Наталья Муравьева - Беранже

• Название: Беранже
• Автор: Наталья Муравьева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Книга посвящена французскому поэту-сатирику Пьеру Жану Беранже.

---

— Спойте, Беранже, спойте! — сказал Арно, как бы подслушав его мысли. — Ту песню, которую вы посвятили мне.

И Беранже запел грустную песенку о птицах, изгнанных с родины холодной зимой. Они унесли с собой и любовь и песни… Грусть становилась все щемительнее, но рефрен песенки шел ей наперекор, упорно отстаивая надежду. И в последней строфе надежда побеждала:

Они на темную лазурь
Слетятся с громовым ударом,
Чтоб свить гнездо под дубом старым,
Но не согнувшимся от бурь.
Усталый пахарь за сохою,
Навстречу вольным голосам,
Зальется песнями — и к нам
Они воротятся весною.

Обычно суховатый Арно, отвернувшись, вытирал глаза платком; офицерик застыл, весь обратившись в слух. В этой песне слышалось как раз то, что хотелось услышать и завтрашнему изгнаннику и тем, кто остается и будет страдать от «зимней стужи».

Весна придет! Но как приблизить ее?

* * *

Песней «Птицы» открылся для Беранже 1816 год.

Когда он вернулся из Бурже в Париж, «Птицы» уже летали по городу и очень быстро допорхнули до ушей полиции и министерства, которое и без того имело претензии к экспедитору университетской канцелярии, только что выпустившему в свет сборник песен. Хотя прямой политической крамолы в этом сборнике будто и не было, но все же он вызывал у властей раздражение и беспокойство. Вино, Лизетта, чердаки, всякие там этакие скользкие штучки и шуточки, гм… гм… — рассуждало начальство. И автор всего этого — государственный чиновник! Пусть маленький, пусть даже совсем незаметный — тем более опасно! Что же тогда начнут делать люди, сидящие на высоких должностях, если какой-то экспедитор позволяет себе такое?

До поры до времени поэта не трогали. Поговаривали, что сборник его песен будто бы понравился самому Людовику XVIII (этот старый подагрик, ох, как любил игривые песенки!). Передавали и слова короля, что, мол, «автору «Короля Ивето» можно многое простить». Людовик еще надеялся, что поэт «образумится».

Но начальство и полиция не очень-то верили в это. Сборник сборником, но есть у этого Беранже и другие песенки, не вошедшие в сборник и весьма подозрительные. А теперь еще нате вам — «Птицы»!

Беранже вызвали в министерство для объяснений.

Место Арно в отделе просвещения занял литератор Петито, ханжа и легитимист, пытавшийся разыгрывать роль благожелательного и благоразумного наставника.

— Ай-яй-яй! Что же это вы ни о себе, ни о нас не заботитесь? — укорял он Беранже. — Ну что дают вам эти песенки? И место вы могли бы получить повыше! Почему бы вам не использовать старые связи вашего батюшки с графом де Бурмоном? Граф ведь теперь занимает немалое положение и мог бы вам быть полезен.

Нежелание Беранже следовать столь добрым советам казалось чиновнику нелепым и злостным упрямством. При дальнейших встречах с Беранже Петито перешел к предупреждениям.

— Имейте в виду, если вы издадите новый сборник, это будет равносильно вашей отставке, — заявил он.

Новые тома Беранже пока что не выпускал — не так-то легко они создаются! Но над новыми песенками работал усердно.

Певец Лизетты и застольных утех рос на глазах, но совсем не в ту сторону, куда хотели бы его заставить расти власти предержащие. Беранже становился политической силой, за обладание которой начали бороться различные партии.

Крайние реакционеры, ультрароялисты, засевшие в палате 1815 года, иронически прозванной из-за своего «отборного» состава «бесподобной палатой», не рассчитывали на то, что автор «Челобитной» вдруг переметнется на сторону осмеянных им «породистых псов». Вопреки чаяниям короля они видели в песеннике опасного врага и рады были бы заткнуть ему рот.

По-другому относились к Беранже «умеренные роялисты» или «доктринеры», отвергавшие крайности реакции сторонники конституционного режима. Они всячески заигрывали с песенником и предлагали ему место штатного сотрудника в газете «Конституционалист».

Беранже ответил на это предложение вежливым отказом, объясняя его тем, что, мол, по свойствам характера и по манере работы он вовсе непригоден для ремесла журналиста. Ответное письмо его в редакцию газеты заканчивалось примечательным постскриптумом:

«P.S. При сем «Маркиз Караба». Сочинять песни — мое ремесло. Досадно, что оно малодоходно».

Да, он избрал себе ремесло, смотрит на него уже совсем другими глазами, чем раньше, и не сменит его ни на какое другое. Не безделками для отдыха и развлечения станут его песни, они будут служить большой цели: помогать народу в борьбе с реставрированной монархией. Беранже уже приобрел репутацию песенника оппозиции.

Фронт оппозиции Бурбонам был в то время очень широк и разнороден. К нему присоединялись и левые республиканцы, «якобинцы», как их называли на прежний лад, и умеренные республиканцы, и либералы различных оттенков, и бонапартисты, и даже умеренные роялисты. Их всех объединял протест против феодально-католической реакции, против режима, сковывавшего экономическое и политическое развитие страны.

Каждая из этих партий была бы рада безраздельно овладеть песенником оппозиции, объявить его своим. Сам Беранже считал себя республиканцем, но организационно ни в какую партию не входил. Он стремился сохранять независимость, чтоб выступать не от лица одной какой-нибудь группы, а от большинства народа.

* * *

Песня «Маркиз Караба», посланная вместе с письмом в редакцию «Конституционалиста», была одной из самых острых и ядовитых стрел, пущенных песенником в лагерь врага. Он целился в оплот реставрированной монархии, в матерых помещиков-феодалов, бежавших некогда от революции, а теперь вернувшихся во Францию, чтоб переделать все на старый лад. Это были те самые алчные и тупые господа эмигранты, которые, по меткому выражению Талейрана, ничего не забыли и ничему не научились. Это они призвали к жизни реакционную «бесподобную палату», это они ратовали за «исключительные законы», за белый террор.

Вот он гарцует на отощавшем скакуне, злобный старый маркиз:

Встречай владыку, голытьба!
Ура, маркиз де Караба!

Беранже наградил его именем персонажа из сказки Перро «Кот в сапогах». Но маркиз де Караба из старой сказки вел свой род от некоего мельника, а его тезка из песни Беранже с негодованием отвергает подобные слухи о своем происхождении. Он, мол, прямой потомок самого Пипина Короткого, его род древнее королевского, и привилегии, которыми он владеет, даны ему «свыше».

Давить и грабить мужичье —
Вот право древнее мое;
Так пусть оно из рода в род
К моим потомкам перейдет.

Как и «породистые псы», маркиз сам выбалтывает все, что у него на душе. Несколько точных деталей портрета, хвастливый монолог — и он весь тут, омерзительный, опасный и в то же время нелепый со своими несоразмерными претензиями, пустозвонством и самохвальством. Смешной и зловещий анахронизм, призванный к жизни реставрацией, человек, лишенный чувства реальности.

Живые оригиналы маркиза увидели себя, как в зеркале, в песне Беранже. Некоторые, даже весьма правоверные роялисты, из числа тех, кто поумнее, не могли удержаться от смеха — так разительно было это сходство. А о том, как хохотали люди из другого лагеря, и говорить нечего.

Имя маркиза де Караба стало во Франции нарицательным.

Главой и вдохновителем маркизов де Караба, поддувалом реакции в стране был родной брат Людовика XVIII граф д’Артуа. Он имел собственный двор, свой штат советников, наушников и прихлебателей, которые участвовали во всех интригах, затеваемых в высших и прочих сферах.

Твердолобый, ограниченный, фанатичный в своей ненависти к революции, граф д’Артуа любил похваляться тем, что он принадлежит к числу немногих французов, взгляды которых ни на йоту не изменились после 1789 года. Соответственно этим взглядам он не желал считаться ни с ходом истории, ни с интересами Франции и рвался к одному — вернуть страну к дореволюционным порядкам. Вернуть маркизам Караба и их отпрыскам конфискованные поместья и былую власть. Вернуть иезуитам и попам их доходы, паству и земли.

Брат короля был одним из старейших членов и заправил Конгрегации — тайного религиозно-политического общества, образовавшегося еще во времена республики и ставившего своей целью защиту католической религии и восстановление старого, монархического режима.

После реставрации это общество приобрело особую силу и вес. Члены Конгрегации совали носы во все дела французского королевства, негласно заправляли и ходом выборов, и прениями в министерстве, и назначением местных властей.

Конгрегация, руководившая армией избирателей — маркизов де Караба, добилась того, что в «бесподобной палате» 1815 года из 402 членов 350 были матерыми ультрароялистами.