Народные сказки - Сказки народов Восточной Европы и Кавказа

• Название: Сказки народов Восточной Европы и Кавказа
• Автор: Народные сказки
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Сказки
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5—08—001996—4; ISBN 5-08-002587-5

В этот том вошли сказки о животных, волшебные и бытовые сказки народов, проживающих в европейской части России, на Украине, в Беларуси, Молдове, в странах Балтии, и сказки народов Кавказа

---

Воротились ужи в дом, зашипели, засвистели — подавай им настоящую невесту.

Опять старуха соседка шепчет отцу с матерью:

— Выведите им белую овечку.

Мать с отцом привели белую овечку.

— Не хотелось с дочкой расставаться, — говорят, — да что поделаешь! Берите ее, ведите к жениху.

Ужи повели белую овечку. Полдороги прошли, как вдруг с дерева опять кукушка закуковала:

Ку-ку, ку-ку!
Девушку припрятали,
Овечку сосватали.
Ку-ку!

Приползли сваты назад.

— Нет, — говорят, — не та невеста.

А старуха соседка все учит:

— Отдайте ужам белую корову.

Привели белую корову, алой лентой ей шею обвили, отдали сватам. Ужи погнали по проселку белую корову, до самого большака довели. А там в кустах кукушка сидит, по-кукушечьи говорит:

Ку-ку, ку-ку!
Девушку припрятали,
Корову сосватали.
Ку-ку!

Воротились сваты, говорят:

— Мы к вам с честью, а вы вот как! Три раза нас обманули! Смотрите, в четвертый обманете — не миновать вам беды. Зубами изгрызем мы ваши деревья в садах, хвостами побьем посевы на полях.

Эгле услышала эти слова и вышла к сватам.

— Я, — говорит, — слово дала, я и отвечаю. Ведите меня к жениху.

Сваты по дороге ползут, за сватами Эгле идет, за Эгле ужи в пыли вьются — невесту к жениху провожают. А кукушка за ними летит, по-кукушечьи говорит:

Вот это невеста!
Умна и прелестна,
Стройна, точно елка,
Кудри — как из шелка!

Подошли к озеру. Вода в озере запенилась, забурлила и отхлынула от берега. А на прибрежном песке юноша появился — статный, красивый, в богатой одежде.

— Я жених твой, — сказал Эгле юноша. — Зовут меня Жа́лтис. Для других людей я уж, а для тебя, девушка, сбросил я змеиную кожу, тебе одной открыл свое имя. Полюбишь меня, красавица?

— Полюблю, — сказала Эгле, — буду тебе верной женой. — И пошла за женихом в подводное царство.

С тех пор девять лет минуло. Эгле родила своему мужу двух сыновей и дочку. Хорошо жилось Эгле. И дети удались ласковые, послушные, и муж ее любил и берег. Только вот затосковала Эгле по родному дому. Стало ей подводное царство не мило, захотелось на отца с матерью поглядеть, ласковым словом с братьями перекинуться, с сестрами за прялкой песни спеть. Просит она мужа:

— Отпусти меня, Жалтис, домой погостить, отцу с матерью показать наших деток.

А Жалтис не отпускает.

— Разве плохо тебе в подводном царстве? — спрашивает ее.

— Нет, хорошо, — отвечает Эгле, — да плоха та дочь, что отца и мать своих забудет навеки.

— Ну, будь по-твоему, — говорит Жалтис. — Отпущу тебя, только прежде спряди ты мне золотую кудéль[6].

Эгле села за пряжу. День прядет, другой прядет, а кудель все не убывает, будто даже больше становится. А старая нянюшка, которая младшую дочку нянчила, поглядела, как Эгле пряжу прядет, покачала головой и говорит:

— Хоть до моих лет доживешь, и то тебе не спрясть всей кудели.

— А что же, нянюшка, делать? — спрашивает Эгле.

— А ты накали спицу в огне да и проткни ею кудель.

Взяла Эгле спицу, накалила и только воткнула в кудель — вдруг выскочила из клубка большая жаба. Эта жаба в кудели сидела и выпускала изо рта золотые нити. Эгле с одного конца пряжу пряла, а с другого конца кудель еще длиннее становилась. Ну, а теперь Эгле всю кудель в одну ночь спряла.

Наутро приносит она мужу пряжу и говорит:

— Что ты велел, то я исполнила. Исполни и ты, что обещал.

— Хорошо, — ответил Жалтис, — я от своих слов не отказываюсь. Отпущу тебя к матери и отцу, когда ты эти башмаки сносишь.

Жалтис достал из-под лавки железные башмаки и подал их жене. Обула Эгле железные башмаки. С утра до вечера ходит по острым камням, на скалы взбирается, а на железной подошве хоть бы царапина!

Нянюшка смотрит на нее и головой качает:

— Зря себя, доченька, мучишь. Сто лет проживешь — сто лет башмаки целы будут.

— Научи, нянюшка, что делать! — просит Эгле.

— Снеси кузнецу и вели их в горн бросить.

Так Эгле и сделала. Кузнец перекалил железо в горне — стало оно ломкое да хрупкое, что стекло. В один час износила Эгле башмаки.

Приходит она к мужу и говорит:

— Теперь отпустишь?

— Отпущу, — говорит Жалтис. — Только как же ты без заячьего пирога в родном доме покажешься? Смотри, осудят тебя люди — загордилась, скажут.

Тут Эгле и вспомнила. Еще когда она маленькой была и случалось отцу с матерью куда-нибудь из дому уезжать, никогда они с пустыми руками не возвращались. Привезут пирог, всех детей куском оделят и притом такие слова скажут: «По дороге шли, в заячий домик зашли, заяц нам пирог испек, вот и вам кусок». Так по всей Литве исстари велось. Стыдно стало Эгле, что дедовский обычай забыла, и побежала печь пирог. А муж потихоньку все ведра и горшки припрятал, одно решето оставил. Как в решете воду носить, как тесто месить? Вода прольется, мука просыплется.

Но и тут старая нянюшка помогла. Она взяла ржаного хлеба и залепила дырки. Эгле замесила в решете тесто — ни капельки воды не пролила, ни горсточки муки не просыпала.

Испекла Эгле пирог и стала с мужем прощаться.

Муж ей говорит:

— Больше девяти дней не гости. И смотри, как назад пойдешь, чтобы никто тебя не провожал. Стань на берегу и позови меня так:

Если жив мой друг бесценный —
Забурли, вода проточная,
Из пучины брызни, пена,—
Пена белая, молочная!

Если ж милый мой убит
И в пучине темной плавает —
Над волною закипит
Пена красная, кровавая…

И вы, мои сыновья, и ты, дочь, слово дайте: о чем знаете, людям не рассказывать.

Дали дети слово.

Тут Жалтис обернулся ужом и вынес жену с детьми на берег озера.

Вот радости-то было, когда Эгле со своими детьми в родной дом постучалась!

Отец и мать дочерью да внуками не налюбуются, братья, сестры с Эгле не наговорятся.

Только соседи их дом стороной обходят и говорят:

— Вернулась ужиха с уженятами. Хорошо еще, мужа своего дома оставила. Не было бы от них беды!

Братьям обидно. Стали они сестру уговаривать:

— Откажись от мужа, оставайся с нами навеки. А придет муж за тобой — мы тебя не выдадим.

Эгле отвечает:

— Не дело вы, братья, говорите. Как жене от живого мужа отказаться, как детей родного отца лишить? И не придет муж за мной — я сама, как время поспеет, из вод озерных его вызову.

— А как ты его вызывать станешь?

— Эх, братья, — отвечает Эгле, — не вам его звать, не вам про то и знать. А меня лучше не спрашивайте, все равно не скажу.

А старуха соседка учит братьев.

— Не с той стороны, — говорит, — подступаете. Что мать не скажет — малые дети выболтают.

Вот собрались братья ночью в лес коней пасти и старшего сына Эгле с собой взяли. В лесу коней на зеленую траву пустили, разложили костер и стали у мальчика выспрашивать, как отца по имени зовут и на какой он зов отзывается.

Ничего им старший сын не сказал. Лаской выспрашивают — отмалчивается, побоями выпытывают — только слезы льет.

— Ну, — говорят братья, — этот в мать пошел, может, с младшим лучше сговоримся.

Утром вернулись они домой. Эгле спрашивает у сына:

— Отчего у тебя, сыночек, глаза красные?

— В лесу костер дымно горел, — отвечает ей сын, — вот глаза и покраснели.

На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Эгле. Да и от него ничего не добились.

Вернулись наутро домой. Эгле глянула на сына и спрашивает:

— Что это, сыночек, и у тебя глаза красные? Не обидели ли тебя дядюшки?

— Нет, не обидели, — отвечает ей сын. — Я всю ночь не спал, коней стерег, вот и покраснели глаза.

И на третью ночь собрались братья в лес. Приласкали они маленькую племянницу и с собой заманили.

Была она у матери с нянюшкой любимым дитятей. Никто ее никогда и пальцем не тронул, злого слова не сказал. Вот стали ее дядья выспрашивать да выпытывать. Она в землю глазками уперлась, молчит, только головой качает: «Не знаю я ничего». А как пригрозили ей дядья гибким прутом, она задрожала вся, побелела, как платок, да все и рассказала. И как отцово имя — сказала, и на какой он зов отзывается — открыла. Ну, дядьям только того и надо. Еще пригрозили ей, чтобы она перед матерью и словом не обмолвилась, и отвели ее домой.

А сами захватили косы, пошли к озеру. Сделали они свое злое дело, косы о траву вытерли и воротились назад. Только стали косы в сенях вешать, услыхала Эгле железный звон, и сжалось у нее сердце.

— Что, братцы, — спрашивает, — вы так рано на работу поднялись?

Братья отвечают:

— Густая трава по утренней росе ровнее ложится.