Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

• Название: Говорят сталинские наркомы
• Автор: Георгий Куманёв
• Издательство: Русич
• Жанр: Военное
• Год: 2005
• ISBN: 5-8138-0660-1

Основу книги составили записи, интервью и беседы автора, известного российского историка, с государственными и политическими деятелями, руководителями различных отраслей народного хозяйства СССР, возглавлявшими народные комиссариаты в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.

Их свидетельства обогащают наше представление о важнейших событиях военных лет, дают возможность лучше понять, каким образом закладывался экономический фундамент Великой Победы.

---

Но Хрулев уперся и ни с места. Это, говорит, неправда. Они, говорит, вполне могут сами выгрузить вагоны и погрузить в них солдат. Тогда Берия сказал: «Слушай, выйдем в ту комнату». Что они там говорили, не знаю, но Андрей Васильевич вышел оттуда бледный и молча нас покинул. Я уехал в НКПС вместе с начальником Главного управления движения Г. В. Ковалевым и не ушел от него, пока не подали порожняк для войск Рокоссовского, и войска начали погрузку.

Месяца два спустя произошел новый конфликт. Начало ему положили следующие обстоятельства. Меня вызвал Сталин, у него сидел Хрулев. На Северо — Западный фронт подвезли свежие войска, но продовольствием их не обеспечили. Хрулев сказал, что начальник военных сообщений не предупредил своевременно интендантов о переброске войск, об их численности и дислокации.

— Это правда? — спросил Сталин.

— Правда, — сказал я. — Вы сами приказали никого, кроме нескольких работников Генштаба, не оповещать о перевозках, чтобы не разгласить военную тайну.

— Впредь сводки о перевозках войск будете представлять начальнику Тыла, — сказал Сталин.

— Тогда снимите с меня ответственность за соблюдение тайны оперативных перевозок, — сказал я.

Сталин вспылил:

— Ишь, какой нашелся! Уходите прочь!

Я вышел. Прошла примерно неделя. Работа была напряженная. Мы готовились к летней компании. Ставка и Генеральный штаб правильно определили направление главного удара противника с двусторонним охватом советских войск в Курском выступе. На случай, если немцам удастся прорвать наш фронт, предполагалось создать сильный резерв в глубине обороны. Состав резерва — несколько армий, то есть практически новый фронт. В целях дезинформации противника это крупное объединение назвали Степным военным округом, а уж потом — Степным фронтом.

Большинство соединений перебрасывалось через московский узел на юг, мимо станций Тула, Горбачеве, Елец. Перевезти такую массу войск в сжатые сроки, да еще чтобы не заметила гитлеровская агентура в нашем тылу, было очень трудно. Мы старались делать перевозки в ночное время, но это не всегда удавалось — весенние ночи коротки. Даже военные коменданты станций знали не весь маршрут эшелона, а лишь на своем отрезке. Также и другие должностные лица нашей службы.

И вдруг один за другим звонят мне в Москву военные коменданты и докладывают, что на станциях Горбачево, Тула, Елец и других собираются с утра толпы народа. Прошел слух, что в район Ельца пройдут много воинских эшелонов, и люди вышли на станции в надежде повидаться с родственниками — солдатами и командирами. Вскоре же мне позвонили из этих мест и работники транспортных отделов НКВД, поставили в известность об этих слухах. Таким образом, район сосредоточения и развертывания войск Степного фронта был у всех на устах. Нечего и сомневаться, что теперь агентура противника получила возможность уточнить дислокацию этого фронта.

Я поехал в управление Тыла Красной Армии, к начальнику штаба М. П. Миловскому. Спросил о подготовительных мероприятиях в районе дислокации Степного фронта. Михаил Павлович ответил, что подготовились добротно. Он сам выезжал с группой офицеров, подобрал и места для размещения не только тылов, но и армейских, корпусных и дивизионных штабов. Я, слушая это, едва заикой не сделался.

— Михаил, разве это ваше дело? Кто это придумал?

— Андрей Васильевич приказал, — ответил он.

Тайна, над соблюдением которой мы так хлопотали, открылась широко и просто. В села, деревни, в станционные поселки вдруг понаехали интенданты — генералы и старшие офицеры. Ходят, выбирают помещения. И так по всей округе. Ну что еще нужно, чтобы сообразить про скорое прибытие многочисленных войск?

Надо было что–то немедленно предпринимать. Я позвонил Поскребышеву, попросил приема у Сталина. Поскребышев сказал:

— Не советую. Он встревожен. Можешь наскочить на большую неприятность.

— Соедини. Сообщение чрезвычайной важности.

— Соединяю, — сказал он и я услышал сталинское:

— Говорите!

— Товарищ Сталин, не могу по телефону. Только лично.

— Докладывайте! — сердито приказал он.

Я повторил, что не могу по телефону, он положил трубку.

Минут десять спустя позвонил Поскребышев: «Приезжай!» Я приехал и доложил, что группа офицеров штаба тыла побывала в районах дислокации войск Степного фронта, подобрала помещения для штабов, жители этих районов ждут прибытия войск, на станциях толпы людей ожидают своих сыновей, мужей.

— Кто сообщил? — спросил он.

— Военные коменданты станций.

Зная его привычки, я заранее предупредил комендантов станций не отходить от телефонов, и коли позвонят из Москвы, не спрашивать, кто и зачем, но ответить на вопросы. Поскребышев соединил его с Тулой, потом с Ельцом и станцией Горбачево, и коменданты повторили утренние доклады. Сталин сказал Поскребышеву:

— Соедини с Хрулевым!

А когда тот соединил, сказал в трубку раздельно:

— Будь ты трижды проклят! Тебя мало в тюрьме сгноить!

В этом был весь Сталин. Не зря же к нему на иной доклад цши с опаской даже командующие фронтами. Он вызвал начальника Генштаба маршала Шапошникова, спросил:

— Что будем делать?

Решили так: чтобы не насторожить агентуру немцев и подкрепить их уверенность, днем пропустим в раскрытый район дислокации четыре воинских эшелона. А ночью уведем обратно. Степной фронт был передислоцирован в новый район, и как показали дальнейшие события, немецкая агентура потеряла его из вида.

26 февраля 1943 г. наркомом путей сообщения был вновь назначен Л. М. Каганович с освобождением его от обязанностей заместителя председателя Транспортного комитета при ГКО. А. В. Хрулев остался на должности начальника Тыла Красной Армии. Здесь он был на месте — дельный, толковый, энергичный интендант. Кроме того, Андрей Васильевич отличался добродушием, истинно русским хлебосольством и общительностью. И в служебном его кабинете, и в столовой, когда обедал–ужинал, и везде и всюду вокруг него собирались люди. Мне эти говорливые компании не нравились. Другим — наоборот. Одним словом, Хрулев, как и все мы, грешные, не был человеком однозначным, но, несомненно, был личностью. А что не добился больших побед на железных дорогах, так он же не был специалистом…

Нехватка специальных военных знаний сказывалась и на деятельности Верховного Главнокомандующего. В разгар нашего контрнаступления под Москвой он оценил общую обстановку на советско–германском фронте слишком оптимистично. Посчитал, что немцы деморализованы, что можно имеющимися у нас силами добить их и перехватив стратегическую инициативу, наступать и наступать по всему фронту. Не принимал во внимание, что нашим войскам передышка нужна на меньше, чем противнику; что мы понесли тяжелые потери в людях и технике, и быстро их восстановить нет возможности; что эвакуированные заводы только налаживают выпуск оружия и снаряжения; что наши артиллеристы сидят на скуднейшем снарядном пайке; что восстановление железных дорог, а значит, и снабжение наступающих войск протекает медленно; и так далее.

Насколько мне удалось наблюдать за Верховным Главнокомандующим в ту зиму, эта недооценка противника и переоценка собственных возможностей имела две субъективные причины. О первой, о недостаточной военной подготовке, я уже сказал. Вторая причина в исторической параллели, которая овладела помыслами Верховного. Поражение гитлеровцев под Москвой само по себе просилось в один ряд с поражением и полным уничтожением армии Наполеона в 1812 году. Даже во временном отрезке — с июня по декабрь, казалось, повторилась история с крахом вражеского нашествия. И понадобились долгие, безрезультатные, кровопролитные бои ранней весны 1942 г. для того, чтобы Сталин отрешился от иллюзии скорой победы. Ну а коли говорить вообще, то характеристика исторической личности (тем более такой, как Сталин!) складывается не из принятых чиновниками трафаретов. Вопреки всем указаниям и пожеланиям она складывается из мнений противоречивых, иногда резко противоположных. Но это и есть диалектика истории.

Из общения со Сталиным, из наблюдений за ним и окружающими его людьми я усвоил некоторые уроки. Сталин чувствовал фальшь и не прощал ее. Идет ли речь о характеристике события или человека, говори ему, что думаешь. Если ему не по нраву, вспылит, бросит телефонную трубку. Или скажет свое знаменитое: «Уходите

прочь!». Однако отойдя от гнева, косвенно даст понять, что ты правильно поступил, сказав, что думал. Хотя и не прав по существу.

Другая его черта, к этой примыкавшая, — привычка твою же характеристику лица или события выносить на публику, в более или менее широкий круг людей. И наблюдать и их реакцию и твою. Так что обычные недомолвки, умолчания, полуупреки и полупохвалы и прочий атрибут служебной дипломатии в общении со Сталиным был непригоден.