Иван Ваненко - Тысяча и одна минута. Том 2

• Название: Тысяча и одна минута. Том 2
• Автор: Иван Ваненко
• Жанр: Сказка

«Сказка о… нет, дозвольте прежде, люди добрые, порасправить кости старые, пустошь поболтать, язык поразмять, к сказке приготовиться…»

---

А Парамон знай лежит на левом боку.

– Слезай, тебе говорю! поди сюда, говори скорей, кто тебя научил такие штуки над женой выкидывать?

Парамон знай лежит на левом боку.

Видит Матрена, слова не берут, приготовилась урезонивать по своему; схватила ухват и идет к печи… слезешь, ай нет?..

Видит Парамон дело плохо: принялась жена за ухватку бывалую, хочет ухватом по бокам отхватать; а сам все таки замышляет солдатский совет вполне повершить, выгнать из жены порчу давнишнюю… как кинется с печи, подскочил к жене, и ну ее по головке гладить да приговаривать: «тпруся, тпруся, полно бурена, тпруся ай, сенца хочешь?..» и смотрит на жену, что будет с ней? И Матрена-жена как ни разозлилась, а молчит, на мужа уставилась: что-де это? вправду он с ума сошел, или притворяется?.. А Парамон все поглаживает ее по голове да приговаривает; «тпруся, полно бурена, тпруся! сей-час сенца принесу!»

Недолгож Матрена глядела на Парамона, как хватит его ухватом, – Парамон на сенник, она за ним, а он в сено забился да и лежит не дышет… Матрена его ругала-ругала, кричала-кричала да с тем и в избу пошла; погоди же, непутный, вернешься!.. Я тебя допрошу с родуль ты дурак, али теперь так…

А Парамон лежит в сене и размышляет так: «ну, начало сделал, а концы не знаю как свести: узнал, что жена порченая.; а помочь не могу!.. Понес бы ей сена, да ухвата боюсь!.. Вишь какая в ней порча азартная!..»

Услыхал, что жена ушла и долго не ворочается; вылез из сена и мерекает, что ему теперь делать с женой!.. И жалость и страх Парамона берет, и жену вылечить хочется и боков своих жаль… как тут поступить?. «Пойду, говорит, с соседами посоветуюсь; видимое дело, что одному не совладать, а придется видно знахаря звать!»

И пошел Парамон кой к кому из своих соседов приятелей, поразсказать про свое горе великое, что жена его Матрена порченая! пришел к одному-к другому, рассказывает со слезами на глазах, что вот-мол так и так, вот какое с женой подеялось… кто верит, кто не верит, кто только ахает, а пуще бабы, так и голосят все: «да как же, как же, чего тут ходить и к знахарям, дело действительное: порча у ней, у моей голубушки!.. Еще и в Семик заметно было, что с нею деется что-то недоброе, такая она сидела кручинная!.. А кажись с чего бы быть и порчи в ней: ведь какая она тихая, скромная, противу мужа слова не вымолвит, за что это с ней такая оказия? Правда говорится, что резвый сам набежит, а на смирного Бог нашлет! Вот с ней какая беда за тихость перед мужем да за её к нему послушливость! А все мужья виноваты, они часто всему злу и причина-то: тиха жена далась, так нет, давай ее еще школить-муштровать по своему, на зло на досаду наводить, человек не ангел, противу жара и камень треснет, вот мучают, мучают да дела и наделают, да после сами и ахают как беде помочь; а как жили бы тише, так и от беды бы прочь; теперь локоть близко, а не укусишь!..»

Вот такое-то наговорили бабы Парамону в глаза; только заступились было за него три мужичка мужья горемычные. Может, говорят, баба Матрена была в девках заморена!.. да и тех перекричали бабы, переспорили; а остальные, кто зубоскалил, а кто махнул рукой да вымолвил: что нам за дело? как хотите, так и ведайтесь!

Однако из любопытства многие за Парамоном в его избу отправились посмотреть: как и что с бедной Матреной порченой? что она только кричит или ее коверкает?..

А меж тем у Парамона в избе тоже дело дурное задумано, хоть порча и не велика, а все же дело не ладное.

Сидит Матрена, злая презлая, мужа ждет; а тут, мимоходом, молодой парень стук в оконце и Матрена тож стукнула.

«Одна чтоль?»

– Одна.

«Так я в клеть пойду…

– Только смотри, через крышу опять.

Матрена, как будто угомонилась, ругает мужа уже не так сильно, только приговаривает: хорошо же, и я тебе на зло стану делать разбойнику!.. Подобрала космы, повязалась, взглянула в зеркальце, что муж прошлым годом на базаре купил, и пошла в клеть отдохнуть прилечь.

А тут в избу и припожаловал Парамон Парфенычь с своими соседами.

Парамон первый в избу вошел, а другие из двери выглядывают, кто голову высунул, а кто сквозь расстворенную дверь чрез других поглядеть топырщится.

Глядь-поглядь – нет жены, ни порченой ни не порченой… куда ушла?

«Э, говорит Парамон, постоите, порча-то по старому зашалила: видно в клети прихватила; я и переж сего замечал, что там с ней чаще всего это делается; постойте, я вперед пойду, а там покличу и вас, как дело до чего дойдет.»

Пошел Парамон к клети и все за ним, подошли к двери; Парамон прислушивается: вишь как бедную возит… и теперь не угомонилась еще. Стал дверь пробывать, а дверь из нутри приперта…

«Матрена Поликарпова! а Матрена Поликарповна! встань, что это с тобой? прошло, ай нет? Встань! вот и я здесь и соседи здесь.»

Как услышала Матрена, что и соседи с мужем пришли, так и обомлела, точно и взаправду порченая, да мигом и смекнула, злая баба ведь на что на другое, а на это у всякой бабы достанет ума, мигом и выдумала: а что если мой муж и вправду с ума сошел да пересказал всем, как я с ним наедине живу; подумают я его с ума свела?.. Прикинусь же сама безумною! И давай Матрена в клети кричать, давай говорить слова разные непонятные, слушают соседи да только головами покачивают; а бедный Парамон опустил руки, смотрит на всех, не знает, что и начать ему.

Один из пришедших, молодой парень, сын старостин, обежал кругом клети, заглянул под навес, да и покатывается со смеху.

«Ты чему зубоскалишь?» спросил его один мужичек, горемычный муж, которому прилучилось тут же быть «что, чай не веришь, что порча на свете есть? не думаешь, чтобы дьявол-мог с человеком зло сотворить?»

– Нет, дядя Трифоныч, отвечал парень, не переставая хохотать, что мочи есть, нет, теперь я верю, истинно верю, что у многих жен порча водится: вот я сей час видел, как от жены Парамоновой нечистый-то из под застрехи выскочил!

Пока так они перемолвились, отперлась дверь в клети и Парамон и соседи миряне православные увидали: валяется по земле Матрена Поликарповна, растрепенная-раскосмаченная, и стонет и охает, и так ее коробит сердечную, что страшно взглянуть.

Тут бабы-старухи сердобольные, кто с чем явились: кто оттирать, кто нашептывать, кто с уголька водой спрыскивать… говорят: «ведь это еще неведомо что: может порча, а может итак только сглазу оно!»

Насилу-насилу старухи перемогли, лихую «болесть прочь отвели, насилу Матрена успокоилась. Перетащили ее с избу, уложили на лавку, укрыли тепло, оставили одного Парамона с ней и крепко на крепко наказали ему, чтобы прочь не отходил и лишних слов бы жене не говорил, и спать бы погодил; а слушал-бы-исполнял, чего ей теперь после боли захочется. «Сам-де, говорят, виноват, сам за свой грех и в ответе будь!»

Остался один Парамон с женою в избе и думает: беда теперь моя: либо жена опять притаскаёт меня, либо от порчи запросит такого, что и достать мудрено!..

Однако жена ничего на этот раз не просила, а только охала, да переставши охать и захрапела бедняжка, как будто воз сена везет; а грешный Парамон всю ночь просидел глаз не смыкаючи.

IX. Как служивый вылечил от порчи жену Парамонову

Долго, нет ли бился Парамон с женой, заточно неведомо, а только вся деревня, то есть бабы все деревенские, на том и повершили, что Матрена точно порченая, и что порча эта от мужа пришла.

Приходили знахари, наведывались знахарки и сказали в одно слово, что та порча действительная и что с этой порчей тот только и совладает, кто навел ее!.. И Парамон сам ездил по знахарям, и дальные знахари тож говорят. Так было делу долго быть, да вот вышел случай какой:

В ближнем селе стояли солдаты на зимовке, и бывал там базар, торг большой, и ездили на тот торг мужички деревни Парамоновой; случись то же и Парамону туда отправиться.

Приехал он туда с овсом, али с гречею, заподлинно неведомо; поставил свои воз с другими в ряд и сидит подгорюнившись, смотрит, как другие товар продают да дивуется на солдат-честных покупателей, как они хорошо-красно разряжены… вдруг его кто-то сзади стук по плечу…

– Здравствуй, дядя Парамон, добрый человек, по добру ль, по здоровуль живешь?

Оглянулся Парамон, стоит перед ним Яшка солдат, бывший козел его. Парамон и рад и не рад встречи такой, не знает что и сказать служивому.

– Что? спрашивает Яшка, аль не узнал?

«Узнать-то узнал, да дивуюся: как ты попал в нашу сторону?..»

– Да так вот, пришел на своем на двоем, примаршировал своими ногами солдатскими: захотелось посмотреть место давнишнее, где я переж сего кричал по козлиному… ведь ты здесь живешь?

«Да вон там, за леском, вправо наша деревня стоит!»

– Знаю, знаю, не показывай, как не знать!.. Ну, каково с женой живешь, что поделываешь?.. вот у тебя, слава Богу, и греча есть и овсецом запасся небойсь… одолжико мне по мерочке того и другого за прежнюю службу верную!.. Оно признаться мне бы у тебя и совестно теперь просить; ты, помню я, мне последний кушак свой отдал, да не в прок он пошел: я в те поры так истощал, что хотел было с голодухи повеситься; уж на сук было и кушак прицепил да урядник мне с сотню палок закатил и велел в поход идти, что-де некогда затевать недоброго; я было и вылечился, да опять лукавый попутал: стащил я без просу барана в селе, а мужик увидал, я, от этого, опять было козлом и стал, да спасибо урядничьи палки исправили, опять на ноги поставили, видишь какой я стал молодец!.. Так ради этакой речи дай же овсеца да гречи: буде козлом сделаюсь, опять к тебе в батраки пойду!