Григорий Зумис - Люди Церкви, которых я знал

• Название: Люди Церкви, которых я знал
• Автор: Григорий Зумис
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга игумена афонского монастыря Дохиар архимандрита Григория (Зуми́са) написана в традиции патерика. Старец рассказывает о подвижниках – «людях Церкви» – монахах и мирянах, с которыми ему довелось встречаться в детстве, юности, а также за долгие годы своего монашества. Воспоминания известного афонского духовника написаны живым, образным языком, в них много глубоких размышлений о духовной жизни, о путях спасения. Книга несомненно будет интересна и важна для читателей, взыскующих Господа.

---

В этих благословенных сестричествах ковались добрые и серьёзные характеры. В них воспитывался дух самопожертвования, милосердия и доброты. Ни одна из сестёр даже не думала о том, когда закончится её рабочее время, о том, что ей уже пора идти мыться и стирать свои вещи. Блаженной памяти врач Диамандопулос как-то раз, уйдя на работу, вернулся домой спустя пятнадцать дней и, выслушав приличные такому случаю речи своей жены, ответил: «Как я мог раньше уйти из больницы, если сестрички зачастую задерживаются там больше месяца?»

Эти ученицы Христовы ежедневно распинали себя ради служения душе и телу больного.

За каждым организованным обществом стоят люди, проводящие ночи без сна, которым некогда даже умыться, смертельно уставшие. К сожалению, в наше время самопожертвование перестало считаться добродетелью. Трудягу, который везёт тачку, работает веслом или ловит рыбу в течение целого дня, мир считает недоразвитым. И вот, люди, облечённые властью и не боящиеся Бога, запретили этим мироносицам Христовым трудиться в каком бы то ни было медицинском учреждении, и с тех пор больницы оказались в руках людей, которые и в Бога не веруют, и человека не уважают. Министр здравоохранения, издавший такой указ, позднее признавался: «По правде говоря, без «ханжей» наши больницы стали работать хуже».

Эти посвятившие себя Богу женщины, как бульдозеры, подталкивали людей ко Христу и к жизни по Евангелию. Исповедь и Причастие помогали больным радоваться и надеяться на лучшее.

В больнице «Благовещение» я стал свидетелем сцены любви и терпения сестрички и строптивости одного больного, который перенёс операцию на желудке. Когда после операции прошло несколько дней и ему уже было пора понемногу принимать пищу, он не хотел ничего есть, а также не желал видеть свою несчастную жену. Он всё время курил и кричал: «Мне надоело жить!»

Одна сестричка, как будто ничего не происходило, принесла ему йогурт.

– Я не хочу.

– Вы должны это съесть.

– А ну, дай-ка его сюда.

Он схватил чашку с йогуртом и выплеснул его прямо в лицо медсестры. Вся её одежда оказалась залита. Через час он снова видит её с йогуртом.

– Вы должны это съесть.

На этот раз омовение сестрички йогуртом сопровождалось руганью и проклятиями. Жена больного, забившись в угол, прошептала:

– Оставь его, дочка!

Спустя немного времени опять появилась чашка йогурта на тарелке в руках той же медсестры.

– Ты меня совсем замучила! Ладно, давай его сюда.

Святое терпение смягчило каменное сердце. В сердце больного заговорил Бог. Спустя немного дней он исповедовался, причастился, снова почувствовал вкус к жизни и обнял свою жену. Домой он уходил с таким признанием: «Терпение этих сестричек спасает и жизни, и души».

Загадочная плита

На моём родном острове во времена турецкого владычества христианам было удобнее молиться в маленьких церковках как потому, что тогда и священников было много и они не пустовали, так и потому, что туда удобнее было ходить во время сумерек, во избежание опасностей тяжёлого времени. После освобождения от турок, когда и священников стало меньше, и многие из жителей острова разъехались, много таких маленьких храмов было разрушено, чтобы из их камней построить большие, преимущественно по образцу кафедрального собора в Афинах, построенного баварскими архитекторами.

Как-то раз в одном из этих разрушенных храмов оказался восемнадцатилетний юноша, которого все называли богатырём за его огромную силу. Богатырь Илья увидел там лежащую на столбе каменную плиту, высеченную из белого мрамора. Он подумал: «Дай-ка я подниму её, посмотрю, сколько у меня силы». Но, ухватившись рукой за плиту, он не смог даже сдвинуть её. Он стал напрягаться, как будто эта плита решила испытать его силу, попробовал ещё и ещё раз. Он покрылся холодным потом, как будто кто-то его предупреждал: «Не трогай меня!» От неудачи он пришёл в ярость и выбежал оттуда, а ночью увидел во сне почтенного мужа, который повелел ему: «Сперва исполни десять заповедей, а потом уже приходи и сдвигай меня».

На другой день он пошёл к игумену монастыря Лонговарда и по секрету рассказал ему и о своих попытках, и о ночном видении. Старец объяснил ему, что тот имел дело со святой Трапезой разрушенного храма. Спустя какое-то время Илия снова зашёл в напугавшее его место и увидел, что плита лежит внизу, а у столба сверху пропала небольшая подставка под плиту. Он перекрестился, поцеловал столб и ушёл. Богатырь уехал в счастливую Америку и вскоре там умер, оставив нам эту историю о загадочной плите.

Брошенная плита

Один крестьянин пахал плугом своё поле, как вдруг лемех плуга зацепился за какой-то камень. Он стал стегать волов, чтобы они двинулись вперед, но те упёрлись ногами и не хотели двигаться ни вперёд, ни назад. Тогда крестьянин разъярился и начал нещадно бить животных. Волы наконец рванулись вперёд и вытащили из земли четырёхугольную мраморную плиту. Вечером он рассказал жене о случившемся и предложил ей перенести плиту в дом, чтобы она стала у них обеденным столом.

– Не надо! Эта плита, наверное, из храма, и если ты принесёшь её домой, то мы погибли!

– А по-твоему лучше, – отвечал ей дядя Янис, – чтобы мы оставили её валяться в поле?

Уже наутро следующего дня он собрал соседей, чтобы те помогли ему перенести плиту и сделать из неё стол. Они сказали ему:

– Это, должно быть, плита от святой Трапезы. Оставь-ка её лучше там, где нашёл.

Но он их не послушал и устроил-таки из неё обеденный стол. Он также решил, что две выемки на краю плиты будут хорошими пепельницами для курящих. А через три года члены его семьи стали умирать один за другим. Крестьянин пришёл в отчаяние: «За что мой дом постигло такое испытание?» Одной ночью ему приснился муж, который угрожал ему: «Если ты не вынесешь меня из своего дома под солнце и дождь, то никто из твоей семьи не останется в живых!»

Жена сказала ему: «Соседи предупреждали тебя, да и я как чувствовала, что добром это не кончится, но ты не захотел меня послушать».

До сих пор эта плита лежит за полем и напоминает всем о наказании за нечестие.

Просфора матери

Прежние почтенные художники нашего острова очень любили изображать на своих полотнах сцены сельской жизни, работу крестьян и рыбаков. Вот одна из таких прекрасных сцен: люди разного возраста идут в церковь, проходя к ней мимо высокой колокольни; это были люди, которым нравилось пахать землю плугом, а ещё больше – ловить рыбу. Красивой также была картина, на которой мать несла испечённую ею просфору, завёрнутую в белое (обязательно белое) полотенце[83]. Ни летняя жара, ни зимние штормы не могли помешать ей принести прекрасно испечённую просфору в её любимые дворы Господни[84].

Прекрасную картину, подобную этой, я уже несколько лет с удовольствием наблюдаю в подворье нашего монастыря. В определённое время я подхожу к окну и смотрю, как мама приносит жертву за своего ребёнка. Один раз, увидев, как она идёт к нам сквозь сильную метель, я решил совершить литургию на её просфоре. Как только я начал вынимать из неё частицы, то ощутил благоухание, да такое сильное, что мне захотелось тут же её съесть. Сказав сам себе: «Стоп, ведь я должен служить. Что это за внезапный голод?», – я отошёл от жертвенника, чтобы удержаться. Не думаю, что это было искушение, скорее, просто сильное желание. Как бы то ни было, такое благоухание от хлеба я ощутил впервые. Я сам раздробил эту просфору на антидор и положил два кусочка на дискос. По окончании литургии я попробовал их, но вкус и запах были обычными. Я осторожно спросил у женщины:

– Как ты печёшь просфоры? Ты что-то добавляешь в тесто кроме муки?

– Отче, там только мука и больше ничего.

Я по секрету поведал ей о том, что со мной произошло. Тогда она раскрыла предо мной свою душу и рассказала, как начала печь просфоры.

– Я никогда раньше не пекла просфор, да и не умела. Спустя три года после смерти моего ребёнка он явился мне во сне и сказал: «Мама, здесь все дети получают хлеб от своих матерей, один я никогда не получаю». С тех пор я начала приносить в жертву просфоры. Ничто не помешает мне приносить их в монастырь по воскресеньям. С тех пор я нашла покой, и, сколько буду жить, буду приносить их Богу за моего ребёнка.

Действительно, как много матерей могут пережить это таинство утешения!

Единственно подлинная дружба

Одна девушка выросла сиротой и, повзрослев, стала мечтать о дружной семье и радостях материнства. Впрочем, скоро она во всём этом разочаровалась. Всё, о чём она мечтала, оказалось лишь иллюзиями, навеянными апрельским воздухом островов, напоенным ароматами цветущих деревьев. Мечты пришли и ушли, всё оказалось сном. Ни муж, ни дети не оправдали надежд, которые она вынашивала с детства, вглядываясь в предстоящую долгую жизнь. Уставшая, она вернулась туда, откуда некогда ушла: к своей детской любви ко Христу, Богородице и святым. Она снова, как когда-то, стала молиться им три раза в день, но уже не о том, чтобы они дали ей мужа и детей, а о том, чтобы они сами стали её друзьями. Выйдя на узкую улочку, она начинала молиться вслух. Впрочем, она знала, что её никто не видит и не слышит. Повсюду было пустынно, как при первобытном хаосе. Она призывала поимённо всех святых, которым были посвящены бесчисленные церковки острова, как те, что видны, так и те, что прятались в лощинах и на холмах, и мысленно заходила в каждую из них. Потом она стала путешествовать таким же образом и к другим святыням, которые были далеко за пределами её острова: она воскуряла фимиам Архангелу Михаилу на острове Сими[85], Иоанну Богослову на Патмосе, святителю Николаю на Симосе[86], иконам Богородицы в Амурйяни, на Тиносе, в Наксосе, в Катаполи[87]. Всем им она молилась трижды в день, ища их дружбы. Эту дружбу она и в самом деле приобрела, ибо провела много лет в совершенном одиночестве, не повредившись от этого умом. Оканчивая молитву, она обычно восклицала: «Благодарю вас за то, что снова пришли ко мне из такой дали! Я неграмотна, не могу петь вам песнопений и читать ваших книг. Только ладан могу я принести вам в жертву».