Джоанна Бриско - Будь со мной

• Название: Будь со мной
• Автор: Джоанна Бриско
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9910-0311-7

Несколько счастливых лет совместной жизни, взаимная любовь, кажется, прочно связывают молодую красивую пару. И когда между ними серой тенью встает женщина-призрак, опытная извращенная интриганка, обволакивая обоих своими черными чарами, состоявшийся брак подвергается тяжелому испытанию. Тревожащим воплощением нечистой тайны надолго останется она в их памяти…

---

— Бедная, — я погладила ее по руке.

Я уткнулась в подушку и стала беззвучно молиться, чтобы с ребенком ничего не случилось.

— Я начала думать о смерти, — сказала Сильвия. — Ночью я не могла заснуть. С тобой такое когда-нибудь было? Это совсем не то, что не ложиться до самого утра, а потом заснуть. Особенно когда ты еще ребенок. Это похоже на пытку, маленькую смерть.

— Конечно…

— Мне нужно было что-то делать, — ее речь стала немного быстрее, французский акцент теперь слышался явственнее. — Я спустилась вниз… Пошла в кухню и по дороге услышала голос матери. Она была наверху. Наверху с ребенком! Не знаю, куда ушла няня. Мать, которая по ночам почти всегда была пьяна, лежала с ребенком. Потом я услышала, что она поет. Напевает вполголоса. Из-за этого все и случилось. Из-за этого чарующего звука, который напоминал пение русалок. Она пела. Это было так красиво. Раньше я никогда не слышала таких звуков. Мне так хотелось слушать и слушать. Так хотелось! И тогда я поняла… мне нечего было терять. Нечего! Я обрела свободу.

— Боже мой, Сильвия.

— Я несколько раз ударила себя по голове. Это было единственным, что я могла сделать. У меня возникла мысль разбежаться и размозжить голову, верх черепа, о стену, об определенный участок стены рядом с окном. Об этом я думала, когда лежала и не могла заснуть, и перед глазами у меня волнами проплывало изнеможение.

— Сильвия, — шепотом произнесла я в темноту. — Не надо.

— Вместо этого я стала ломать деревянные ложки. Я прикладывала их к черепу и жала до тех пор, пока они не ломались. Они дрожали у меня в руках. Мозг понемногу отключался. Мне это было нужно. Я жала все сильнее и сильнее, пока боль не становилась нестерпимой и непрерывной, все быстрее и быстрее, и мне казалось, что это правильно. Я наказывала себя за то, что была мразью, дрянью, я продолжала истязание, но потом мне стало страшно. Я попробовала остановиться.

— О Боже, Сильвия, — я еле сдерживала слезы.

— На следующий день, вечером, я пошла в ту комнату, чтобы самой посмотреть на ребенка. То был твой последний вечер во Франции, любовь моя. Занавески над ней были прикрыты, она лежала на животе, подоткнув под себя ручки. Я никогда не забуду этого. Правда, она была похожа на ангела. Только тогда я поняла это. Наверное, ее бедная кровь перемешалась с пуйи-фюме[58]. В первый раз в жизни я вдохнула ее теплое молочное дыхание, почувствовала запах пропитанных мочой подгузников. Она была такой спокойной. На верхней губе у нее был небольшой нарывчик. Мне захотелось поцеловать ее, прижать к губам. Она была такой милой, такой красивой, неудивительно, что мать хотела оставить ее у себя. Оставить, чтобы потом бросить? Нет, не думаю.

— Сильвия! — чуть не закричала я. — Перестань.

— Почему? Почему ты не хочешь слушать?

— Не хочу. Это неприятно.

— Но это часть моей жизни. Это вся моя жизнь, разве не так?

— Нет, Сильвия. Нет, — твердила я, качая головой. По мосту через реку прошел поезд.

— В тот вечер ты должна была прийти ко мне домой, мы собирались вместе незаметно уйти. Подальше от Софи-Элен. Ты мне казалась такой красивой, такой необычной, ты приехала из Лондона, города, где хоронят поэтов. Ты была прекрасна.

— Неправда, — сказала я. — У тебя была Софи-Элен.

— Софи-Элен… Она спасала меня все те годы, она была мне другом. Но я не переставала думать о тебе. Я так хотела тебя. Я не могла жить без тебя… годы шли, а это чувство только усиливалось. Я хотела снова лежать рядом с тобой на траве, чтобы все остальное мое детство перестало существовать.

Мои мышцы напряглись. Я судорожно глотнула воздух. Убрала ее руку с талии. Ремень снова сжался, и по телу растеклась боль.

— Дыши, — шепнула она и стала тереть мне плечо.

— Не надо, — попросила я. — Не прикасайся ко мне.

Я резко подалась в сторону, чтобы не чувствовать ее дыхание у себя на шее.

— О Господи, — воскликнула я. Встала и прислонилась к стене. Августовская жара выжгла в комнате весь воздух. Я уткнулась лбом в бороздки на обоях. Запах сделался невыносимым.

Схватки не прекращались, приступы боли были неожиданными.

— Сильвия, — простонала я. — Позвони в больницу.

— Ну что ты, милая! — сказала Сильвия. — Еще рано, любимая. Это только начало. Ты им еще не нужна.

— У меня преждевременные… — превозмогая боль, говорила я. — Еще слишком… слишком… сколько уже? — Я стояла, прислонившись к стене, и пыталась подсчитать сроки, но цифры никак не хотели складываться в недели, хотя раньше я в уме легко могла высчитать все до дня. — Тридцать…

В голове все перемешалось.

— Тридцать шесть, — сказала она. — Все хорошо, любовь моя.

— Нет, не хорошо! — закричала я. — Это не мой срок! Тридцать восемь. Я должна рожать на тридцать восьмой неделе.

— Да, дорогая. У тебя все будет хорошо.

— Неужели? Откуда ты знаешь? Звони в больницу.

— Милая, мне пока незачем звонить, — Сильвия приблизилась ко мне и погладила по спине. — Я сама могу о тебе позаботиться. У тебя пока самая ранняя стадия. Это еще не роды.

— Сильвия, — взмолилась я и вцепилась ей в руку. — Прошу тебя, позвони.

— Хорошо, — она пошла к окну, прижав к уху мобильник.

Я не могла лежать, поэтому начала ходить по комнате. Наклонилась над умывальником и стала глубоко дышать. Мне захотелось, чтобы меня вырвало. Как Сильвия разговаривала по телефону, я не слышала. Я открыла краны. Вода хлынула яростно, разлетаясь брызгами, она была чистая и теплая, совсем не похожая на ту ржавую жижу, которая шла из крана в ванной Мазарини. Несмотря на спертый воздух, мне хотелось ощущать тепло на животе. На ногах я заметила пятна кровавой слизи.

В ванну вошла Сильвия.

— Нужно измерить время между схватками, — сказала она. — Послушай меня, дорогая, — она стала убирать мокрые волосы у меня со лба, — нам не нужно ехать в больницу, пока они не станут происходить чаще, чем каждые пять минут. Тебе еще, наверное, ждать несколько часов. Ты можешь пока отдохнуть.

— Но ведь мне еще рано, — уже не сдерживаясь, кричала я. — Все же и так понятно. Ты им описала? Что ты им сказала?

— Конечно, конечно. Они не видят в этом ничего серьезного. Нам нужно наблюдать и позвонить им позже.

— Почему?

— Это предродовое.

— Не похоже.

— Это всегда не похоже. У тебя схватки, но они несильные и редкие. Они даже могут на какое-то время прекратиться. Позже они станут продолжительнее и чаще. Ты же и сама все это знаешь, милая.

Я покачала головой.

— Мы и сами с этим пока справимся.

— Я хочу пить, — сказала я.

— Ну конечно.

Я жадно выпила стакан воды. Ко лбу толчками подступала боль, кожа горела огнем. Наверное, я выгляжу ужасно, подумала я, глаза безумные, волосы — мокрая, сбившаяся в клочья копна. Я ходила из ванной в комнату и обратно. Села на унитаз, мне было так плохо, будто тело выворачивалось наизнанку. Пошла в спальню, уткнулась головой в кровать. На улице завывали сирены. Я старалась дышать ровно.

— Я больше не хочу слушать, — я почувствовала, что к голове прилила кровь.

— Хочешь.

— Нет, — я впилась зубами в подушку. Боль уже не отступала от головы. Я попыталась собраться с мыслями, сильно прижала к лицу подушку, пока не погрузилась в полную темноту и перед глазами не появились желтые круги, которые мое безумие превратило в совиные глаза. Я хотела, чтобы ребенок выжил. Чувство вины, которое преследовало меня всю жизнь (медленно полыхающий страх, который невозможно было объяснить Ричарду и который отвергался как детские суеверия; невнятное чувство тревоги, испытанное в последний день во Франции; печаль в глазах взрослых из Клемансо; отъезд семьи Белье) доставала меня и теперь, когда я стала взрослой. Сильвия однажды призналась, что познала смерть. Liebestod, говорила она. Я задыхалась. Стала стонать в подушку. В ее и без того уже мокрую поверхность изо рта потекли слюни.

— Почему нет, дорогая? — она поцеловала меня в шею. — Помнишь?

— Нет. Я не помню, — сказала я.

— Тот вечер. Твой последний вечер…

— Да, — простонала я.

— Она спала в кроватке, а я стояла над ней и смотрела. Она посапывала и пыхтела. Иногда она на некоторое время переставала дышать, сама, и в комнате становилось очень тихо, но потом она с новой силой начинала сопеть, как трактор.

Вдруг мокрая подушка скользнула у меня под щекой.

— Не надо, — взмолилась я. Сильвия одним движением притянула меня к себе и накрыла рукой мою голову, которая оказалась у нее под мышкой, мой раскрытый рот впечатался в подушку. Я услышала стрекот вертолетов, пролетающих над домом, с улицы донесся крик молодого мужчины и эхом разлетелся по комнате.

— Я часто представляла себе, как прикрою рукой рот малышки. Мягко, как бабочка, — сказала Сильвия. — Я проделала это несколько раз, гладила ее по губам, но убирала руку, потому что я не могла. Я целовала ее в лоб. Поначалу она даже не проснулась! Она лишь немного покрутилась во сне, нахмурилась, но потом начала плакать, и я подняла ее из кроватки, чтобы успокоить. Она пускала слюни и вопила. Я поцеловала ее ротик. Тогда я почти полюбила этого ребенка, хоть и ненавидела его всей душой. Мы с ней появились из одного и того же места. Я крепко прижала ее к плечу, притворилась ее матерью, стала качать. Я целовала ее. Ждала, когда ты найдешь меня, войдешь в дом, такая цветущая, застенчивая, милая.