивительные дела.

 И с сими–то двумя проходимцами и удальцами довела судьба иметь мне дело и хлопоты, ибо князь не успел вступить в правление, как и предписал мне тотчас, чтоб я истребил все в волостях выставки. Сперва обрадовался было я сам тому, и как случилось сие при самом окончании прежнего откупа, которой имел один алексинский купец, то, исполняя повеление сие в точности, и велел я разломать, сколько могли успеть, все поделанные прежними откупщиками для продажи вина избенки и лачужки, и думал, что все дело тем и кончится; однако скоро увидел, что я в мнении своем весьма обманулся и что вкравшееся зло сие не так легко и скоро можно было истребить, как я, да и сам князь думал, но что дело сие подвержено было великим и почти непреодолимым затруднениям. Ибо не успел войтить в откуп помянутой господин Игнатьев, как воспользуясь тем обстоятельством, что выставки сии были уже гласными и казенной палате известными, и при откупе с них полагалась сложность, восхотел непременно все их возобновить и продажу вина восстановить по прежнему повсеместную.

 Теперь не могу изобразить, каких хитростей, уловок и как правильных, так и неправильных и даже самых бездельнических средств и пособий не употреблял он к достижению до своего намерения, и сколь много трудов, хлопот, досад, забот и самых недоумений имел я при возможнейшем ему противоборстве и старании разрушить все злые его с поверенным его ковы. Величайшим затруднением было для меня то, что он имел на стороне своей казну и вспоможение от правительства и законов; а я мог только всего подкрепления себе ожидать от князя, моего командира. Я и возымел тотчас к нему свое прибежище и посылал к нему представление за представлением; но тут скоро оказалось, что он умел только взыскивать и приказывать, а подкреплять и защищать было не его дело, и я должен был сколько мог и как умел уже сам от помянутых бездельников отгрызаться. И как одних моих сил к тому недоставало, то пользовался в сем случае удальством, расторопностию и хитростию и самого Верещагина, и употреблял его не один раз по сему делу, а особливо когда нужно было иметь дело с судом земским и в оном хлопотать по сим проклятым кабацким делам. Теперь, возвращаясь к порядку моего прерванного сны отступлением повествования, скажу, что к достопамятностям, бывшим в течение генваря месяца, кроме вышеупомянутой ссоры с коронными, можно некоторым образом причислить и то, что я около сего времени в первой раз в жизни моей начал получать к себе гамбургские немецкие газеты, выписанные мною еще в последние месяцы минувшего года, и что 20–е генваря был тот день, в которой присланы были ко мне по почте первые намера оных. Нельзя изобразить, сколь великое имел я тогда удовольствие, читая и перечитывая оные и с какою радостию сообщил их и другу моему, нашему лекарю, приносившему мне за то тысячу благодарений; и с того времени, по самое нынешнее, получал я оные уже завсегда, и для удовлетворения любопытства своего не жалел никогда платить за них многих денег.