Мэри Кайе - В тени луны. Том 1

• Название: В тени луны. Том 1
• Автор: Мэри Кайе
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-330-1

Роман написан в лучших традициях английской романтическо-приключенческой прозы. Действие романа происходит в Индии в середине XIX века. Девушка Винтер из знатной семьи в возрасте 12 лет помолвлена с Верховным комиссаром Индии лордом Бартоном. Когда она достигает совершеннолетия, Бартон посылает за ней своего помощника Алекса Рэнделла. Алекс пытается отговорить девушку от брака с грубым и развратным Бартоном, но она все же отправляется в Индию. Там ее поджидает масса опасностей, в канун ее прибытия разгорается восстание сипаев. Алекс и Винтер оказываются вовлеченными в самую гущу восстания с его кровавыми оргиями и разрушениями, повсюду их подстерегают опасности, и только пройдя через разлуку и страдания они смогут соединить свои судьбы.

---

— Не знает, что думают сипаи! — гневно возразил полковник Фоллон. — Мы никогда не научимся, если будем учиться на собственных ошибках!

Его прервал крупный светловолосый джентльмен, украшенный роскошными бакенбардами, бывший член Палаты Общин. Мистер Леджер-Грин, потерявший свое место на последних выборах, только что прибыл в Калькутту. Он собирался сделать короткую остановку на Востоке, чтобы написать книгу «Наши колониальные владения» и уже собрал немало материала.

— Могу я спросить, о каких ошибках вы говорите? Я, честно говоря, в полном неведении.

— Извините, сэр, но эта дискуссия может быть для вас слишком утомительной. Давайте оставим ее.

— Нет-нет, полковник. Я крайне заинтересован, так как хочу изучить весь вопрос о наших иностранных владениях. Что за вопрос о жаловании и привилегиях, на который вы ссылались?

Полковник сделал еще один большой глоток и иронически посмотрел на своего собеседника. Он не особенно жаловал журналистов и политиков, приезжающих в Калькутту ненадолго, в бархатный сезон, и по возвращении на родину считающих себя экспертами по всем вопросам, касающимся востока; но тема дискуссии была из тех, в которых он чувствовал себя уверенно, и он проговорил:

— Сипаям, сэр, были гарантированы особые привилегии за службу на внешних британских территориях. Мы использовали их, чтобы завоевать обширные новые провинции, которые, однажды аннексированные, мы провозглашаем британскими и отбираем их у сипаев, которые нам служили за «морские» премиальные. Сипаи и так противились аннексии, но с утратой этих добавок их сопротивление очень сильно возросло. Они противились в Синде, позднее в Пенджабе и наконец начались волнения, их было усмирили, но при этом сделали значительные уступки, а так как они были сделаны в результате волнений, у сипаев возникло впечатление, что они выиграли, и дало им ощущение собственной силы…

— Несчастья Афганской войны подорвали веру в несокрушимость британцев, а открытая ссора главнокомандующего и генерал-губернатора показала сипаям, что в британских верхах — раскол, а уступки, последовавшие за волнениями сорок девятого и пятидесятого годов породили веру, что мы боимся их силы. Лорд Долхаузи, как другие, вообразил, что раз на поверхности все тихо, то под ней не существует сильных подводных течений. Но я рискну утверждать, что его светлость не так близко знал сипаев, как сэр Чарльз Нэпир, и меньше понимал восточный ум, чем сэр Генри Лоуренс!

— Чушь! Как генерал-губернатор его светлость имел преимущество наиболее информированных в Индии мнений. Кроме того, сэр Генри общеизвестный мечтатель и непрактичный идеалист. Его брат Джон стоит дюжины таких, как он. Меньше сентиментальности и больше здравого смысла. Эти люди не ценят сентиментальности. Они принимают ее за слабость и, черт возьми, они правы. Сильная рука — вот что им надо.

— О, я согласен с вами, сэр, — проговорил полковник Фоллон. — Самая большая глупость, которая произошла в армии — это ужасная ошибка Бентинка, запретившего телесные наказания. Если что-то и могло способствовать ослаблению дисциплины, так лучшего и выдумать невозможно. Наши индийские офицеры больше всего возражали против этого… У меня были депутаты от них, которые заявили, что если мы отменим телесные наказания, солдаты перестанут бояться и в один прекрасный день восстанут. И в то же время мы продолжали порки в британских войсках и, более того, позволяем солдатам-сипаям быть свидетелями таких наказаний. Мы, вероятно, спятили. А теперь последняя глупость с Оудом…

— Сэр! — начал было с жаром мистер Ходсон, но не смог закончить, так как снова вмешался мистер Леджер-Грин:

— Я крайне заинтересован в том, что относится к Оуду. У меня было несколько интервью с экс-королем. Почему вы считаете это глупостью? Принимая гуманитарную точку зрения…

— Я говорю как военный, — нетерпеливо прервал его полковник. — Мы рекрутируем основную часть сипаев из Оуда, имевших в этом государстве привилегии, как слуги Компании. Так, они имели право выбирать в качестве третейского судьи британского резидента, поэтому индийский судья знал, что адвокатом сипая будет резидент, и судил осторожно. Эта привилегия столь ценилась, что почти каждая семья в Оуде имела по крайней мере одного члена, служащего в бенгальской армии… Но теперь, когда любой гражданин Оуда получил равные права перед законом Компании и эта привилегия отпала, как и многие другие, не стало никакого смысла оставаться на службе у Компании.

Полковник Эбатнот, до этого не принимавший участия в дискуссии, кашлянул и уверенно вмешался:

— Я согласен, что недавняя аннексия вызвала много недовольства, и все же, по моему мнению, это дело иностранной службы. Но пока к этому надо относиться с осторожностью.

Мистер Леджер-Грин обернулся к говорящему и вынул маленький блокнотик, в котором сделал несколько торопливых заметок.

— Закон об общей воинской повинности, вы сказали? И что это означает?

— Служба за морем, сэр. Сипай-бенгалец записывается в армию, зная, что ему не надо будет ехать за море.

— Опять все дело в кастах, — ввязался полковник Фоллон. — Они уверены, что поездка за море лишит их касты и им по возвращении придется дорого заплатить священникам за очищение от скверны. Но генерал-губернатор с одобрения мистера Ходсона и его друзей в Совете недавно издали «Общее Положение», в котором говорится, что ни один рекрут в будущем не будет приниматься на службу, если он не согласен нести ее, где бы она ни потребовалась. А это значит Бирма, сэр! Или Персия, или Китай. Разве не понятно, что сдерживаемые кастами, фанатичные и суеверные люди охотно поверят любому агитатору, разъясняющему, что британский план предназначен для уничтожения их каст, чтобы они были слепым орудием Компании, готовым выполнять все, что ей угодно и где угодно, ради ее ненасытной жажды завоеваний?

— Чушь! — взорвался мистер Ходсон. — Вы ужасно преувеличиваете, полковник.

— Полагаю, что нет, сэр. Мне кажется, я встречался и разговаривал с гораздо большим числом людей, чем вы здесь в Калькутте. Магометане и индусы одинаково подозрительно относятся к постройке железных дорог и телеграфа, а когда мы позволили Миссионерскому обществу опубликовать манифест о том, что наши поезда и пароходы, облегчая материальное объединение всех человеческих рас, явятся инструментом духовного союза при единой вере (нашей!), неудивительно, что они верят самым глупым и диким слухам.

— Должен ли я заключить, полковник Фоллон, — презрительно проговорил Ходсон, — что вы рассматриваете собственный полк как рассадник подстрекательств и беспокойств?

На загорелом лице полковника выступили темно-красные пятна, и он инстинктивно схватился за оружие, но затем рука его снова упала, и он с жаром проговорил:

— Нет, сэр. Благодарение Богу, мои люди лояльны! Но я не слеп к нападкам на их лояльность и доверчивость со стороны агитаторов и смутьянов. Мы сделали все, что могли, чтобы дать сипаям гордое ощущение их собственной значительности, но в то же время подорвали их уважение к нашей власти. Командир полка, который должен быть конечным судьей их судьбы, не может ни поощрить их, ни наказать согласно тому, что они заслуживают. И мои друзья-полковники сведены до положения телеграфной ленты, а наши решения переигрываются в Ставке. Единственное продвижение индус может получить только на основании выслуги и возраста, заслуги же не имеют значения…

Высокий седобородый мужчина со знаками различия бригадного генерала холодно проговорил:

— Вы забываетесь, полковник.

Полковник Фоллон обернулся и побледнел, поняв, что позволил себе дойти до открытой критики военной политики, но его возмущение было поддержано вином, и он ни в коей мере не был трусом, он твердо встретил холодный взгляд генерала и ответил:

— Возможно, сэр. Но я не забываю, что туземные войска насчитывают двести тридцать три тысячи человек, тогда как европейцев во всей армии не более сорока пяти тысяч. Весьма отрезвляющие цифры, сэр.

— Я так не считаю, — заявил мистер Ходсон. — Всем известно, что британец стоит пятидесяти азиатов. Вы не согласны, джентльмены?

Послышался одобрительный хор, и полковник Фоллон резко заключил:

— Да, насколько я могу судить, на такие заявления способны лишь штатские и политиканы! Мне в их компании делать нечего. Всего хорошего, сэр. — И натянуто поклонившись, он рассерженно вышел.

— Какое бесстыдство! — негодующе выдохнул мистер Ходсон. — Он просто опасен! Разносчик слухов. Баба какая-то. Он не достоин командования войсками, если прислушивается к подобной чепухе.

— Двести тридцать три тысячи!..

Это произнес экс-член парламента от Чилбери и Хайерфорда, в его голосе прозвучали нотки страха.