Геннадий Башкуев - Приводя дела в порядок (сборник)

• Название: Приводя дела в порядок (сборник)
• Автор: Геннадий Башкуев
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090693-2

Перед вами сборник хорошей мужской прозы.

Убедительной, сильной, настоящей. Резкой и смешной, доброй – и совсем наоборот, не считающейся с вашими чувствами.

Главное, что объединяет рассказы сборника «Приводя дела в порядок», – это совершенно особый взгляд авто ров на этот разный, иногда невыносимый, но безусловно, прекрасный мир.

Приятного вам чтения.

---

Эту технологию я у бабушки намного позже срисовал. Уже когда стал студентом и о зажарке на сливочном мог только мечтать. А тогда я просто ел. И думал не о рецепте, а о добавке.

Ужин камерный, потому что в дому редкое для лета затишье. Нечего хихикать, я правду говорю. Всего-то пара внуков. Если б собралась вся семья – варили бы ведро борща или затирки. А сейчас ба приготовила каких-то жалких три литра соуса. Легкотня! Она даже не просила помочь ей с картошкой. Если б съехались все (Касавченки – папа Саша, мама Таня, меньшой мой родный братец Илюшенька; да Прытыки – дядя Слава, тетя Люся, наша старшая, и единственная сестрица Аленушка, ну и мы – двое из ларца, погромщики двоюродные – Славка да Ванька), сама бы не справилась! Вот уже завтра к вечеру они все будут здесь, а пока бабушка «курортничает». Это ее определение, я по тем временам еще и слов таких не знал. Потому и запомнил.

Бабушка по заведенному ритуалу делит потрошок. Себе – сердце и лапу. Деду вторую лапу и голову – он любит гребешок погрызть. Пупок и печенка – нам с братом. И картошка, картошка… Когда она крупными кусками, ее можно ломать краем ложки и даже толочь в пюре.

– Может, надо было сразу пюре варить?

– Не-а, ба-а! Так вкуснее.

А потом хлеб и еще парное вечернее молоко от соседки. Остановиться невозможно.

– Славка, хватит тебе. Швыдка Настя нападет.

Бабушка знает – у нас с дедом желудки одинаково реагируют на молоко. И остановить нас (что в еде, что в труде) одинаково непросто – натуры страстные. Но лучше остановить сейчас.

– Все. Больше не дам.

Бабушка отбирает бидон, не позволяя налить по четвертой чашке. Брат с заготовленной краюхой хлеба вьется вокруг котом:

– Ба-а, ну полчашечки. Мне же можно…

Ему хорошо-о! Его желудок передоза молока не боится. Его только от зеленой алычи и недозрелого винограда несет.

Бабушка сомневается какое-то мгновение, но потом обретает решение: никому, значит – никому. Брат расстаться с горбушкой не готов, но и на сухую она в него уже не лезет. Он, вздыхая, наливает чаю и бурчит:

– Вечно мне страдать из-за всяких засранцев…

– Ты че сказал? – Я старше на полтора года (в этом возрасте – серьезная фора) и склоняюсь к силовому урегулированию.

– Я? Ниче… Чаю тебе предлагаю.

– То-то же. Наливай.

– Я ж и говорю – всяким засранцам тут чаю наливаю.

Драчку пресекает бабушка, выгнав нас из кухни тряпкой.

…Утро красит. Точнее – белит.

Синька уже вмешана в известь, разведенную до консистенции молока. Хоть пей. Дед из своего арсенала выбрал для внучков хорошо обмятые мочальные кисти. Бабушка – новехонькие медицинские перчатки, чтобы мальчикам не поело пальчики. Мы с утра – само благолепие. Умытые, нарядные, тихие… Пока не проснулись.

Дед придирчиво осматривает нашу экипировку и велит раздеваться до трусов. Недоверчивый.

Мы просим оставить нам майки и шорты, а то комары заедят. Он не соглашается. Бесчеловечный.

– Деда, а если нас до кости проест? – дипломатично интересуется брат.

– Кто, комары?

– Побелка!

– Не проест.

– А меня на локте прямо до мяса проела!

– На каком локте? – Дед озабочен всерьез.

– Да это давно было, уже заросло, – выкручивается брат.

– Ну раз заросло, так и… два зарастет, – сворачивает дискуссию навидавшийся и не таких хитрецов завуч на пенсии. Раздевает-таки нас до трусов, нахлобучивает шапки из газет и отправляет работать. У меня папаха – я казак, у брата буденовка с нарисованной звездой – он, соответственно, буденновец. При этом мы еще и индейцы. Это, наверное, потому, что мы оба – красные. Не от солнца – по «раннепионерским» убеждениям. Если вы не понимаете, как это может быть, значит, родились не раньше восьмидесятого.

…Белить – дело нехитрое. Главное – известь не перегустить и кистью мазать ровно. Поперву – провдоль, чтобы всюду зашло. Потом, начистую – напеперек. В смысле вертикально. Тогда, кто будет снизу смотреть, твои мазки не увидит. Они к небу побегут и от чужих глаз все неровности спрячут. Ну еще, конечно, нужно сначала верха пройти, а уж потом низа разбеливать, чтобы потеков не было. Еще важно кисть к кисти класть, чтобы «хвостов» не оставлять. Ну и кисть не ронять, чтобы пылюку на чистое не тянуть. Вот и все, что я знаю о креветках побелке.

Брат это тоже знает. Знает и дед. И вот, заглянув к нам, осилившим уже половину задней стены (самой тяжелой, потому что без окон), он делает замечание брату:

– Ванюша, ровней клади.

– Смотри, как надо белить! – рад выпендриться я.

– А то ты умеешь!

– Конечно, у меня ж мама – художник!

Брат это «хавает» молча. Дожидается ухода деда. Зорко следит за моими выкрутасами с кистью. И наконец ловит меня на кривом-прекривом мазке.

Я, естественно, хочу мгновенно убрать со стены предательский «хвост», но брат не дремлет:

– О-о! Написал, як бык поссал! Художник!..

К обеду две трети дома побелены на два раза. Это неспроста. Дед хочет, чтобы мы гарантированно убрались за пару углов до того, как он начнет маслом поновлять рамы и наличники. Опыт подсказывает ему, что внуков с известкой стоит держать от чистой работы подальше.

– Славка! Дурак бы тебя понюхал!.. – Собравшаяся позвать мужчин к столу бабушка застает дивную сцену. Старший внук сосредоточенно ставит на себе отпечатки испачканной в извести пятерни. За ним не видно младшего, который… Который ставит на себе аккуратные известковые точечки – под леопарда.

– Слава-Ваня-брось!

Коллективный Слава-Ваня замирает. Понимает, что мытье неизбежно, и принимается из вредности размазывать друг на друге взаимные художества. Дело это настолько увлекательное, что едва не заканчивается переворачиванием ведра с известкой. Тут уж мы пугаемся, успокаиваемся (в смысле прекращаем особо бузить) и с жизнерадостным «Дурак бы тебя понюха-ха-ха-ха-хал!» летим к колонке умываться.

…Когда часов в семь вечера во двор на клокочущем оранжевом «ижаке» вкатит лихой Прытыка с тетей Люсей за спиной и сестрицей Аленушкой в коляске, ремонт будет уже завершен. На фоне салатного штакетника расцвеченный пестрыми дубками в бабушкином палисаднике, подчеркнутый еще блестящим маслом наличников дом будет сиять первозданной белизной. У самого крыльца нам с братом останется дочернить разведенным в керосине битумом (для красоты и от влаги) не больше полутора метров цоколя. Черним мы по очереди, потому что плоскую кисть на это дело дед выделил только одну, смолой хату помазать хочется каждому, а сил воевать за кисточку у нас уже нет.

– Угрались, хлопчики, – резюмирует проницательный Прытыка и, не дожидаясь просьб и намеков, говорит: – Чую, Люся, прыдэться мени йих завтра на утряну везты…

– От там их и брось! Мабуть, хоть в речке отмоются, Белые Волки, – изрекает, снимая мотошлем, наша взрослая почти тринадцатилетняя сестрица.

* * *

– Дывысь, Славка лытучу рыбу впиймав. Цэ, Ваня, редкость!.. У нас в Брыньковской летучих рыб нэмае. Допрэж, кажуть, булы, та браконьеры косянские всэ извылы. Чого ты рыгочешь? Батьке не веришь? Ба-атьке? Я ж знаю всэ! Я ж в тэбэ – ка-пы-тан!..

Под балакучую болтовню дядьки я безуспешно пытаюсь дотянуться до верховодки в полтора пальца.

Я так долго ждал поклевки и, дождавшись, так лихо цмыкнул удочкой, что… плотвичка улетела в поднебесье и запутала мою леску в ветвях растущей над Бейсугом жердёлы.

Дядька балакает, когда дурачится. Я кожей чувствую смешливые искры, летящие из его глаз.

– Славка, а ты заспивай «Сэ-эрдце! Чого ты впэрлось на жэрдэлю!» – мабуть, вона з дерева и слизэ…

Я тяну за леску, намертво запутелявшуюся в ветвях, и не знаю, сердиться мне или смеяться. Решаю подыграть и пою дурным голосом. Рыбка, разумеется, остается в поднебесье.

– Ны хоче… – констатирует дядька. – Добре ты, Славка, спиваешь, но рыба дюжэ врэдна попалась. Правильна летуча рыба з воды – прыг! – йи сама на кукан! Косянцы ж як йийи ловылы? Пидут с куканом на бырыжок, помашут йим, рыба з воды выпрыгивае – и на кукан. Прям рот раззявэ и кукан глотае. Нэ трэба ситки трусыть, в ричке мэрзнуть, рыбу нызать – вона сама на кукан лизэ. Ось так усю лытучу рыбу и извылы…

Ваня! Чого рыгочешь? Так и було! Я ж знаю, шо кажу, я ж сам – косянскый! Та йи богато лытучей рыбы було! Як на нерест йдэ – всэ нибо чорно! Солнца за ный ны побачишь, тильки слышно, як косякы над головой плавникамы шуршат.

Таки булы в нас рыбны ловли…

Брат заливается смехом:

– Надо было простынями ее ловить. Натянул простыню над двором – и только успевай собирать, что напутается.

– А так и робылы. Наволочку в нибо кынут, вона падае – вже полна лытучей рыбы! Пырысыпав рыбу в мешок и снова кыдай.