Виктор Сиголаев - Фатальное колесо

• Название: Фатальное колесо
• Автор: Виктор Сиголаев
• Жанр: Попаданцы
• Год: 2016

Страна под названием Детство.

Кому не хотелось бы снова окунуться в этот чудесный и безоблачный мир? Но вдруг, волшебная мечта превращается в суровую и непредсказуемую реальность. Неожиданно для себя и совершенно необъяснимым способом 49-летний герой, подполковник запаса, учитель истории снова становится семилетним первоклассником, проваливается в свое собственное детство.

К чему приведет гремучая смесь детской непосредственности и взрослого сознания? Как реагировать на малолетних хулиганов и не очень компетентных педагогов в школе? Как заставить себя рисовать палочки в прописях, имея два высших образования и целую жизнь за плечами?

---

Море — это мое все! Не могу представить, как это, «не уметь плавать»? Научите.

Лежу под пирсом на спине и балдею. С дощатого помоста с гиканьем и воплями прыгают в волны пацаны постарше. Скидывают визжащих и сопротивляющихся девчонок, которым очень хочется, чтобы их скидывали. Некоторые храбрецы забираются на надстройку «моста» (так мы называем этот разбитый пирс) и демонстрируют свою удаль, ныряя в воду с десятиметровой высоты.

Справа по берегу вдали — карусель парусов. В основном — плоскодонки «Оптимисты». Там находится городской яхтклуб. Среди парусной мелкоты мелькают чванливые «Финны» и юркие «Летучие голландцы». Так и не собрался я в той жизни заняться парусным спортом. Увлекся дзю-до, бросив спортивную гимнастику. А вот на паруса до сих пор смотрю с восхищением и лёгким чувством зависти.

В воду неподалеку с громким всплеском врезается чье-то тело, подняв тучу мелких брызг.

«Бомбочкой», — отмечаю я про себя, резко отвернувшись от летящей в лицо воды и спешно отгребая под мост.

— Витёк! Давай к нам! — это Ахмет.

Шайтан! Я не поворачиваясь, махаю ему рукой. Не поворачиваюсь, потому что взгляд прикован к трещине в основании пирса, сложенного из бутового камня.

Там что-то есть. Что-то инородное пляжно-морскому антуражу.

Хочу подплыть поближе, но замечаю движение сверху, с обратной стороны моста. Там свесились чьи-то ноги. Нырять кто-то собрался? Сумасшедший! Там никто не прыгает — на дне арматура и куски бетона. Там даже никто не плавает, мертвая зона. Крикнуть?

Ноги разворачиваются коленями ко мне, кто-то спиной к воде встал «в упор» на руки. Ну, сейчас переломает вот эти самые ноги. Фигуристые такие. Ноги.

Ножки? Человек рывком переходит в вис на руках и оказывается крепкой, плотно сбитой девушкой в черном открытом купальнике, лет двадцати пяти, с кудряшками до плеч и маленькой грудью.

Я без всплеска погружаюсь с головой и прячусь за сваю.

Девушка, перебирая руками по деревянному настилу, приближается к бутовой опоре. Потом, ухватившись одной рукой за какой-то штырь, ловко приземляется на незаметный снизу уступчик в камне. Запускает руку в трещину и достает оттуда небольшой пакет в целлофане, размером с книгу. Пакет засовывает сзади за резинку трусиков, мелькая незагорелой полоской кожи, и таким же Макаром возвращается наверх.

Ловко! И что это значит? Что за девичьи секреты?

Девушка, кстати, не красивая. Унылое какое-то щекастое лицо. А вот фигурка в норме! Явная спортсменка. Слегка икры перекачаны, поэтому я по ногам сразу пол и не определил.

Гребу в сторону «лягушатника», выбираюсь на берег и ищу глазами щекастую спортсменку.

А той и след простыл.

Странно все это…

* * *

Любители пляжного отдыха прекрасно знают, какой это труд — отдыхать на море.

Отдохнувшие и измученные мы всем семейством вползаем во двор. А во дворе что-то не так, что-то не очень благополучно. У среднего дома — РАФик «Скорой помощи», желтый «Козел» милиции и возбужденно гомонящая толпа, к которой мы тут же присоединяемся, забыв о пляжной усталости.

Выясняется, что жильцы одной из квартир после обеда озаботились тишиной в квартире соседа, вскрыли дверь и обнаружили пропажу в мертвом состоянии в собственной постели. Диагноз, который метался по толпе — инфаркт и его разновидности: «острая сердечная недостаточность», «грудная жаба», «тепловой удар», «с перепугу умер», «пить меньше надо» и «все там будем».

Комната, кстати, была из моего сумеречного списка! С прицелом на вчерашнего огнеборца.

Я насторожился.

Прибившись к группе, отстаивающей версию «тепловой удар» я легко выяснил, что некто Данила, живущий в искомой квартире, получил фатальные повреждения вчера на пожаре в виде необратимых термодинамических явлений в организме, когда вытаскивал из горящего сарая дорогие его памяти вещи.

Сам Данила жил один в комнате, которую ему выделил стройтрест, где он работал то ли бухгалтером, то ли кладовщиком. Тут версии расходились. Еще шире разброс вариантов был в определении священных для памяти реликвий, ради которых Данила отдал свою относительно молодую жизнь — от царских денежных знаков и немецкого золота, до облигаций внутреннего займа 66-го года.

Группа с диагнозом «с перепугу умер» новой информации не дала. Отмечалось лишь, что Данила уж очень неважно выглядел после спасения своего чемодана, содержимое в котором, скорее всего, пострадало и принадлежало, скорей всего, не самому Даниле, а воровскому общаку — вот он и перепугался до смерти.

На счет пострадавшего содержимого я был солидарен с этой группой, а гипотезы толпы о принадлежности искомого наводили на очень интересные размышления.

Единственное, в чем единодушны были все присутствующие — о насильственной смерти речи быть и не могло, телесных повреждений медицина не обнаружила, «ментам тут делать нечего», «такой молодой, как жалко», «жить бы да жить».

Очень, очень любопытно. Я нашел тебя, птица Феникс… Но картина понятнее не стала.

А зачем, действительно, приезжала милиция?

Глава 7

— Караваев! — Лариса Викторовна ловко выхватила меня за руку из стайки пробегавших мимо гардероба первоклашек, — Витя! Давай заправимся. Приведем себя в порядок. Пойдем со мной, Витя. У тебя какой сейчас урок? Чтение? Ну, не страшно. Ты же хорошо читаешь? Лучше всех в классе. Твоя учительница тебя хвалит.

«Чего она мне зубы заговаривает?» — озадачился я, ненавязчиво подталкиваемый завучем в сторону лестничной клетки, ведущей на второй этаж школы.

— Мариночка! — теперь Лариса Викторовна свободной рукой тормознула председателя школьной пионерской дружины, миловидную толстушку с огромным пионерским галстуком на шикарной груди соответствующего размера, — сходи, милая, в 1-«А», передай Валентине Афанасьевне, что Караваев у меня, пусть не волнуется, я скоро зайду…

«Почему „Я“ зайду? Почему не „Мы“ вернемся?», — подумал я.

Становилось интересно. Меня что, уже куда-то пристроили?

Вот и кабинет директора. Я, почему то так и думал.

— Можно, Вера Семеновна? — Лариса Викторовна без стука открыла дверь.

Значит, ждали.

— Проходи, Витя, не бо…, — осеклась, — Проходи.

— Проходи, Караваев, проходи, — подхватила директор.

Мантру, что ли они наговаривают? Или зубы заговаривают? Это еще посмотрим, кто здесь кого боится.

Лариса Викторовна заходить не стала, осторожно закрыла дверь за моей спиной.

В кабинете директора был посетитель. Кроме меня, разумеется. Пухленький дядечка средних лет в серых штанах, бирюзовой рубашке без галстука и в летних полотняных туфлях легкомысленного голубого цвета. Он сидел справа от директора, на одном из поставленных в ряд у стены мягких стульев. Внимательно разглядывал меня, лучась доброжелательностью и счастьем.

Вера Семеновна вопреки своей комплекции мотыльком выпорхнула из своего директорского кресла и отодвинула один из стульев у совещательного стола.

— Садись, Витя. Нет, подожди, давай сначала снимем ранец. Садись, не стесняйся.

«Чего они все дергаются?» — мелькнуло в голове.

Хотя… Чего тут не ясного?

Я сел. Руки как положено по-школьному сложил на столе. Спину выпрямил, подбородок приподнял — хоть картину пиши. «Образцовый первоклассник» называется.

Дядечка полюбовался на меня с чуть заметной улыбкой, удовлетворенно кивнул и потянулся за папкой, которая лежала на стульях рядом. Покопавшись, достал какую-то газету и, ловко соскочив со стула, расправил ее на столе передо мной, не забыв перевернуть текстом в нужную сторону.

Так, вчерашняя «Правда». Старая добрая «Правда», два ордена Ленина слева, «Пролетарии всех стран соединяйтесь», «Газета основана…», «Орган Центрального Комитета…», номер, дата, «Цена 3 коп».

Я хрюкнул.

— Что, Витя? — дядечка оживился.

Я показал пальцем на муравья, присохшего в левом верхнем углу газеты. Дядечка поморщился.

— Вот здесь, прочитай, пожалуйста, — он ткнул пальцем-сарделькой в заголовок передовицы.

Я с шумом втянул воздух и начал представление:

— За-а Я-я Вы Ле-е Ни-и Е, — шумный вдох, — Со-о Вет Ско-о Го-о.

Дядечка недоуменно посмотрел на директора. У Веры Семеновны кровь медленно отливала от застывшего лица. Глаза начинали превращиться в две зловещие щелочки — известная примета! Всей школе, между прочим.

— Караваев!

— Пра-а Ви-и…

— Вы ничего не напутали, Вера Семеновна?

Шлепок ладони по директорскому столу. Звякнула ни в чем не повинная чернильница.

— Караваев! Хватит валять дурака!

— Те-ель Ства! — бодро закончил я, — Фу-у!

Разве что пот рукой со лба не вытер.

Поднял глаза на пухлое создание в голубой рубашке.

Ну, вот — лживого доброжелательства как не бывало. Растерянность, задумчивость, досада, какие-то догадки, предположения, оцепенение, опять растерянность — как в калейдоскопе. Что угодно, только не слащавое благодушие.