Иоганнес Бехер - Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

• Название: Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля
• Автор: Иоганнес Бехер
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1970

БВЛ — Серия 3. Книга 10(137). «Прощание» (1940) (перевод И. А. Горкиной и И. А. Горкина) — роман о корнях и истоках гитлеровского фашизма. Это роман большой реалистической силы. Необыкновенная тщательность изображения деталей быта и нравов, точность воплощения социальных характеров, блестящие зарисовки среды и обстановки, тонкие психологические характеристики — все это свидетельства реалистического мастерства писателя. «Трижды содрогнувшаяся земля» (перевод Г. Я. Снимщиковой) — небольшие рассказы о виденном, пережитом и наблюденном, о продуманном и прочувствованном, о пропущенном через «фильтры» ума и сердца. Стихотворения в переводе Е. Николаевской, В. Микушевича, А. Голембы, Л. Гинзбурга, Ю. Корнеева, В. Левика, С. Северцева, В. Инбер и др. Вступительная статья и составление А. Дымшица. Примечания Г. Егоровой. Иллюстрации М. Туровского.

---

СМЕРТЬ БЕЗРАБОТНОГО

Там, во дворе, мальчишка крикнул вдруг,
И брань — в ответ… Потом звонок трамвая…
Он медлил, плотно рамы закрывая,
В нем отдавался болью каждый звук.
И — газ открыл. Поникла голова.
Все в мире стало так легко и странно.
А у постели из кривого крана
Сочились капельки — едва-едва…
Часы все шли, и стрелка все спешила,
Чтоб дрожь унять, к ладоням он приник,
И словно борода его душила:
Стал тесен, тесен липкий воротник…
А капли все стучали у постели,
Как будто разбудить его хотели.

ТЮРЬМА

Живут не люди в этом доме — годы,
Течет седое время, как река:
Стекаются под каменные своды
В огромное безмолвие века.
Дом высится, суров и неподвижен,
К дождю и солнцу равнодушен он.
Сквозь эти стены из больших булыжин
Не проникает человечий стон.
Неужто вечен сумрачный гранит
И устоят пред бурей камни свода,
Как горный кряж, который мать-природа
От разрушенья бережно хранит?
Становится здесь камнем человек
И остается каменным навек.

СТРАННИК

Не нужно мне ни паспорта, ни виз,
Когда я в ночь из дня перелетаю
Без устали порхаю вверх и вниз, —
С комфортом путешествую всегда я.
Вот пересадка, рано на заре,
И днем дорога ждет меня большая.
Так — я несусь в пленительной игре,
Вокруг себя кружусь, не уставая.
Лечу, хоть вряд ли сдвинется карета,
Сквозь глубину времен. И уж немало
Успел я повидать, — но только жаль:
Как много-много тьмы, как мало света!..
И я плетусь — покорно и устало —
В бесцельный путь, в неведомую даль…

ИДИ ВПЕРЕД!

Иди вперед! Бесстрашно поднимись
Высоко в горы, озирая дали!
Иди вперед и выше, пусть устали
Глаза и ноги, — поднимайся ввысь!
Клеветников угрюмых не страшись, —
Они тебя жестоко оболгали, —
От козней их спасешься ты едва ли,
Которые вокруг тебя сплелись.
Иди вперед, всегда вперед, внимая
Приказу класса, — не сгибайся сам,
Наветов и клевет не принимая:
Пусть труд твой даст ответ клеветникам.
Иди вперед, иди путем бойца,
Иди вперед, не дрогнув до конца.

ПАРТИЯ

Кем был бы я без Партии, один,
Не закаленный в этой строгой школе?
Горластый, бесноватый мещанин,
Терзал бы я себя и в алкоголе
Купался бы, и до таких глубин
Дошел бы я, признаться, в модной роли, —
Певец крушений, катастроф, руин,
Изысканный в своей роскошной боли, —
Что все бы наконец мне надоело:
Мой бесполезный стих, душа и тело, —
И в петлю бы полез я сам со зла.
Я жив, и я иду другой дорогой,
Но от судьбы моей меня спасла
Лишь Партия своею школой строгой.

ТРИ ЭПОХИ

Вперед устремлены глаза народа,
И в прошлые века, и на поэта.
Скажи мне, кто я, написавший это?
Начало? Бездна? Мост для перехода?
В себе найду ли силы для похода
Во имя правды и во имя света,
Чтоб истина, моим стихом согрета,
Сияла беспощадней год от года?
Я должен путь свой в завтра проложить
И во вчера. И все услышать вздохи.
Я должен «жил, живу и буду жить»
Соединить в одной моей эпохе.
И чтоб проникнуть в сущность века,
надо Рентгеновскую беспощадность взгляда.

САМОВЛЮБЛЕННОМУ ПОЭТУ

Я был бы счастлив, если бы хоть раз
За целый год доволен был собою,
Как ты доволен каждый миг и час
Своей безмерно щедрою судьбою.
Вознесся ты к бессмертным от земли,
А наш удел — в экстазе, в упоенье,
Перед тобою ползая в пыли,
Внимать божественному песнопенью.
А где откажет гений, там интриги
Утрату смогут возместить с лихвой.
Но я скажу, читавший эти книги,
Скажу, рискуя даже головой:
— Ты сам себе единственная мера,
Не свет, а вспышка магния. Химера.

ПОЭЗИЯ

Забыты все поэты! Их творенья,
Казалось бы, теперь мертвы и немы…
Но ведь и я — поэт, и я, как все мы,
Боюсь на свете одного — забвенья.
Охотно молодые поколенья
Везут на свалку старые поэмы.
Зачем им эти рифмы, строфы, темы,
Что могут доказать стихотворенья?
Нет, я не стану порицать сурово
Тех, кто искусство заживо хоронит,
Пускай себе болтают — нас не тронет
Их вопль, — они не понимают Слова.
Для тех, кому поэзии не надо,
Слова — лишь сгустки лжи и капли яда.

БЕРЛИН

Расцвеченный помадою реклам,
В ущелье улиц вечный гром грохочет,
Из труб клубится дым, который хочет
Проникнуть в бронхи, в мозг и в сердце к нам.
Нет окон в этих стенах; сквозь стекло
Проходит свет, но не проходит воздух;
А на газон в лиловых клумбах-звездах
Коричневое облако легло.
Таким ты мне предстал, когда я с юга
Сюда приехал в первый раз к тебе,
И мы сперва не поняли друг друга.
Но здесь нашел героев я, идущих
Сквозь камень и металл. И в их борьбе
Познал впервые правду дней грядущих.

ДИМИТРОВ

Вот он стоит, в борьбе неколебим,
Пред ним — окно, и на стекле гербы,
А там — весь мир под сводом голубым,
Свидетель титанической борьбы.
Трибун стоит, и стен не стало вдруг,
Открылась даль — и люди вдалеке.
И миллионы ввысь подъятых рук,
И тянутся они к его руке.
А он стоит, как партия, как класс,
Стоит на почве твердой, как гранит,
Он чувствует дыханье братских масс,
И он силен лишь тем, что с ними слит.
Народы с ним — защитники, друзья!
И пред судом стоит он как судья.

НЕВОЗМОЖНОЕ

Когда и впрямь нужна людская речь,
Чтобы тебя со мной связало слово
И можно было правду нам сберечь;
Когда глубины существа людского
Пронизывает слово, чтобы впредь,
Воспламеняясь, двигать и велеть, —
Жив человек своим святым порывом,
Весь в этом слове, жгучем и правдивом.
Пусть проклинает в ярости поэт,
Однако и проклятие поэта,
Живое слово, эхо наших бед,
Страданьем человеческим согрето.
Но как словами записать навечно
То, что воистину бесчеловечно?

С ТЕХ ПОР…

С тех пор когда в Германии клубами
Дым расстилался от сожженных книг,
И выжгли поэтический язык,
И палачи охотились за нами,
С тех пор как я прозревшими глазами
Взглянул в себя и в сущность слов проник, —
Я с ясностью и с горечью постиг,
Что я слова обманывал словами.
С тех пор мои переломились дни
И все слова во мне переломились,
И строгостью наполнились они,
И чистотой и силой окрылились.
Родной народ, с которым шел я в ногу,
Меня и слово вывел на дорогу.

ПРОКЛЯТЫЙ СБРОД

«Проклятый сброд»… Привычный оборот
Уместен ли в устах моих, коль скоро
Я соучастник вашего позора
И ваших козней, вы, проклятый сброд?
И я, быть может, взрывчатая спора
Заразы вашей для земных широт,
Пока еще не изрыгнул мой рот
Словес таких, чтоб дохла ваша свора?
Слова насытить ядом до предела,
Чтобы в ушах у вас от них шипело,
Чтоб вы бесились, чтобы грызлись вы,
Искусанные с ног до головы.
Для вас держать бы зелье наготове,
Чтобы нашлась отрава в каждом слове.

НЕИЗВЕСТНОМУ ДРУГУ

Безвестный друг, тебя мы не забыли…
Поистине не заслужил ли ты Бессмертной славы:
памятника или Хотя бы просто мраморной плиты?
Как рассказать о доблести и силе,
Чтоб, неизвестный, стал известен ты?
Поставить монументом не стихи ли?
Чтоб, неизвестный, стал известен ты!
Ведь даже мертвый все-таки ты с нами.
Невидимый, присутствуешь в строю.
Когда сплотимся дружными рядами,
Ты не оставишь гвардию свою.
Скорей бы гимн победы зазвучал,
Чтоб, неизвестный, ты известен стал.

ВЫСШАЯ НАГРАДА