Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Как в сей раз пребывание наместника в Туле было самое кратковременное и он, в последующий за сим день, перед вечером, собирался опять уже и прочь ехать — то поутру, сегодня, ездил я опять к наместнику и он опять со мною кое о чем много говорил, а потом обоим нам с г. Давыдов дал обо всем свои повеления и наставления, как и куда, и каким образом доставлять мне с волостей доходы, что продолжать делать в рассуждении наших строений, и о прочем и прочем, я расстался со мною со всеми милостивыми изъявлениями своего ко мне благоволения.

 И как тем все мои дела кончились, то, проводив его в путь, заехал я к своему полукомандиру г. Давыдову, я в тот же еще день распрощавшись с ним, в следующий день, с утра, пустился один и в тот еще день к вечеру в Богородицк и приехал.

 После сей перетурки все остальное время великого поста провел я уже с покоем. Живучи в своем месте и занимаясь наиболее своими литературными и прочими любопытными упражнениями, и во все сие время не произошло почти ничего достопамятного, кроме того, что в конце марта, привезли к нам в большую церковь иконостас и образ, писанные в Москве нанятым еще князем живописцем.

 Что касается до моих занятий, то они состояли наиболее в продолжении сочинения материала для моего «Экономического Магазина», которым старался я, колико можно более, запастись до наступления весны, и потому посвящал сему делу наибольшую часть своего времени и имел в том успех, столь великий, что оставалось мне много его и на другие занятия, и особливо на рисованье, которым как–то я в сие преддверие весны, занимался в особливости, и не только разрисовывал многие эстампы, но и нарисовал корпусными красками несколько ландшафтов собственного своего изобретения, якобы изображающие половодь и весну, украшающие и поныне мои стены в гостинной, развешанные в сей период времени. Также занимался я много сооружением и раскрашиванием новым манером складной кровати, представляющей днем вид шкафа, к чему тогдашняя теснота в доме меня наиболее побудила. Наконец, возобновилась во мне охота рисовать сухими красками, к чему побудил меня наиболее купленный в Москве с пастельными красками ящичек. И я, в первый еще раз, нарисовал самый тот образ Спасителя, которой и поныне украшает собою передний угол моего кабинета, и пред которым воссылал я всякий день мои моления ко Всевидящему, и которой нарисовал я в великий четверг, в самой тот день, когда мы исповедывались и приобщались Святых Тайн, что случилось в 13–й день месяца апреля.

 Бывшая в сей год, в начале сего месяца, половодь, хотя, по обыкновению своему, и озабочивала меня своею величиною, и я не однажды принужден был объезжать и осматривать все пруды наши, однако, несмотря на всю величину свою, прошла, к удовольствию моему, благополучно.

 Наконец, настала у нас Святая неделя, бывшая в сей год нарочито поздно и начавшаяся с 16–го апреля. И мы провели ее нарочито весело и наиболее в свиданиях с нашим городничим и с овдовевшею казначейшею нашею Марьею Юрьевною Петровою, которой, по ее осиротелости, дозволил командир мой жить в комнатах одного дворцового флигеля и из милости определил ей небольшое жалование и содержание от волости, и которая была к нам в особливости привержена дружелюбием и сделалась особенною приятельницею моей тещи, продолжающей любить ее еще и поныне.

 Впрочем, особливого примечания достойно, что в самой первый день сей недели случилось мне преподать сыну моему и другим детям первейшее понятие о всей связи закона христианского и положить тем основание тому благочестию и той искренней приверженности к закону, которою сын мой и поныне, пред многими сверстниками своими, отличается.

 Как с окончанием Святой недели началась уже весна и с нею все великие или надворные дела, то отвлекли меня от моих горничных упражнений и заставили всякий день по нескольку часов препроводить в езде и в ходьбе в разные места и в смотрении за работами и в распоряжении оными. При сем достопамятно, что воспоследовавшая в начале мая перемена имела великое влияние и на сии мои надворные дела и упражнения. Во время правления волости молодого князя Гагарина они очень было поуменьшились и почти совсем заснули. Наиболее оттого, что я, не надеясь от князя получить за все мои труды не только благодарности, но и похвалы, лишился охоты надрывать себя над оными и особливо над какими–нибудь новыми затеями, а охотнее хотел все праздные и от должностных дел остающиеся часы посвящать собственным своим делам и упражнениям. Но теперь, как все переменилось, и я получил таких командиров, которые все мои труды могли оценить как должно и отдавать им надлежащую справедливость, — то проснулась и во мне опять прежняя охота к разным затеям и множеству таких надворных дел, за которые мог я ласкаться надеждою получить похвалу и благодарность. И я по–прежнему стал их производить, не чувствуя никакого оттого себе отягощения.

 Итак, по сделании всего, что нужно было в садах и других местах, прилепился я мыслями в особливости к тому, нарочитого пространства, лесочку, которой находился у нас подле каменного большого волостного хлебного магазина, самого того, которой нашел я в первые годы пребывания моего в Богородицке в совершенном пренебрежении. Оный с нужных сторон огородил, заказал и сберегал с возможнейшим попечением. Как лес, содержавший в себе десятин до двадцати и более, к сему временя нарочито уже возрос, сгустился и составлял уже лесок довольно высокой, лежал же в виду и не очень далеко от дворца, на прекраснейшем и таком месте, что из него виден был и весь наш город и все наше село со всеми его знаменитейшими зданиями и весь длинный и обширный пруд, отделяющий город от села нашего, и всю сию рощу кругом обливающий, — то, почитая оной наиудобнейшим к превращению в английский парк, или к составлению из него увеселительного и такого леса, в котором можно было ездить для гулянья и сие с удовольствием в оном предпринимать, начал обработывать в мыслях, как бы сие наилучше сделать. И сняв с него план, прожектировал, как и где чему быть. И не успел настать май месяц и оный одеться, как и принялся за него с особою прилежностью. Я прорубил в нем, в добавок прежним, множество новых, прямых и косых, аллеи, располагая оные так, чтоб они всегда открывали в конце своем какой–нибудь знаменитый предел, и в конце одной виден бы был только один дворец, в другой — одна только пышная наша башня с колокольней, третьей — наша церковь с прекрасным ее большим зеленым куполом, а иная бы открывала в конце своем гору, пруд или виды в самую даль. И все сии аллеи сделал так широкими и уровнял в них землю таким образом, чтоб с удобностью можно было ездить до ним в линейках и даже в каретах самых. А сим неудовольствуя, прорубил и во внутренности густых куреней множество извивающихся и способных для гулянья дорожек, выводя все оные либо на какие–нибудь, посреди леса, красивые площади, либо на сделанные внутри куреней разнообразные полянки, снабженные для отдыхания дерновыми сиделками и прочими, тому подобными, украшениями. И во всем том с толиким усердием и прилежностью трудился, что сей парк мой поспел к Троицыну дню уже к гулянью, и я мог уже всех наших городских приятелей пригласить в оный для завивания венков или первого вешнего гулянья, и не только удивил всех их скорым превращением клочка сего в прекрасное гульбище, но и доставил всем им превеликое удовольствие. Но как много новое дело сие меня ни занимало, но я находил много времени и для занимания себя рисованием и разными любопытными горничными упражнениями, к которым поощряла меня, наиболее, примеченная в сыне моем отменная ко всем таким упражнениям склонность и охота. Итак, не проходило почти дня, в который бы у нас с ним не замараны и не испачканы были руки красками, и в который бы не занимались мы с ним какими–нибудь любопытными делами.

 Но, кроме сего, имел я, около сего времени, особливое горничное дело. Как наместник изъявил мне, между прочим, желание иметь у себя подручный, но такой план всем нашим волостям, из которого мог бы он положение оных и всех ее жительств, лесов, пахотных и сенокосных земель видеть, а мне хотелось ему в том услужить, — то и принялся я и за сие, хотя со многими трудами сопряженное, но весьма нужное дело. И употреблял к тому многие дни и часы, остающиеся от других дел праздными. А восхотев ему еще более услужить, вознамерился и со всей нашей усадьбы и всего местоположения, окружающего дворец, снять точный, специальнейший и аккуратнейший план, и более в том мнении, что не вздумается [ли] ему приказать что–нибудь в местах, ему угодных, сделать. Итак, всеми сими делами наполнены были все мои дни в течение весны сего года. Однако не одни оные меня занимали, но было и еще одно важное и великое дело, к которому должен я был устремлять также мои мысли и затеи, но о котором предоставляю я упомянуть вам в письме последующем, а сие, как достигшее до своих пределов, сим кончу, сказав вам, что я есмь ваш, и прочее.