Жуакин Машадо де Ассиз - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Жуакин Машадо де Ассиз
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00678-5

Жоакин Мария Машадо де Ассиз — бразильский классик XIX века, зачинатель критического реализма в бразильской литературе. В состав «Избранных произведений» вошли романы «Записки с того света» и «Дон касмурро», стихотворения и новеллы, рассказывающие о жизни современного провинциального общества, судьбы героев которого, как правило, завершаются крахом.

---

Мы верили в прочность нашего замка, но в один прекрасный день… Накануне мы провели вечер у Эскобара — на сей раз там были также приживал и тетушка Жустина. Эскобар отозвал меня в сторону и пригласил пообедать у него в воскресенье: надо обсудить в семейном кругу один план, в котором должны участвовать все четверо.

— Все четверо? Так это контрданс?

— Нет. Ты ни за что не угадаешь, что я имею в виду, а я не скажу. Приходи завтра.

Пока мы беседовали, Санша не спускала с меня глаз. Когда муж вышел из комнаты, она приблизилась ко мне и спросила, о чем мы говорили. Я ответил, что речь шла о каком-то новом плане. Санша взяла с меня обещание молчать и раскрыла мне секрет. Наши друзья задумали на два года отправиться в Европу. Сказав это, она печально опустила голову. За окном море глухо ударялось о берег; был сильный прибой.

— Давайте поедем вместе? — предложила она вдруг.

— Поедем.

Санша подняла голову и взглянула на меня с такой радостью, что я, видевший в ней только подругу Капиту, не удержался и поцеловал ее в лоб. Но глаза Санши светились отнюдь не сестринской нежностью, — они были влажные и манящие и говорили совсем о другом; вскоре она удалилась от окна, а я остался там, задумчиво устремив взор на море. Ночь выдалась светлая.

Я снова посмотрел на Саншу; наши взгляды встретились. Мы пристально глядели друг на друга, словно ожидая, кто первым отведет глаза, однако ни она, ни я этого не сделали. Так случается на улице с людьми, не желающими никому уступать дорогу. Осторожность заставила меня отвернуться. Я стал мучительно припоминать, смотрел ли я когда-нибудь на нее по-особому, но это было весьма сомнительно. Лишь однажды мне вздумалось помечтать о ней, словно о прекрасной незнакомке, прошедшей мимо; может быть, она догадалась о моих мыслях… Но тогда бы Санша избегала меня, возмущенная или испуганная, а сейчас ее неотразимый взор… «Неотразимый» — слово это было для меня подобно благословению, которое люди получают после мессы, а потом шепотом повторяют про себя.

— Завтра будут большие волны, и немногие отважатся войти в воду, — услышал я голос Эскобара.

— Ты собираешься купаться завтра?

— Я купался и в худшую погоду. Ты не представляешь себе, что такое бурное море. Надо отлично плавать и обладать такими легкими, — он похлопал себя по груди, — и такими сильными мускулами, пощупай.

Я пощупал его руки, вообразив, что это руки Санши. Нелегко дается мне подобное признание, но нельзя утаивать правду. Мало того: руки Эскобара оказались куда толще и сильнее моих, и мне стало завидно; да и плавать я не умел.

Когда мы уходили, я снова многозначительно взглянул на хозяйку. Санша крепко пожала мне руку, и ладонь ее задержалась в моей дольше, чем обычно.

Скромность требовала увидеть в этом лишь благодарность за мое согласие на поездку. Возможно, так оно и было, но какие-то невидимые флюиды пронизали все мое тело. Я ощутил прикосновение легких пальцев Санши. Чудесное и греховное мгновение! Оно пролетело незаметно. Когда я, очутившись на улице, пришел в себя, уже настала пора добродетели и благоразумия.

— …прелестнейшая сеньора, — заключил Жозе Диас свою речь.

— Прелестнейшая! — повторил я с восторгом, который, впрочем, тут же умерил. — Какой прекрасный вечер!

— В их доме все вечера прекрасны, — заметил приживал. — А здесь, на улице, море сердится — послушай.

На набережной рев прибоя слышался еще явственнее: море разбушевалось, издали мы видели, как вздымались огромные волны. Капиту и тетушка Жустина, шедшие впереди, присоединились к нам, и мы отправились все вместе. Я почти не участвовал в разговоре, не в силах забыть пожатие руки и взгляд Санши. То дьявол, то бог побеждали во мне, и часы отмечали то мою гибель, то спасение. Жозе Диас распрощался с нами. Тетушка осталась ночевать у нас; она хотела идти домой на следующий день, после завтрака и мессы. Я скрылся в своем кабинете и пробыл там дольше обычного.

Портрет Эскобара, висевший на стене рядом с портретом моей матери, взывал к моим лучшим чувствам. Я искренне старался побороть искушение и отгонял образ Санши, называя себя вероломным другом. Откуда я взял, что в прощальном пожатии и во всем ее поведении было что-то особенное? Может быть, все объяснялось ее заинтересованностью в совместном путешествии. Санша и Капиту очень дружили, им было бы вдвойне приятно поехать вместе. А если у жены Эскобара и пробудилось влечение ко мне, то кто поручится, что оно не мимолетно и не исчезнет за ночь? Угрызения совести, не вызванные грехом, скоро проходят. Мне понравилась эта гипотеза, она успокаивала меня, хотя я все еще продолжал ощущать горячее пожатие нежной руки Санши…

Откровенно говоря, дружба и соблазн боролись во мне. Немалую роль в моих терзаниях играла робость; ведь не только небо придает нам добродетель, большую роль играет и нерешительность, не говоря уже о случае, хотя на случай полагаться не следует, лучше уповать на небо. Да и робость, в сущности, тоже небесного происхождения, раз от нее ведет начало добродетель… Так бы я рассуждал, будь я способен на это; но в тот момент меня интересовало другое. Мое чувство к Санше не страсть, даже не сердечная склонность. Что же это тогда, каприз? Через двадцать минут от него не осталось и следа. Портрет Эскобара окончательно излечил меня; встретившись с открытым, прямым взглядом своего друга, я покачал головой и пошел спать.

Глава CXIX НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО, ДОРОГАЯ!

Моя благосклонная читательница открыла книгу, желая отдохнуть от вчерашней оперы и скоротать время до бала. Видя, что мы оказались на краю бездны, она поспешила захлопнуть книгу. Не делай этого, дорогая: я меняю направление.

Глава CXX СУДЕБНЫЕ ДЕЛА

На другое утро я проснулся бодрым, вчерашние кошмары больше не мучили меня; выпив кофе и просмотрев газеты, я принялся за судебные дела. Капиту с тетушкой Жустиной ушли к мессе. Постепенно образ Санши исчез из моей памяти. Его затмили показания противной стороны, которые излагались в протоколах, были ложны, недопустимы и не имели ни законных, ни фактических оснований. Я видел, что выиграть процесс нетрудно, и принялся перелистывать фолианты Даллоза, Перейры и Соузы.

Только раз взглянул я на портрет Эскобара, сделанный год назад. Мой друг был снят во весь рост, он положил левую руку на спинку стула, а правую прижал, к груди. Облик его отличали простота и достоинство. В нижнем углу фотографии виднелась надпись: «Дорогому Бентиньо от его дорогого Эскобара. 20/IV-70 года». Эти слова еще больше укрепили мое намерение окончательно выбросить из головы то, что произошло накануне. В те времена зрение у меня было прекрасное; я мог прочесть надпись с того места, где сидел. И я углубился в дела.

Глава CXXI НЕСЧАСТЬЕ

Увлеченный работой, я не сразу услышал поспешные шаги на лестнице; зазвенел колокольчик, послышался стук в дверь; все сбежались на шум. Я тоже не утерпел и вышел из комнаты. Это оказался раб Санши. Она послала его за мною.

— Идемте… Синьо[98] утонул, синьо умер.

Он больше ничего не сказал, или я не слышал остального. Быстро одевшись и оставив жене записку, я побежал на улицу Фламенго.

По дороге мне рассказали о несчастье. Эскобар, по обыкновению, отправился купаться. Несмотря на то что море было в тот день бурное, Эскобар заплыл дальше, чем обычно. Его накрыла волна, и он утонул. Лодки, посланные на помощь, привезли его труп.

Глава CXXII ПОХОРОНЫ

Вдова… Избавлю тебя, читатель, от описания слез вдовы, да и всех остальных. Я ушел от Санши часов в одиннадцать; Капиту и тетушка ждали меня дома, жена моя была убита горем и ошеломлена, а тетушка слегка расстроена.

— Побудьте с бедной Саншиньей; а я позабочусь о похоронах, — сказал я.

Так и сделали. Похороны устроили торжественные, при огромном стечении народа. Набережную, смежные улицы и площадь Глории запрудили экипажи, в большинстве своем собственные. Небольшой дом Санши не мог вместить всех желающих; люди стояли на улице, разговаривая о несчастье и глядя на море, где утонул Эскобар, — они дожидались, когда вынесут покойника. Жозе Диас слушал, как толковали о делах моего друга; размеры его состояния оценивали по-разному, но все соглашались на том, что у него осталось мало долгов, и при этом хвалили Эскобара. А некоторые попросту обсуждали состав нового кабинета Рио Бранко, — дело происходило в марте 1871 года. Никогда не забуду ни этого месяца, ни этого года.

Решив произнести надгробное слово, я набросал несколько строк и показал их дома приживалу; он нашел их достойными и меня и умершего. Жозе Диас попросил у меня записи, медленно прочитал их, взвешивая каждое слово, и еще больше утвердился в своем мнении; он поделился им с соседями. Увидев меня, знакомые спрашивали: