Ласло Сенэш - Небо остается синим

• Название: Небо остается синим
• Автор: Ласло Сенэш
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1965

Сколько их было, таких поездов смерти, в которые гитлеровцы сгоняли население оккупированных городов и деревень! Поезда увозили людей в Майданек и Освенцим, в номерные лагеря. Один из поездов осенью 1944 года шел в Бухенвальд.

Среди обреченных были двое — юноша и девушка. Они встретились здесь, в вагоне смерти.

Поезд замедлил ход. Молча смотрели люди на проволочные заграждения концлагеря. За ними вдали мерцало пламя печей крематория. Но люди улыбались влюбленным. И эсесовцы не могли понять, чему улыбаются они здесь, на пороге вечной ночи.

Автор книги «Небо остается синим» Ласло Сенэш — учитель, журналист, писатель. Живет он в Ужгороде. Он много видел и много пережил. Долгие годы томился в застенках Хорти, потом в Бухенвальде. Там он был членом венгерского подпольного центра.

«Небо остается синим» — это не только книга о прошлом. Автор включил в нее и рассказы о сегодняшней жизни трудящихся Закарпатья.

---

— Я нашла его еле живого, в лихорадке… — бормочет Эрделинэ. Как ни старайся, всего не расскажешь. — Он лежал на руках у медсестры. Она заботилась о нем, как о собственном сыне…

Память подсказывает все новые и новые картины.

«Беги скорее к сыну, глупая!» И она бежит. Платье цепляется за проволоку. Черт с ним! Андор жив! Жив ее мальчик! Кружится под ногами земля. Холодком прошла по сердцу тревога: почему подруги были как-то скованны, словно скрывали от нее что-то?

— Простите, — прерывает ее профессор. — Эта медсестра ухаживала за вашим сыном и раньше или только после освобождения?

Он ощупывает жалкое, худосочное тельце мальчика.

— Она ехала с нами всю дорогу, — говорит Эрделинэ, не замечая, что оставила без ответа вопрос профессора.

…В тот же день их посадили в поезд. Сколько чувств нахлынуло на нее, когда дрогнули колеса! Наконец-то она вознаграждена за все страдания. «Восхваляйте господа бога, ибо милость его бесконечна! Слава тебе, всемогущий, за то, что вырвал моего единственного сына из когтей дьявола», — шептала она со слезами благодарности. Значит, не напрасны были ее обеты. Теперь она сдержит их. Самой заветной мечтой ее было увидеть сына в поповской рясе. В море грехов человеческих такая судьба казалась ей чистой и возвышенной.

— В детстве он был веселый, шустрый, — продолжала Эрделинэ. — Такой же, как мой второй сын. Иногда вдруг пригорюнится. Он, видите ли, не хотел быть священником. «А кем же ты хочешь быть, сыночек?» — «Не знаю, мамочка. Хочется летать на самолете». Ему еще не было и пяти лет, а он уже научился читать и писать.

Профессор даже не поинтересовался, за что они попали в концлагерь. Это было немного обидно. Да ведь это у него не первый пациент, переживший войну. Перед ним прошли и русские, и украинские дети… Всех их фашисты хотели превратить в рабов. А за что она попала туда с Андором, Эрделинэ и сама не знает. Бывало, перед сном Аннушка и другие подруги спрашивали ее об этом. Но она лишь пожимала плечами. Разве это преступление — приютить на несколько дней несчастного беженца?

— На чем это я остановилась? — спросила она, чуть отодвигаясь: солнечный зайчик бьет ей прямо в глаза. — Да, только одну ночь продолжалось мое счастье. Сын спал. Покачивался вагон. А когда он проснулся, меня поразил его холодный, застывший взгляд. И сам он был весь словно оледеневший. Я тогда еще не видела, что все тельце его исколото шприцем. Медсестра говорила, что он должен был получить еще семь инъекций. А я так ждала, что проснется мой Андор и, как всегда, спросит: «Мамочка, сегодня тоже надо чистить зубы?»

Но я напрасно ждала…

Профессор заканчивает осмотр, дописывает историю болезни. Кто-то прикрыл окно, и тот профессор, который казался добрее, приветливее, внезапно исчез…

…Она вытащила из своих лохмотьев заботливо спрятанную библию и положила ее на колени сыну. Андор не проявил ни малейшего интереса. Она побежала за молоком. Поезд тронулся, и она долго металась из вагона в вагон, пока нашла своих. Потом ей удалось раздобыть какие-то сладости. Она кормила мальчика, целовала, ласкала, без конца твердила его имя.

Андор снова уснул.

И вдруг откуда-то из глубины сознания всплыла страшная мысль: может быть, было бы лучше, если бы он совсем не нашелся? Эта мысль привела ее в ужас. На остановке она вышла из вагона и побежала по перрону, сама не зная куда. Подруги бросились за ней. А она вовсе ничего не собиралась с собой делать. Просто бежать… Сама от себя… Вернулась и села рядом со спящим сыном. Он ли это?

Который раз она спрашивает…

Когда в вагоне все заснули, Эрделинэ стала читать библию. «И правдою твоей прославлены будут уверовавшие в тебя…» Дальше листы оказались вырваны. Она похолодела от ужаса. Пока ее не было, Андор изорвал библию. В эту минуту ветер ворвался в окно, подхватив вырванные листы, и понес их куда-то. Один, другой, третий… Листы закружились в воздухе и исчезли. И каждый лист словно уносил с собой кусочек прошлого. Хорошо бы поплакать, но глаза почему-то сухие. Ведь не плакала же она, когда провожала в последний путь свою мать.

— Перебрались мы на новую квартиру, — продолжала Эрделинэ. — Целый год возила я его на старую улицу, приводила в наш бывший двор. Думала, узнает свое любимое дерево или знакомый камень напомнит ему о прошлом. Но все было напрасно.

В кабинете тихо. Профессор сидит молча. Слушает ли он ее? Сейчас он скажет свое решающее слово. Он о чем-то спрашивает Андора.

— И все же я ждала, надеялась… А вдруг свершится чудо! К каким только врачам…

— Послушайте, Эрделинэ, — говорит профессор. — Когда я впервые видел вашего сына, я имел возможность лишь бегло ознакомиться с ним. Но уже тогда у меня сложилось определенное мнение. — Он взглянул ей в глаза. — Сейчас оно только подтвердилось. Я не вижу ничего утешительного. К сожалению.

Эрделинэ сидит точно окаменев. Хорошо, что кресло такое прочное, надежное. Разорванная колючая проволока. Крик Аннушки Долежал. Библия. Листы, всюду вырванные листы. Что бы сказал лечащий врач Андора, если бы он услышал эти слова профессора? А он твердит: «Не теряйте надежды, Эрделинэ!» Надо бы встать. Там ждут люди. Много людей. Сейчас очередь женщины, которую привезли в коляске.

— Пойдем, сыночек! — еле шевеля губами, говорит Эрделинэ, пугаясь собственного голоса.

Широко распахиваются двери. Ввозят женщину на коляске. Собрав все силы, Эрделинэ ободряюще улыбается ей.

На улице медленно падает снег. Мягко, бесшумно. Катаются на санках ребятишки. Томи, наверное, тоже катается. А может быть, и отец пошел с ним. Один из мальчиков запрокинул голову и, открыв рот, пытается поймать снежинку. Вокруг тихо, как в кабинете профессора. «Не вижу ничего утешительного. К сожалению. К сожалению… К сожалению…»

Андор проголодался. Они зашли в кафе, и Эрделинэ заказывает для него кофе с пирожным. Мальчик ест спокойно, с аппетитом, даже не глядя на мать.

А на улице по-прежнему идет снег. Густой, белый, пушистый. Он приятно холодит лоб, щеки.

Они снимают номер в гостинице. Горничная наполняет графин свежей водой. Гал-гал-гал — булькает в горлышке вода и замолкает.

Эрделинэ сидит в кресле, погрузившись в свои невеселые мысли. За окном темнеет. Загораются разноцветные рекламы. И комната наполняется причудливыми разноцветными бликами. Ну вот и всё! Всему есть предел. А она, глупая, надеялась. Но как спокойно отдал Андор игрушку тому мальчику! Вот о чем надо было рассказать профессору! Как же это так?.. Может быть, еще не поздно? Сейчас, немедленно! Позвонить…

Эрделинэ подняла взгляд и похолодела. Окно было открыто настежь, и Андор, перегнувшись вниз, что-то рассматривал, — наверное, разноцветные огни.

Она бросилась к нему. Мальчик, услышав шум, обернулся.

В темноте Эрделинэ стукнулась лбом в оконное стекло, испуганно вскрикнула. Зазвенели осколки.

Посадив сына на пол и чувствуя, как теплая жидкость заливает глаза, Эрделинэ нащупала рукой выключатель. Вспыхнул свет.

Андор молча смотрит на мать, словно видит ее впервые. Вдруг зрачки мальчика расширились. Лицо стало напряженным, как от мучительной боли. Сжатые какой-то невидимой силой, вырвались чужие слова:

— Los! Aufstehen! Hund!

В распахнувшихся дверях появилась горничная.

Все завертелось перед глазами Эрделинэ. Только бы не упасть. Она испуганно смотрит на сына, окровавленной рукой цепляясь за стену.

Андор дрожит, в ужасе уставившись на залитое кровью лицо матери. Как тогда… И вдруг, точно его ударило током высокого напряжения, он резко вскрикивает:

— Мама! — и бежит к ней.

У Эрделинэ подкашиваются колени. Дрогнула гладь неподвижного озера.

Четвертый вагон

— Иди, дочка, не беспокойся, — негромко сказал Берти Галас, продолжая глядеть в окно.

Недавно он перенес тяжелую операцию и теперь, возвратившись домой, большую часть дня проводил возле окна. Ревнивым старческим глазом наблюдал он, как бьется напряженный пульс маленького железнодорожного разъезда.

— Я чувствую себя хорошо, иди… — добавил он еще тише, и было непонятно, успокаивает ли он Илонку или подбадривает самого себя.

Каждый вечер, оставляя отца одного, Илонка тревожилась: не дай бог, что случится в ее отсутствие! Она не могла, не хотела поверить в то, о чем говорили врачи. А брат ее Лаци с тех пор совсем не приходит к отцу.

— Не могу смотреть ему в глаза! — с тоской твердит он. — Что я скажу? Ты, мол, хорошо выглядишь? А на его лице печать смерти. Нет, пусть лучше считают меня негодяем. Не могу!

«Не может! Ишь какой барин…» — мысленно ругала Илонка брата. Но кто-то должен ухаживать за больным? Ей не разорваться, у нее своя семья, дом. Не приглядишь, все вверх дном пойдет. Позавчера Пишти прогулял школу. Приехала, видите ли, киносъемка, так он с ними увязался, бездельник. Еще хвастался, что заработал два рубля. Да и за мужем нужен глаз.