Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Теперь не могу изобразить, в какое замешательство привело меня сие известие. Я несколько раз перерывал его повествование и сердился, и досадовал, и смеялся, и дивился я всему сему происшествию: сердился на Пашкова, на Рыбина и межевщика; досадовал на Сабурова, что он был так плох и нерасторопен и не послушался моих советов, и дал себя провесть и обмануть; смеялся всему сему происшествие и их трусости непомерной и дивился раболепству межевщикову. Но как бы то ни было, но мне некогда было долго растабарывать. Натурально, хотелось мне как можно скорее подать помощь утесненному моему приятелю и подкрепить их в такой беде и опасности. Я кричал, чтоб скорей запрягали мне лошадей в дрожки и меня одевали, и того момента стал вымышлять средство, чем бы помочь моему другу, и как бы, хотя несколько, полечить испорченное его дело. Другого я не находил, как приступить к самой крайности и подать ему на межевщика и Пашкова челобитную с прописанием, что они межуют себе государеву землю, и тем остановить межеванье. Итак, покуда запрягали лошадей, покуда меня одевали, до тех, пор успел я намахать половину челобитной, а другую половину положил там дописать, ибо туда надлежало мне поспешать, и тем паче, что было уже не рано, а ехать было верст пятнадцать или более.

 Подъезжая к окрестностям того места, где накануне того дня происходили описанные выше сего чудеса, и которое мне с дороги было видно, с любопытством смотрел я нет ли кого там и не тут ли межевщик. Однако, на том месте не видно было никого, а, напротив того, увидели мы на горе по конец уже Липяга кучу народа и потому заключили, что межевщик уже там. Сие побудило меня поспешать еще более.

 По приезде нашем в Лукино, к Сабурову поселку, прежде всех увидели мы двух поверенных, и именно г. Сабурова и Масалова, сбирающихся иттить на межу. «Что вы это? куда идете? спросил я. — «Да на межу, батюшка!» отвечали они: «была за вами посылка, мы ходили, нас согнали опять, сказали, что не надобны; а теперь прислали другую. Солдат только теперь проехал к Масалову». — «Да что вы там позабыли? сказал я: — вчера вы были ненадобны, а ceгодня понадобились». — «Да, сударь! отвечали они; вчера без нас шли подле нашей и по нашей земле, и мы были ненадобны, и называли ее землею Черного; а теперь, как нас миновали, так стали спрашивать. Зачем нам туда иттить: теперь пришла земля казенная, а они ее нам жалуют и нашею называют.» — «Постойте, сказал я: и не ходите, а дайте мне наперед съездить и с вашими господами повидаться».

 Сказав сие, поскакал я во всю прыть к Масалову, которого селение было версты две от Сабурова поселка. Не успел я из поселка выехать, как увидел едущего солдата. Поровняясь с ним, спрашиваю: «Куда?» — «Да вот, сударь, к господину Масалову с повесткою!» — «С какою?» спрашиваю его далее, совсем будто ничего не зная. Солдат тотчас мне приказ свой подал. В нем написано было, чтоб г. Сабуров сам выезжал бы на межу, или, по крайней мере, высылал бы поверенного. Прочитав его и покачав головою, отдал я его солдату, сказав: «Поезжай, мой друг!» Не мое дело, как хотят». — «Да куда это вы, ваше благородие, изволите ехать?» — «Далеко, братец! на Ворону звали меня в гости, так еду туда обедать».

 Оказав сие, поскакал я во всю пору, стараясь уехать из виду у солдата и приехать прежде его к Mаcалову. Подъезжая, соскочил я с дрожек и велел лошадям и людям, как можно скорее, уезжать за двор, чтоб солдат не приметил, что я тут, а сам вбежав в горницу, говорю: «Здравствуйте! здравствуйте! Однако, спрячьте меня, чтоб солдат не видал», и сам, говоря сие, хохочу. Как их тут было целое сборище, а именно: г. Mаcалов с женою и сыном, г. Сабуров с женою, г. Давыдов и Мордвинов, то удивились они моему поступку и не знали, что это значит. Однако мне некогда было растабарывать с ними, а я упросил их, чтоб дозволили они мне войтить в их спальню и туда б все перешли и двери затворили, говоря, что к ним едет теперь солдат с повесткою и понятыми, и что я уже скажу им, что теперь сделать, только не хочу, чтоб это солдат видел.

 Рады они мне тогда и Бог знает как были, и тем паче, что все они находились в превеликой трусости и сомнительствах, не ведая, что делать. Они стали было мне рассказывать вчерашнюю историю, но я им сказал: «Пожалуйте не теряйте времени на пересказывание; я все уже и без того знаю, а посоветуем лучше о том, ехать ли вам на межу, или нет. Скажите мне, какие имеете вы теперь намерения?» — «Что, батюшка», отвечали они: «мы сами не знаем, ни то нам ехать, ни то не ехать на межу, а послать поверенных». — «Зачем ехать! сказал я: ни того, ни другого». — «Да как же, батюшка, быть?» — «Так и быть, ответствую им, что надобно испорченное дело как можно лечить, а полечить иным нечем, как этот узел завязать более и спутать все межеванье. Одним словом, надобно господина межевщика пугнуть и пугнуть так, чтоб он позабыл такие сплетни делать, а посидел бы в углу; а мы между тем имели бы время одуматься и что лучше предприять получили свободу». — «Да как это сделать, батюшка?» — «А вот как: на межу вы не ездите, да и поверенных не посылайте, а пошлите к межевщику, вот я вам напишу объявление, так он и задумается и не будет знать сам, что ему делать». Не успел я сего вымолвить, как солдат и приехал. Тогда просил я скорее бумаги и чернил и велел солдата поудержать в передней, покуда я напишу объявление, я подтвердить всем, чтоб никто обо мне не сказывал.

 Радн были неведомо как господа, что я приехал к ним благовременно. Они оживотворились моим присутствием и начали с солдатом иным уже голосом говорить. Они сказали ему, что они на межу не едут и поверенных не посылают, а для чего — о том пошлют с ним теперь репорт, потому что он словами пересказать не может и для того подождал бы он немного.

 Между тем как они с ним в передней растабарывали, производил я, запершись в спальне, странное, совсем необыкновенное и смешное, затеянное мною еще дорогою, дело. И именно, я начеркал на межевщика протест или, лучше сказать, сплетал на него осел, ибо иным пугнуть его было нечем. Я написал от имени г. Сабурова не к межевщику, а к межевым делам объявление. И как сия бумажка была великой важности и там после произвела великой гром, имела великое действие и прославилась, то сообщу вам содержание оной от слова до слова.

 «К межевым делам господина капитана и землемера Петрова от майора Ивана Яковлева сына Сабурова.

Объявление.

 «Призываюсь я сего числа чрез присланного солдата на межу; а как я вчерашнего числа, будучи на меже, чинил господину землемеру вместе с прочими бывшими со мною господами дворянами некоторые, касающиеся до пользы высочайшего Ея Императорского Величества интереса, объявления, но господин землемер оный, дружа и наровя господину Пашкову, от меня не принял, но, напротив того, по призыву его, землемера, приехавший на межу господин Пашков сам не только меня при нем разругал всякими бранными и непотребными словами, но в противность законам вызывал на поединок и хватался за кортик, и хотел бить кольями. А господин землемер не только его от того не унимал, но сам еще поощрял к запальчивости более; что видя и опасаясь, чтобы нас не прибили, принуждены мы были спасаться бегством. Для которой причины я и сего дня выехать на межу опасаюсь, а поверенного на сей час не имею, и для того не поставлено б мне было в вину, что я не явлюсь на межу».

 Вот какого содержания была сия бумажка. Легко можно рассудить, что это был формальной протест, или сущий осел на господина землемера, которой мог бы его погубить, есть ли б он его принял. Но я знал, что он его не примет и не для того и делал сие, чтоб погубить сего бедняка; а мне хотелось его только постращать немножко и им поиграть. Короче, мне хотелось отыграть им вчерашнюю шутку.

 Объявление мое тотчас было переписано другою рукою и тотчас подписано господином Сабуровым и втерто в руки солдату. «Поезжай, голубчик! сказали ему все: — и отдай сию бумажку господину землемеру». Отпустя его, послали мы тотчас шпиона смотреть и примечать, что будет и что произведет сия бумажка, и стали сами дожидаться последствия.

 Между тем, как сие происходило, межевщик, стоя на меже, нетерпеливо дожидался г. Сабурова, ибо без него ему иттить далее было не можно. Причиною тому было то, что Черный, испужавшись сделавшейся ссоры и раскаявшись, что он, послушав Пашкова, вплелся в спор и назвал Сабурову землю своею, не хотел вести далее, но вышел на находящуюся по коней Станового–Липяга дорожку, отказался и сказал, что теперь земля его кончилась, и какая пришла он не знает, и уехал, а остался один Рыбин; Рыбин же говорил, что начинается влево земля г. Сабурова. Итак, надобен был Сабуров; почему и ждал он с нетерпеливостью солдата и твердил, что г. Сабуров, конечно, на него рассердился, что не едет.

 Но в какой ужас и смятение приведен он был, как солдат, приехавший, подал ему объявление. Он, прочитав оное и видя беду, над собою висящую, взбеленился, вспрыгался и, опрокинувшись на солдата, завопил: «Проклятой человек! на что ты это принимал?.. на что брал?.. что ты теперь сделал?.. каких бед начудил»? — «Как мне, сударь, не принять»? — ответствовал солдат: «Мне дали и сказали, что это репорт, и что я того словами пересказать не могу». — «Дьявол тебя побери, закричал опять межевищк: — я с бумагою–то сею! Ведал бы ты какая беда тут написана! С больной–ста головы взворачивают на здоровую! Я хотел им всем и Пашкову–то с ними кланяться! и волен Бог, да они, а мне живот мой дороже. Додавай, подавай скорей подводу! Поезжай, поезжай, проклятой человек, опять! Брось им эту окаянную бумагу! пропади она, проклятая! Возьми с собою понятых и как можно отдавай и назад не привози, прах ее побери!.. Экая беда! Экая беда! Вот какова шутка–ка»!