Мэри Кайе - В тени луны. Том 2

• Название: В тени луны. Том 2
• Автор: Мэри Кайе
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-331-X

Роман написан в лучших традициях английской романтическо-приключенческой прозы. Действие романа происходит в Индии в середине XIX века. Девушка Винтер из знатной семьи в возрасте 12 лет помолвлена с Верховным комиссаром Индии лордом Бартоном. Когда она достигает совершеннолетия, Бартон посылает за ней своего помощника Алекса Рэнделла. Алекс пытается отговорить девушку от брака с грубым и развратным Бартоном, но она все же отправляется в Индию. Там ее поджидает масса опасностей, в канун ее прибытия разгорается восстание сипаев. Алекс и Винтер оказываются вовлеченными в самую гущу восстания с его кровавыми оргиями и разрушениями, повсюду их подстерегают опасности, и только пройдя через разлуку и страдания они смогут соединить свои судьбы.

---

Алекс спросил:

— Ты так уверен, что дело дойдет до восстания?

— Так же уверен, как и ты! А если бы у нас с тобой это было не так, я бы и сам стал кричать: «За Веру!»

Алекс непроизвольно поежился. В свое время он слышал этот фанатичный крик и видел, как развевались зеленые знамена и орды правоверных с горящими глазами бросались на ружья, вопя… Он не забыл этого.

— Кто стоит за тем, что происходит? Индуисты или мусульмане? Или это работа иностранцев — русских или иранцев?

Нияз засмеялся и сделал рукой отрицательный жест.

— Здесь много русских шпионов и иранских тоже. Они, руссы, хитрят со всеми, как это у них в обычае — но всегда против твоего народа! И, несмотря на полицию и правительственных шпионов, они все еще бродят по стране, даже до самых стен Дели, принося деньги, оружие и много обещая, и их обещания и слова открыто печатаются в индуистских газетах. Но с их словами мало считаются: они помогают раздуть огонь, и все. Нет, то, что идет, это Восход Луны. Мы, когда-то считавшиеся великими в этой стране, потеряли почти всю свою власть, и восстание послужит нам так, как не может мир. Это будет джихад. И я думаю, что он близок. Ты помнишь ночь землетрясения в Хоти Мардан?

Алекс кивнул. Он слишком хорошо понимал, что имеет в виду Нияз, потому что в последнее время эта мысль не раз приходила и ему самому. Больше семи лет прошло с той ночи, о которой говорил Нияз, но он никогда не забывал странного, ожидающего затишья, предшествовавшего яростному землетрясению, или того, как собаки и лошади чувствовали, что должно произойти, и своим визгом, ржанием и дрожью пытались предупредить тех, кто не понимал, что происходит. Алекс снова чувствовал такое же зловещее, жутковатое затишье. Но это затишье не могло продлиться долго, и первые отдаленные раскаты грома донеслись из далекого Бенгала.

То, что отчетливо представил себе Алекс сразу после небрежного отзыва Нияза о смазке на пыже, — факел, который правительство бездумно вложило в руки Кишана Прасада и подобных ему, — воспламенило горючее, которое уже было приготовлено. И горючее было сухим.

В то самое январское утро, когда лунджорский гарнизон весело отправился на утиную охоту в Хазрат-Баге, человек низкой касты, ласкар, работавший на снарядном заводе в Дум-Думе около Калькутты, остановил сипая высокой касты в самый жаркий час дня, умоляя о глотке воды из лота — небольшого медного кувшина для воды, который обязательно носили с собой все индуисты и тщательно хранили от осквернения. Сипай уставился больше с изумлением, чем с гневом, на того, кто осмелился на такую возмутительную просьбу.

— Как это можно, глупец? Я брамин, и моя каста запрещает это.

— Каста? Что такое каста? — усмехнулся ласкар. — Пыжи, которые мы здесь готовим, осквернены жиром свиней и коров, и скоро вы все будете, как один — без каст — когда будут розданы новые винтовки по войскам и вам каждый день придется откусывать кончики пыжей.

— О чем ты говоришь? — заплетающимся языком спросил сипай. — Повтори еще раз!

Ласкар сделал это, еще и приукрасив свой рассказ, и сипай не стал дожидаться конца, а побежал к своим товарищам. Вот наконец и нашлось доказательство двуличия чужеземцев! Ненавистная политика завоевания и упадка, подавление обычая самосожжения жен, свержение царей и сокращение жалования, уменьшение власти и привилегий — ничто по сравнению с этим; ибо это ударяло по самым глубоким верованиям людей и разрушало их души.

Индуисты и мусульмане вместе в ужасе отшатнулись от осквернения и святотатства. По войскам прошла волна паники, и от них, с невероятной быстротой, которую страх придает плохим новостям, она распространилась по всей Индии, все увеличиваясь, раздуваемая теми, кто был готов и ждал такой возможности и кто мог наилучшим способом воспользоваться ею.

Сотня человек — за ними сотни тысяч — подхватила испуганный шепот и передала его дальше: «Это приказ англичан! от Королевы и ее советников, что с помощью пыжей все сипаи — и мусульмане, и индуисты, должны быть осквернены, как были осквернены все люди, живущие в городах и евшие муку с костями, чтобы, лишившись своих каст, они навсегда остались рабами под началом сахибов! Нас предали чужеземцы, которые украли у нас страну, а теперь хотят украсть еще и наши души!

Вот тогда-то и начались ночные пожары. Вдруг ночью загоралась соломенная крыша офицерского бунгало, подожженная чаще всего горящей стрелой, пущенной какой-нибудь невидимой рукой. Телеграфная станция большого поселения в Барракпуре сгорела дотла, и ночь за ночью, несмотря на охрану и часовых, в темноте полыхали яркие языки пламени, распространяясь на север от Калькутты и Барракпура…

По ночам встречались люди с закрытыми лицами, они держались в тени стен, и часовые не окликали их. Были и письма (потому что сипаи научились пользоваться почтой прежде, чем привилегия пользоваться почтой бесплатно, для армии была отменена). Письма эти читались под каждым деревом, призывая солдат сопротивляться попыткам осквернить их. Известие о том, что 19-й полк Национальной пехоты в Берхампуре, в сотне миль к северу от Калькутты, взбунтовался, распространилось по всей Индии, вызывая панику.

Но этот бунт, вспыхнувший так внезапно, закончился сам собой и без применения силы. Запрос по поводу смазки для пыжей был отправлен в свой нелегкий путь, и офицеры, которые начали с тревогой поглядывать на своих солдат, в чем никогда бы не признались, снова успокоились.

Слухи стихли, и комиссар в Лунджоре, который постоянно отшучивался от возможности серьезного восстания, безмятежно заметил, будто он всегда знал, что это была просто буря в стакане, а те, кому следовало бы лучше разбираться во всем, лишь поднимали панику. Как же, он даже слышал какую-то несообразную историю якобы о манифесте, который гуляет среди мусульман и призывает к священной войне! Все это чепуха, разумеется. В его районе не было ничего подобного.

— Около восьмисот, я думаю, сэр, — бесстрастно сказал Алекс.

— Что это? — голос комиссара сорвался от гнева и изумления. — Ты говоришь мне, что они были у нас в Лунджоре? Тогда почему, черт подери, мне не доложили?

— Вам докладывали, сэр. Я посылал подробный рапорт — в трех экземплярах. Он где-то в папках.

— О, — сказал комиссар, смущенный.

Он гневно сверкал глазами несколько мгновений, потом угрюмо заметил, что у него не было времени читать каждую проклятую паникерскую бумажку, которая приходит в его канцелярию.

С облегчением восприняв разрешение временных проблем, вызванных страхом перед смазкой для пыжей и мятежом в 19-ом полку, он наконец-то решил подумать о том, чтобы взять отпуск и навестить Каса де лос Павос Реалес в Лакноу.

Глава 32

В тот год январь оказался щедрым на дожди, и река стояла высоко, так что мост скрипел под напором течения.

Со стороны Оуда его пересекали повозки, и Винтер, предпочитавшая ехать верхом, а не сопровождать своего мужа в экипаже, ждала, пока они пройдут, и в то же время как Конвей разражался руганью по поводу этих проволочек, она завела беседу с сухопарым, седоголовым мусульманином, который тоже ждал, когда сможет перейти мост.

Глядя на линию густых джунглей по берегам широкой реки с медленным, на первый взгляд, течением, с ее безмятежной поверхностью и предательскими омутами, они увидели, как медленно проплыл обгоревший труп, поворачиваясь из стороны в сторону, как будто он был живой, когда рыбы и черепахи задевали его. Он задержался с одной стороны моста, и Винтер содрогнулась, подумав о том, как долго он останется там, прежде чем кто-нибудь сочтет необходимым оттолкнуть его шестом. Но жуткая, раздувавшаяся туша неожиданно исчезла, как будто из глубины протянулась рука и утащила его под воду, и старый джентльмен, заметив ее испуг, сказал:

— Это крокодил из-под моста. Он освобождает реку от таких вещей. Несомненно, Всемудрый предназначил его для такой работы. Куда едет мэм-сахиб?

— Я еду домой, — сказала Винтер, и ее лицо осветилось улыбкой, — впервые за многие дни.

— Домой? Тогда твой муж из тех сахибов, которые только что приехали в Оуд?

Винтер покачала головой.

— Нет, я родилась в Лакноу. В доме Азизы Бегам, жены Мирзы-Али-Шаха, который называется Гулаб-Махал. Но дом моего отца находится к западу от города. Он называется «Дворец павлинов». Вы знаете Лакноу?

— Кто лучше меня знает его? — сказал старик. — Да, да, я знаю дом и слышал эту историю. Но это печальное время, чтобы возвращаться домой, дочь моя. В Лакноу все дворы пусты, а низкие дворы полны, и многие, получавшие пенсию от короля, голодают, пока новое правительство решает, кто и чем должен им платить. Когда человек состарится и живет на королевский дар — всего несколько рупий в месяц — больше ему не платят, пока новое правительство решает, нужно ли ему платить, ему ничего не остается, только умереть… если разговоры продлятся дольше, чем старик и старуха смогут прожить без хлеба.