Гера Фотич - Фатальный абонент

• Название: Фатальный абонент
• Автор: Гера Фотич
• Жанр: Детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00025-057-0

Данная книга в 2016 года стала финалистом Международной премии Николая Гоголя.

Михаил Булгаков был прав — никогда не разговаривайте с неизвестными!

Но если вы думаете, что телефон сможет гарантировать безопасность и оградить от неприятностей, то… сильно ошибаетесь!

Его использование увеличивает риск! Ведь это только голос — его можно изменить, или просто солгать! Преступник прикинется долгожданным родственником, а близкий друг предаст! Роковое сообщение достанет вас в любой точке планеты. И кто знает, быть может, именно этот абонент окажется фатальным — его новость перевернёт вашу жизнь!

Герой повести «Фатальный абонент — 1» — отставной сотрудник милиции — оказывается в Бразилии. Жаркое солнце, карнавал в Рио-де-Жанейро, жизнь на Амазонке… Всё это было бы увлекательно, если б не оказалось вынужденным бегством из России. Спасением от угроз бандитов и предательства бывших коллег. И только покинутая любимая женщина может звонить ему. Но все сообщения — сплошные неприятности, ведущие к гибели…

Но если в тебе есть вера — ты увидишь путь! Он приведёт тебя домой!

Герой второй части — опытный мошенник. Представляется по телефону родственником, попавшим в беду, умоляет помочь — дать денег. Как случилось, что поездка в Монголию превратила благополучного мальчика в закоренелого преступника? Неожиданно столкнувшись со своим прошлым, он получает возможность отомстить…

---

Бабки тут зашумели — за что я её луплю? Разве она виновата?..

Очнулась я — за что? За голод и холод? Что нет горячей воды? За что я её? Такую маленькую, беззащитную. Мою любимую! Платьице на ней было белое в красную клубничку. И так красиво нарисованы, что малышка изредка забывалась и подол платьица в ротик совала. Сосать пыталась. Приходилось отвлекать.

Я решила подняться в дом, принести тёплое одеяло и хоть какую-нибудь еду. Когда уже спускалась по лестнице, раздался мощный взрыв. Меня отбросило к стене, я упала и потеряла сознание.

Очнулась, ужас! Вокруг — темно, разрывы не прекращаются. Попыталась встать, но не могла, ногу придавило обломками стены. Начала звать на помощь, очень испугалась. Думала — все, это конец, больше никогда не смогу увидеть своих родителей, братьев и сестёр. От этих мыслей я зарыдала. Не знаю, сколько времени прошло. Попыталась выбраться, но от боли снова потеряла сознание.

Когда пришла в себя, поняла, что могу так умереть, если никто не придёт на помощь. Стала кричать изо всех сил. Меня услышали военные. Вытащили из-под обломков. Раны были открытые, сразу сильно пошла кровь. До этого — камни пережимали. Кое-как зашили, перевязали. Вот видишь, осталось!

Диана повернулась бедром. Вдоль голени шел длинный неровный шрам, точно бугрился шнур под кожей.

— Вот почём брюки ношу постоянно… Хотели отвезти в больницу, но я всё время кричала, что у меня в подвале дети, и мне разрешили идти. Они думали, что я сошла с ума — откуда дети в таком возрасте! Не стали связываться.

Когда спустилась в подвал, все удивились, что Ева не со мной. Думали, я её забрала. Мы никогда не расставались. Стали искать. Чуть с ума не сошла… Она, видать, за мной вышла… А потом все же — сошла… Увидела знакомые зелёные кроссовочки, из-под завала торчали. Словно травка пробивалась, а по ней струйки крови — красные полоски шнурков. Бросилась откидывать куски цемента. Тяжеленные, связанные арматурой. Ногти все поломала, пальцы — в кровь. Кто был — помогали. Только ножки показались — начался обстрел. Меня в подвал тащат, я ору. Перед глазами — как по попке сестрёнку шлёпаю, а она плачет. Дальше не помню. Очнулась — лежу, люди как тени, свечи горят. Еды нет. Телефон разряжен. Думала, родители погибли. Мне было девятнадцать.

Молились Богу, чтобы спас. Всё происходило в темноте. Жуткое бормотание, под звук разрывающихся снарядов. Кругом гремит. Осыпается. Сидели, не шевелясь, дрожа от страха, вздрагивали при каждом разрыве, опускали голову в колени, затыкали пальцами уши, зажмуривали глаза. Думала, что сейчас накроет, это конец. Ад!

Когда вышли, вокруг — руины. Посмотрела на свой дом, где находилась квартира, — полностью разрушен. Сгорел. Идти некуда. С детьми вернулись в подвал. Все плакали. Мать с отцом нашли нас через сутки, принесли воду и еду. Вместе просидели там еще несколько дней, спали на досках. Мои раны продолжали кровоточить. Бинтов — поменять повязку — не было. Потом пришли русские. Диана уткнулась в грудь Михаилу. Икать перестала. Лежала тихо, притаившись, словно боясь, что кто-то услышит, тут же начнется стрельба, канонада, смерть.

Михаил подумал, что люди постоянно бегут от войны — каждый от своей…

— Меня отправили в российскую больницу — раны стали гнить, началась гангрена. Думали ампутировать ногу. Сделали несколько операций. Вроде зажило.

В первый раз после операции проснулась от луча света, бьющего по глазам. Оказалось — бабушка-санитарка подушку мне поправляет. Кулончик её свесился и на солнышке играет. Стреляет зайчиками. Улыбнулась — вспомнила, как в детстве шалили, слепили друг друга. Разговорились. Хорошая старушка оказалась, душевная. Позже рассказала я ей, как свою сестрёнку загубила, что не могу вернуться домой. Добрая была бабушка, сняла веревочку с головы и мне подарила тот кулончик. Я брать не хотела. Спрашивала — как же она? А бабушка отвечала, что Бог этот теперь у неё внутри живет. Перебрался. А мне Будда поможет домой вернуться… Вот и храню. Не верю, но храню. Добрая была нянечка. Слова её крепко в душу запали.

Она достала кулон. Медная фигурка сидящего человечка. Ноги скрещены, поджаты под себя. Руки на коленях. Голый живот с пупком. Лицо круглое, щекастое — улыбается. Поднесла к губам, поцеловала:

— Верни меня, пожалуйста, домой… — замерла. Затем продолжила: — Ещё мне постоянно кажется, что вот-вот что-то взорвется. Иногда просыпаюсь и не понимаю, где нахожусь. Открываю глаза, вижу белый чистый потолок и ужасаюсь. Понимаю, что это не подвал, а значит, защиты нет. Вскакиваю, начинаю искать детей и не нахожу, постепенно прихожу в себя. Во сне часто разбираю завал, тот, у дома. Вижу зелёные маленькие кроссовки, шнурочки алые, но никак не могу до них дотянуться. Кажется, вот возьму в руку, и всё будет хорошо. Но не получается. Так и просыпаюсь. В душе горечь.

У меня тогда был российский паспорт — многие не меняли. Некоторые старики даже жили с советскими. В Бразилии нефтяником работал отец подруги. Она давно звала меня с собой. После выздоровления я уже не сомневалась.

— И, что же ты, никогда не вернёшься домой?

— Не могу, понимаешь? Евочку я у них забрала, сгубила… Как сейчас помню их удивлённые лица… — на глазах Дианы выступили слезы. — Не могу без неё вернуться. Брат Авдан — значит семеро, понимаешь? Семеро. Колыбель…

Она посмотрела туманно, словно из глубины своих далёких воспоминаний. Но неожиданно взгляд просветлел — она узнала Михаила. Вздрогнула. В глазах промелькнул влажный луч нежности, надежды и страдания, наполненный чем-то жгучим, щемящим, проникновенным. Она заключила в ладони лицо Михаила. Едва улыбнулась.

И в мгновение он понял, что любит её больше всего на свете. Потому, что кроме их двоих, нет сейчас никого в этом мире несчастней. Стиснутых горем невозвращения, удавленных единой тоской по родине, колыбели… И это было больше, чем любовь, потому что для них она была синонимом жизни, становилась спасением…

Он накрыл её тело своим и, внезапно ощутив всю глубину проникших в душу чувств, беззастенчиво зарыдал, безмолвно всхлипывая и вздрагивая, как большой ребенок, совершивший нечто ужасное. Осознавший тяжесть проступка и вымаливающий прощение у какого-то своего, только ему известного божества, неведомого никому.

Она гладила его по голове, целовала в лоб:

— Милый, милый, ну что ты! Не надо. Нам хорошо вдвоём… Ведь хорошо? Да?..

А потом они просто лежали рядом, и каждый думал о своём, но очень похожем.

Диана очнулась первой:

— Мне завтра на работу… Слушай, а поехали со мной! Ты чем занимаешься здесь?

— Так… ничем, — Михаил подумал, что вряд ли эта бедная девочка сможет ему навредить. — Вот… хочу найти что-нибудь…

Диана неожиданно соскочила. Подобрала с полу свой халат, завернулась в него и уселась верхом на Михаила. Громко шмыгнула, утерла полой нос, смахнула ладонями слёзы. Нагнулась. Стала целовать его лицо. Но совсем не грубо, как ночью, а чувственно с нежностью, призывно. Говорила, захлёбываясь словами:

— Миленький, миленький мой, поехали со мной! Только не отказывайся. Ради Бога не отказывайся! Я работаю на пароходе в Манаусе. Поговорю с капитаном. Он добрый немец. Возьмёт тебя. Так надоели эти иностранцы. Особенно чёрные. Я их уже ненавижу. Ненавижу. Все воняют этим… африканским мускусом. Поехали, ну пожалуйста, милый мой великан…

— Что я там буду делать, на вашем пароходе? — сомневался Михаил. Представил свое огромное тело в маленькой каюте, в узких коридорах надстроек, на шаткой палубе и качающемся трапе. Снова нахлынуло привычное смущение.

— Я там поваром работаю, будешь моим помощником. Ганс давно помощника ищет. Да чтобы поздоровее, в случае чего был грузчиком и охраной. Пиратов побаивается. В верховьях Амазонки бывают…

— Что настоящие пираты? В наше время? Как у Африки?

Диана почувствовала, что перестаралась с информацией, улыбнулась:

— Да нет! Это так — оголодавшие индейцы… Если смотрят — на пароходе одни бабы да хиляки. Так ночью могут забраться, провизию стащить. Кто их там в джунглях будет искать? — весело засмеялась, почувствовала, что уговорила. — Испугался? Не дрейфь! Посмотри в зеркало. Ты же буйвол! Восемь секунд, и все повержены!

Она хитро сощурилась, намекая о ночном родео. Угрюмость исчезла.

Зато Михаил всё более начинал комплексовать, чем ближе ощущал своё согласие.

— Ну, а вам приходилось с ними сталкиваться или видеть?

— Не-а!

— Ну и врунишка ты! Ну и врунишка!..

Михаил стал пружиня сгибать колени, пытаясь шутя опрокинуть Диану. Он был согласен, ничего другого не оставалось:

— А как с немцем общаться?

Диана поняла, что уговоры подействовали. Стала сама подпрыгивать, упираясь коленями в матрас, легко отталкиваясь задницей от ног Михаила:

— На анг-лийск-ом! На анг-лийск-ом. Он хо-ро-шо его зна-ет!