Алексей Корепанов - Зона бабочки

• Название: Зона бабочки
• Автор: Алексей Корепанов
• Жанр: Космическая фантастика

Герман Гридин, агент спецгруппы «Омега», получает задание проникнуть в некую аномальную зону. Он приступает к работе и выясняет, что зона не просто аномальная. Эта расположенная непонятно где зона — совершенно необыкновенная, и то, что происходит там, не поддается никакому объяснению. Поиски, стычки, странные встречи и не менее странные разговоры… Герман даже не подозревает, куда именно он попал, и кого в конце концов там встретит… А все уходит своими корнями в далекие шестидесятые годы, когда шофер Павел Ширяев работал на Крайнем Севере…

---

Давно это было, но — было…

Шоссе уже претендовало на то, чтобы называться городской улицей — поле справа превратилось в пустырь с вагончиком строителей и редкими штабелями бетонных плит, а слева ответвлялась от шоссе улица пошире: многоэтажки, киоски, приземистый супермаркет, автостоянка с десятком «жигулей» и иномарок. Обычный стандартный микрорайон, из тех, что успели еще кое-где появиться в конце восьмидесятых — начале девяностых, до развала Светлого Царства. Или Темной Империи — это уж кому что вбили в голову. Такие микрорайоны повсюду одинаковы — хоть в Брянске, хоть в Гомеле, хоть в Полтаве.

Обочина с засохшими комьями грязи сменилась тротуаром. Герман и так шел неспешной походкой человека, совершающего моцион (хотя была в этой походке постоянная внутренняя напряженность), а тут и вовсе замедлил шаг. Тянулись от столба к столбу троллейбусные провода, но не было видно ни троллейбусов, ни едущих машин. Проезжая часть пустовала, а вот по тротуарам ходили люди. Их было немного, как в любом «спальном» районе после массового утреннего исхода-отъезда на работу. Самые обычные люди, не обращающие на Гридина никакого внимания.

Сирена помалкивала.

Он, собственно, и не думал, что его тут же начнут поливать из крупнокалиберных пулеметов. Как-то не вписывались бы крупнокалиберные пулеметы в блеклую, вполне мирную городскую картинку. Хотя… Хотя открытых пространств следовало все-таки избегать и продолжать держать ухо востро.

«Командор, будь готов ко всему, — напутствовал его Скорпион. — Не знаю, что или кто именно будет тебе угрожать, но если прыгнет там на тебя нарисованная красотка с биллборда или набросится урна, полная окурков, — реагируй. А тем более — человек или крокодил. Даже если все это окажется глюком».

Советы Скорпиона были несколько противоречивы, но с этим приходилось мириться. Если бы Скорпион все точно знал — задание действительно превратилось бы в прогулку. Ну, не совсем в прогулку, но все-таки…

В прогулку… Но на прощание-то Скорпион пропел, безбожно фальшивя, — голос у него был, командирский такой голос, а вот слуха музыкального — никакого:

Родина-а нас не забудет,
Родина-а нас не пропьет.
Мы с тобой больше не люди —
Мы ушли в вечный полет…[5]

«Это, конечно, преувеличение, Командор, — подмигнул ему Скорпион. — Полет будет не вечный, и с посадкой в точке вылета, не сомневайся».

Гридин дошел до развилки и остановился.

«И что прикажете делать дальше? Приставать с расспросами к прохожим?»

Это подумалось нечаянно. Все ведь было уже десять раз обговорено. Хотя хватило бы и одного.

Действовать по ситуации.

«Блин, Гера, кабы я знал, с чего там тебе начинать! — восклицал Скорпион, хлопая себя ручищами по бедрам. — Ходи там хоть день, хоть два, хоть сто лет, лезь во все уголки. Прочесывай, вынюхивай, облизывай…»

«Облизывай!» — Герман усмехнулся и, сделав шаг в сторону, преградил дорогу лысоватому пожилому мужчине в какой-то размазанной джинсовой куртке. Да и сам мужчина смахивал на неудачный фотоснимок. Гридин уже успел заметить, что и другие выглядели не лучше. То ли дело тут было в его восприятии, то ли в них самих. В нестандартных свойствах зоны.

— Не подскажете, который час? — спросил Герман.

Это было, наверное, более уместно, чем знаменитое «как пройти в библиотеку?» или «сколько сейчас градусов по Цельсию?» Впрочем, сам вопрос был не столь важен. Важнее была реакция на него.

Собственный голос Гридину не понравился — пожалуй, испугать можно было таким голосом.

Но опасения оказались напрасными. Как и вопрос. Потому что никакой реакции не последовало.

Мужчина, ничем не показав, что услышал обращенные к нему слова, туманным облачком продолжал идти прямо на Гридина, глядя сквозь него, словно не замечая.

Мгновением позже оказалось, что не только глядя сквозь. Герман просто не успел освободить дорогу и лишь начал выставлять перед собой руки, чтобы смягчить неизбежное столкновение — но перед ним уже никого не было. Крутанувшись на подошвах назад, он увидел удаляющуюся джинсовую спину. Хочешь не хочешь, а приходилось констатировать, что окраинный житель просто прошел сквозь его, Германа, тело. Отнюдь не воздушное, между прочим. Точнее, не абориген сквозь него, Германа, а он, Герман, сквозь аборигена. А значит, тот был тенью папаши принца датского. Глюком.

Или — одним из глюков?

А глюк не остановишь и «глоком», будь этот глюк даже Кристофом Виллибальдом Глюком[6]. Но — глюком.

Если бы Герман не был готов к разным странностям, то, наверное, вряд ли сумел бы так легко пережить это удивительное происшествие из разряда фантастики.

«Каламбуришь? — спросил он себя, продолжая глядеть вслед мужчине. Тот уже перешел на другую сторону улицы и направился куда-то к центру города, если таковой тут был. — Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром…»[7]

Что же это за место такое, где обретаются бесплотные тени? Или призраки. Загробье? Да нет, рановато ему, пожалуй, в Загробье. Есть места поинтереснее. Поживее. И что это за Загробье такое, копирующее заурядный микрорайон? Фантазии у создателей не хватило?

Бесплотные духи… Или это он, Герман Гридин, стал бесплотным?

Как ни глупо это было, но Герман все-таки приложил ладонь к груди и слегка нажал. Оказалось, что с ним вроде бы все в порядке. Нормальный, так сказать, человеческий материал.

И как же общаться с призраками?

Конечно, проще всего было бы списать эту встречу на проблемы с психикой. Ведь, как известно, две трети людей такие проблемы имеют, а остальные просто не проверялись. Но его-то в «Омеге» проверяли, причем не один раз, и перед заброской сюда тоже. И не признали ни нервнобольным, ни шизофреником, ни кем-нибудь еще из этой веселой братии. Шизофреник думает, что дважды два — пять. Нервнобольной же точно знает, что дважды два — четыре, но это его раздражает.

Гридин был абсолютно уверен в том, что дважды два — именно четыре, и это его ничуть не раздражало.

Возвращаясь в исходную позицию, он краем глаза уловил какое-то движение в голых по-зимнему кустах, окаймлявших кое-где тротуар со стороны домов. Из кустов выбралась собака и, держа нос у самого асфальта, потрусила прочь, к ларьку с куриными крылышками, грудками и ножками, который стоял прямо на газоне у троллейбусной остановки. В таких фирменных ларьках продавали именно разные куриные части — это Герман знал точно. Собака была обычной дворнягой, каких много на окраинах, но Герман не сводил с нее глаз. Точнее, не с нее, а с трех ее пышных, загибающихся кольцами хвостов — грязно-розового, полосатого, под зебру, и синего. Интересные, судя по всему, водились тут собаки.

Иллюзия?

До киоска собака не добралась. Когда Герман в очередной раз моргнул, она исчезла.

«Ладно. — Он повел плечом. — Глюками земля полнится, но надо что-то делать».

…Очень скоро выяснилось, что тот мужчина в джинсе не только глюк, но действительно всего лишь один из глюков. Гридин удостоверился в этом, повторив попытки завязать общение с местными в разных точках. У ларька. На остановке. У входа в супермаркет. Его не видели, его не слышали, сквозь него проходили. Вернее, это он проходил сквозь них, бесплотных. Ситуация смахивала на те, о которых повествуют побывавшие в состоянии клинической смерти — если верить их рассказам. Только там они, покинув собственное тело, пытались заговорить с людьми, а тут человек безуспешно пытался заговорить с духами.

После очередной неудачной попытки Герман взял тайм-аут. Отошел в сторонку от дверей супермаркета и начал думать, что бы такое предпринять дальше. Никто пока не чинил ему никаких препятствий — может, он просто еще не дошел до того места, до которого надо было бы дойти? Или вообще делал не то?

Внезапно у него возникло такое ощущение, что мелькнул где-то внутри, в темноте, слабый лучик света. Словно кто-то невольно обнаружил себя, не вовремя воспользовавшись фонариком. Ощущение было мимолетным, но с ним не мешало бы разобраться. Понять, что это такое.

Солнце по-прежнему этаким кружком лимона в томатном соусе висело на том же месте, и, наверное, никаким солнцем и не было.

Он еще раз огляделся — и увидел налепленную на магазинное стекло афишу, которой еще минуту назад там не было. Руку на отсечение он бы не дал — не собирался он разбрасываться собственными руками, — но не настолько же он рассеянный, чтобы, остановившись рядом, не заметить этот разноцветный лист!

Это была даже не афиша, как ему показалось вначале, а плакат. Наподобие того, мооровского, на котором красноармеец, тыча пальцем, вопрошал, записался ли ты добровольцем. Только на этом плакате не было дымящих труб, и мужчина, выставивший указательный палец, был одет не в красную гимнастерку, а в современный камуфляж. Герман сразу же узнал этого рослого, в расцвете сил, мужика: это был Станислав Карпухин собственной персоной, он же — Скорпион. А надпись на плакате гласила: «Не зевай, Командор!»