Ласло Сенэш - Небо остается синим

• Название: Небо остается синим
• Автор: Ласло Сенэш
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1965

Сколько их было, таких поездов смерти, в которые гитлеровцы сгоняли население оккупированных городов и деревень! Поезда увозили людей в Майданек и Освенцим, в номерные лагеря. Один из поездов осенью 1944 года шел в Бухенвальд.

Среди обреченных были двое — юноша и девушка. Они встретились здесь, в вагоне смерти.

Поезд замедлил ход. Молча смотрели люди на проволочные заграждения концлагеря. За ними вдали мерцало пламя печей крематория. Но люди улыбались влюбленным. И эсесовцы не могли понять, чему улыбаются они здесь, на пороге вечной ночи.

Автор книги «Небо остается синим» Ласло Сенэш — учитель, журналист, писатель. Живет он в Ужгороде. Он много видел и много пережил. Долгие годы томился в застенках Хорти, потом в Бухенвальде. Там он был членом венгерского подпольного центра.

«Небо остается синим» — это не только книга о прошлом. Автор включил в нее и рассказы о сегодняшней жизни трудящихся Закарпатья.

---

— Не здешняя я… Пришла в эти места малину собирать. Работа мне понравилась, но я чувствовала себя здесь одинокой. И горы, и люди казались мне мрачными, неприветливыми. Вот тут-то я и встретилась с ним, с Миколой… Я тогда плохо понимала по-украински, а он почти не говорил по-венгерски. Помню, мы все время смеялись… Над чем? Не знаю. Все нам казалось забавным: изогнутый ствол дерева, пухлые, как губки младенца, ягоды малины. Иногда мы катались на лодке. Катались! Лодку больше приходилось таскать по камням, чем плыть на ней. Но нам и это было очень весело. Порою Микола куда-то исчезал, на целые дни. И тогда вокруг все меркло, увядало. Но вот всему пришел конец. Миколы не стало…

Марта замолчала. Я понял: ей больше не о чем рассказывать. От соседей я знал, как она, спотыкаясь и падая, бежала к зловещей скале. Так и не добежала. Упала без чувств, а за это время увезли тело Миколы.

— После его смерти я хотела уйти из села, — продолжала Марта, — но меня задержал сын, которого я тогда ждала. Потом пришло освобождение. Какие это были дни! Я не помнила такой радости. Все стали добрыми, сердечными. Погода — и та стояла ясная, солнечная… Вскоре вернулся Петро. Я избегала встречаться с ним. Боялась? Нет, нет! Когда мы встретились в первый раз, Петро посмотрел на меня робко и боязливо, точно он был виноват в смерти Миколы. Ко мне то и дело приходили соседки и докладывали: Петро собирается жениться. То на той, то на другой. А какое мне было до всего этого дело? И вдруг совершенно неожиданно Петро пришел ко мне и сказал решительно: «Я забираю тебя к нам, в Скалистый дом!» Почему он женился на мне? Не знаю. Мы с ним никогда не говорили об этом. Шли годы, и в сердце накипали невысказанные мысли, слова…

На плите что-то зашипело, но Марта не обратила внимания. Я мучительно подыскивал в уме слова утешения. Но она заговорила снова — торопливо, словно боясь, что не успеет высказать всё…

— Я часто ловила себя на том, что сравниваю их. И всегда сравнение было в пользу Миколы. Я пыталась отгонять эти назойливые мысли и не могла. Мой муж казался мне серым, скучным человеком. Я даже не знала, о чем с ним говорить. Мне не нравилось, что он работает в жалкой железнодорожной будке. Мне был ненавистен запах рыбьего жира, которым он смазывал сапоги. Или эта вечерняя школа! Он закончил ее, потом уговорил меня учиться, а сам стирал пеленки. И за это — мне стыдно сейчас признаться — я презирала его. Мне казалось смешным, что ученые заинтересовались его опытами по выращиванию бука. Я не верила, что этот заурядный человек может диктовать свою волю природе.

Взгляд Марты скользнул по фотографии, висящей на стене.

— Сейчас, после поездки к брату, я по-другому смотрю на всё, — взволнованно продолжала она. И вдруг спросила: — Но, может быть, вам это неинтересно?

Помолчав, она продолжала:

— Я никогда ни с кем об этом не говорила. Понимаете, ни с кем! Даже с Петром… Я понимаю, что была неправа. Но я не могла избавиться от обидного чувства, что мой муж женился на мне из жалости. И вместе с тем я чувствовала, что Петро любит меня. А я… Микола был для меня мечтой. А Петро — это действительность, будни. Все так запутано…

Она помолчала, переждав, пока погаснет огонь, клокотавший в ее душе, и продолжала почти спокойно:

— Все эти годы я встречала тот же боязливый, робкий взгляд. Ни одного резкого слова, ни одного упрека… С каким терпением относился он к моему брату, не говоря уже о сыне, который сейчас служит в армии. Недавно — вы помните — он сам настоял, чтобы я поехала к брату. Если бы вы знали, каким пьяницей и бездельником был мой брат. Настоящий трутень! Даже я гнала его вон, когда он приходил клянчить деньги на выпивку. А у Петра всегда находились для него добрые слова. И теперь, когда я была у брата, он не раз повторял: «Если бы не твой Петро…» Сейчас брат работает на авиационном заводе. Бросил пить. Все его уважают. И вот когда я ехала обратно, на меня вдруг нахлынули мысли, словно они давно подстерегали меня и лишь ожидали удобного случая… Я перебрала всю свою жизнь и решила: приеду домой и все расскажу Петру. Но, как видите, не сделала этого. Почему?!

Марта оттолкнула от себя шитье, так больной отталкивает пищу. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, словно она пыталась разглядеть что-то в будущем. За окном белели горы. Казалось, кто-то невидимый окутал каждую ветку прозрачной белой тканью.

Я сидел не двигаясь, боясь спугнуть новое чувство, переполнившее мою душу. Не это ли чувство побудило Марту рассказать мне о своей жизни?

Марта замолчала, поднялась и начала собирать в узелок ужин. Это меня удивило: я знал, она никогда не ходила к мужу на работу. «Значит, все-таки…» — подумал я про себя.

Часы громко и как-то угнетающе тикали. Жалобно пищало и шипело в печи сырое полено.

Уже направившись к двери, Марта вдруг возвратилась и подошла ко мне — так близко, что я слышал биение ее сердца.

— Скажите, — нерешительно проговорила она, — правда, что моя жизнь была сплошной ошибкой? Ведь и в буднях необходим героизм? Как вы думаете?

Она ушла, не дожидаясь ответа. Очевидно, спрашивала не меня, а себя.

Я подошел к окну. В наступающих сумерках я с трудом различал ее фигуру. Марта медленно шла по заметенной снегом тропинке. Вот она убыстрила шаг и наконец побежала. Вскоре ее фигура растаяла в снежной мгле.

Я был взволнован. Даже не помню, что я делал. Оделся, пошел в село, с кем-то о чем-то говорил. Домой вернулся поздно и сразу заметил: вешалка пуста, Марты нет дома. Это меня обеспокоило.

Бесконечно тянулось время. Наконец я не выдержал и пошел к железнодорожной будке.

Горы застыли безмолвные, хмурые, словно в предчувствии надвигающейся беды. Мягкий голубоватый свет заливал все, и это голубое молчание вызывало мысль о бесконечности и бессмертье.

Вот наконец и железнодорожная будка. Здесь Петро Варга встречает и провожает свои поезда. И, открывая дверь, я подумал о том, что эта будка, затерянная в снегах, не так уж безвестна — рука Петра ежедневно прощупывает одну из важнейших железнодорожных артерий страны.

Я вошел в будку. Первое, что я увидел, был брошенный на пол железнодорожный фонарь. Маленький огонек боязливо мигал и чадил. Бледный, прыгающий свет освещал Марту. Она склонилась над Петром, лежащим на скамье, ее растрепанные волосы почти скрывали его лицо, и я видел только безжизненно повисшие руки. Она что-то шептала ему или о чем-то спрашивала? Что здесь произошло? Ноги мои онемели. Внутри все задрожало.

— Петро! Слышишь меня, Петро? Прости! — расслышал я наконец слова Марты, голос ее срывался. И вдруг крошечную каморку заполнил отчаянный вопль.

Петро не двигался. Он был мертв. Но что же случилось?

Марта казалась страшна в своем отчаянии.

Я не помню, о чем я ее расспрашивал, помню только, как в тишине, словно опадающие листья, шелестели еле слышно слова:

— На дворе… в снегу порвались провода… Он умирал… Электрический ток, а может быть, сердце… Я внесла его… Он уже не дышал… Если бы врач… Я не могла его оставить…

Тусклый язычок пламени продолжал боязливо мигать.

— Пуговицу… Пуговицу я ему так и не пришила! Целый день… бедный… мерз…

И вдруг, точно ее полоснули по сердцу чем-то острым, вскрикнула:

— О-о-о! Это я, я во всем виновата!

— Вы с ума сошли, Марта! — крикнул я.

Или только хотел крикнуть?

— Уже поздно? — она рванулась ко мне, словно впервые заметив мое присутствие… — Уже всегда будет… так? Нет! Этого не может быть! — Она умолкла, но тишина была страшнее воплей.

Где-то совсем близко, разрывая напряженную тишину комнаты, раздался паровозный гудок. Приближался поезд.

Несколько секунд Марта сидела без движения. Поезд стучал все ближе, ближе, тоненько дребезжали оконные стекла. И тогда Марта, последний раз взглянув на Петра, схватила фонарь и выбежала из сторожки.

Комната погрузилась во тьму. Я стоял возле Петра, не в силах двинуться с места.

«Ты называешь себя разведчиком и знатоком человеческих душ. Ты жил среди этих людей. Что ты сделал, чтобы помочь им? А им нужен был совет. Они заплутались в сложном лабиринте жизни. Ты даже не поговорил с Петром, потому что в этот момент упала ничтожная страничка твоей рукописи…»

Эта мысль жгла мозг, не давала дышать.

Всю ночь с грохотом проносились поезда. И машинисты с удивлением провожали взглядом незнакомую женщину, безмолвно стоявшую на морозе с фонарем в руке.

Двадцать лет спустя

Прибыл пригородный поезд. Словно нескончаемые ленты из шляпы фокусника, из вагонов потянулись пассажиры. Перрон вмиг заполнился людьми. Многие направились в ближайшую кофейню, и зал, несколько минут тому назад пустовавший, вдруг оказался переполненным. Молодцеватые офицеры, коммивояжеры, путешественники с шумом занимали столики. Всем хотелось отдохнуть после долгой утомительной тряски.