Иван Катавасов - Коромысло Дьявола

• Название: Коромысло Дьявола
• Автор: Иван Катавасов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры. Православная фэнтези только для взрослых. Воинствующая религия против магии и колдовства в наше время. Шестикнижие инквизитора повествует о духовно-рыцарском ордене, противостоящем злонамеренной магии. Только для взрослых. А также для верующих и не очень верующих.

---

«Как же, как же! Блаженны смиренные! Господи, помилуй мя, грешного…»

Тем самым грубо изъясняться на многих языках деликатный Филипп не пожелал. По крайности вслух он обошелся без проклятий по-испански с упоминанием неких «путас и кабронес де мусика». О ненормативной лексике на английском он тоже вспомнил в большом зале столичной филармонии.

На следующий день ранним утром, встретив рассвет, он в специфических чувствах занимался латинским языком и читал отрывки из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Знакомиться с ними по-гречески ему еще рановато.

За утреннее усердие рыцарь Филипп был сторицей вознагражден к вечеру. После углубленного малоприятного медосмотра арматор Вероника испытующе глянула на подопечного неофита и формально официальным тоном предложила отпраздновать важное событие:

— Добро пожаловать в третий круг посвящения, рыцарь-неофит Филипп Ирнеев! Булавин мне сообщил, но я почему-то ему не поверила… Акселерат ты наш! Чудо-ребенок! Быть тебе через сорок лет рыцарем-адептом. Если уцелеешь…

По такому случаю, братец Филька, у меня предложение выпить и закусить. Возражения есть?

— Спрашиваешь! Только давай, Ника, гулять без музыки.

— А мы по чуть-чуть. Тихо, мирно… Зачем мне лишние разговоры среди персонала? Дескать, старуха Триконич снова напилась на рабочем месте до потери пульса…

Импровизированное на скорую руку застолье продолжалось недолго. Два-три раза, словно хирург во время операции, быстро затянувшись, Ника раздавила в пепельнице вторую сигарету и деловито распорядилась:

— Чуток расслабились по медицинским показателям, теперь-ка за дело, неофит. Сейчас я хочу передать тебе часть моего дара распознавания языков. Нужный ритуал я сегодня на рассвете зарядила.

Слушай и запоминай! После того, как ты остановишь мне сердце лучом-динамисом, ровно на 5 секунд прикоснешься кончиками указательных пальцев к этим двум точкам у меня на висках.

Затем активируешь портативный дефибриллятор, закрепленный у меня под левой грудью. Если не очухаюсь после второго разряда, свистнешь моих доверенных реаниматоров. Кнопки «1» и «Вызов» на этом вот мобильнике.

Они, балбесы, у меня в соседнем боксе в очко режутся. Очень и очень надеюсь: от игры сумеют оторваться по быструхе…

Заставив Филиппа по пунктам повторить инструкции, Вероника откинулась на диване, закрыла глаза и дала команду:

— Ну, с нами Бог и крестная сила, неофит! Давай!!!

Никто, кроме рыцаря Филиппа, не увидел сапфировый луч, ударивший из его сигнума…

Штатную реанимацию из «Трикона» звать не пришлось. Филипп сделал все должным образом. Держа руку на пульсе, он даже халат на Веронике запахнул, прежде чем у нее затрепетали ресницы, и она сослепу, неловко потянулась за инъектором со стимулятором.

— Давай помогу.

— В вену-то попадешь?

— Не учи ученого.

Спустя какую-то минуту Вероника полностью оправилась и, затаив дыхание, цепко впилась взглядом в монитор, сверху донизу густо испещренный японскими иероглифами.

«Мадре миа! Она, оказывается, в хирагане рубит».

Меньше тридцати секунд ей понадобилось, чтобы по диагонали просканировать 22 дюйма экранного пространства. Затем она облегченно вздохнула, по-девчоночьи хихикнула и гордо заявила:

— Ей-ей! Хвали душе моя Господа! Можем и могём, когда захотим. Успех следует отметить…

Разливая армянский «Двин» по серебряным стопкам, Вероника чувствительно пихнула Филиппа в бок:

— Приободрись, дрысь-дрысь, поторопись, пись-пись…

Фи! гляньте-ка, дарование получил в презент и даже спасибо не сказал, невежа и грубиян!

— Я за тебя боялся… до сих пор поджилки трясутся.

— Не боись! Это мне надо было опасаться, чтоб ты меня досуха не употребил. Как-то не хочется в моем возрасте заново учить иностранные языки.

— Ника, а мне?

— А у тебя нос в говне. Учиться тебе и учиться, мил человек.

— Как же твое дарение языки распознавать? Вон вижу иероглифы, наверное, литературная хирагана, но ни хренашеньки не врубаюсь в этот японский…

— Ой, держите меня, в кому падаю. Ты чего-нибудь о лингвистических дарах читал не в твоем дебильном «Компендиуме», а, например, в «Основах ритуальной теургии»?

— Как-то не пришлось.

— Оно и видно. Чтоб ты знал: дарованное тебе развивать надобно, оболтус. Долго и нудно. Буквы, символы, иероглифы в начале начал выучить, в порядок слов въехать…

Ну-тка переключись в режим инквизитора и смотри сюда!

Вероника вывела на экран текст на французском и дала Филиппу несколько секунд на ознакомление с ним.

Филипп моментально узнал этимологически знакомые латинские корни и с пятого на десятое понял о чем идет речь — что-то о психотропных препаратах. Многие слова казались смутно знакомыми, и требовалось мысленное усилие, чтобы их вспомнить.

— Таперича усек, неофит?

— Ага, вот оно что! Вся иноязычная лексика, выходит, у меня в пассиве сидит. Грамматика-то в европейских языках в общем-то одна и та же…

— То-то и оно. Учи, кстати, азиатские иероглифы, коль хочешь по-японски и по-китайски читать.

Не то получится как с одиннадцатью первозванными апостолами-остолопами. Преподано им было от Духа Святого дарование огулом языки распознавать. Предполагалось, не знаю, или Господь так расположил, дабы они самостоятельно чтение и письмо освоили.

Но те невежественные обалдуи так и не удосужились греческому алфавиту и латинице толком обучиться. Говорить-то они по-латыни говорили и понимали. По-гречески болтали много. Между тем ни читать творчески, ни писать, сочинять даже на родном арамейском не умели. В простоте быдлячей и лошиной решили, будто бы раввинская грамотность и соферимская книжность им без надобности, коль скоро они со дня на день до конца жизни пролетарского хилиазма дожидались, охломоны изустно благовествующие…

По-людски настоятельно рекомендую на всеобщем греческом койне «Деяния апостолов» Марка Эпигона и пять истинных апостольских посланий Павла Тарсянина перечитать. Засим глянуть на все по-инквизиторски, отделяя божескую пшеницу от человечьих плевелов…

Сечешь евангельскую фишку, братец Филька?

— Типа того…

— За это и выпьем. Разливай!..

Не жди, будто кто-то за тебя по-евангелически думать и учиться станет, милок. Наши дарования в вышних ой как далеки от абсолютного познания Господня. В ученье — свет и тьма тьмущая вакантно непознанного.

Абсолютные разливанные чудеса доступны лишь триединому Богу, брат-рыцарь. И то не разбери-поймешь, по какой апофатической сверхразумной системе Он, Она, Оно действуют с большой буквы…

Ну, мыслится, нам пора по третьей. Во имя Отца, Сына и Святой Души Безгрешной эх вздрогнули!..

ГЛАВА XII У КОГО-ТО КАНИКУЛЫ, ВАКАЦИИ

— 1 -

В замыслах, в ожидании обретения обещанных даров, — вот-вот можно будет с налету и разлету распознавать мыслимые и немыслимые человеческие языки, — Филипп Ирнеев многое чего этакое предвкушал. Без всякого предзнания, рассудочно, логично, резонно, предположительно…

«Ага, разлетелся! В сверхрациональной житухе рационального захотел, олух царя небесного…»

Вот оно и вышло довольно банально с надеждой на Бога, то бишь на авось не без оплошки.

Вероника застала его врасплох с передачей дара. Он-то рассчитывал за два-три дня наперед морально и умственно приготовиться. Почитать чего следует из учебных материалов. Хотел отчетливо отследить момент транспозиции харизмы, говоря языком «Основ ритуальной теургии»…

Кабы вторично не получилось: не понять, как оно произошло, когда он непроизвольно, нежданно обрел дарования инквизитора и экзорциста от рыцаря-зелота Анатоля, неизвестно зачем в ретрибутивности закрутившего самоубийственный ритуал.

С Никой было похоже, но не совсем. Немного теургической эйфории в дежавю от передачи филологического дара рыцарь-неофит Филипп от арматора Вероники ухватил. Хотя себя напрочь не помнил. Он до дрожи в коленках испугался за нее, на пять секунд ушедшую в клиническую смерть.

Будь то в миру или же в харизматической ипостаси, какую-либо разницу в экстремальных ощущениях Филипп не воспринимал. «Ничуть не бывало!» Коль скоро надо спасать кого-нибудь или самому спасаться, здесь уж не до посторонних мыслей и наблюдений, пока ты в боевом режиме экстренных действий.

Можно, конечно, восстановить в памяти эйдетический видеоряд всего действительно произошедшего вчера в арматорской лаборатории. Все же Филиппу этого не очень хотелось. Из боевого режима не так-то просто с кондачка выходить. Потому он оплошал с распознаванием французского текста и совсем постыдно опростоволосился с японской хираганой. «Простофилька недоношенный!» Ведь добрая половина тех иероглифов, как помнится, ему отчетливо знакома.