Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы

• Название: Романы. Рассказы
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Книгу известного советского писателя В. А. Тевекеляна (1902–1969) составили произведения, получившие широкое признание среди читателей. Романом «Жизнь начинается снова» В. Тевекелян дебютировал в литературе. Роман «Рекламное бюро господина Кочека» был последним крупным произведением автора.

Герои В. Тевекеляна — люди стойкие и мужественные, преданные своему народу, готовые отдать жизнь во имя Родины.

В сборник вошли также рассказы: «Купец, сын купца», «Мечта», «Мороз» и другие.

---

— Еще бы не понять! У тебя есть где остановиться? — вдруг спросил Левон. Может, ко мне зайдем?

— Нет, я пойду к себе на квартиру, там кое-какие вещи остались.

— Ну, брат, твои вещи хозяйка давно выбросила, а комнату сдала другому. Вещи взяла какая-то девушка, она тебе не то родственницей приходится, не то просто землячкой, так мне передавали.

— Землячка, — подтвердил Мурад.

— Ну, так как решил? Ко мне?

— Спасибо, я лучше пойду к землякам.

— Тебе виднее. Прощай.

Они разошлись в разные стороны.

После затхлого воздуха камеры у Мурада слегка кружилась голова, подкашивались ноги, как после тяжелой болезни. По мере того как он приближался к дому Астхиг, у него вдобавок начало сильно биться сердце, и Мурад это приписал своей слабости, хотя всю дорогу не переставал думать об Астхиг. И он завернул в переулок, где она жила.

Глава тринадцатая Снова война

Шли годы. На висках Мурада появилась седина, лоб покрылся глубокими морщинами, а он по-прежнему оставался бездомным рабочим-полубродягой.

Все говорили о трудных временах, о застое в торговле, о перепроизводстве в промышленности и старались объяснить это всевозможными причинами, не имеющими никакого отношения к действительному положению. Газеты, обсуждавшие изо дня в день на своих страницах экономические затруднения, открыто заявляли, что маленький Ливан не в состоянии обеспечить работой такое количество рабочих, намекали на армян: не будь, мол, приезжих, местное население могло бы получить работу. Шовинистические организации носились даже с планами выселения армян из страны. А то, что лучшие и плодородные земли захватывались французскими колонизаторами и что местные фабрики и заводы, не выдерживая конкуренции, без конца закрывались, об этом газеты молчали.

Французские колониальные власти разжигали националистические чувства арабов, и сокращение с работы касалось в первую очередь рабочих-армян. Только объединение профсоюзов под руководством коммунистов по мере своих еще не окрепших сил вело отчаянную борьбу с этим злом, разъясняя рабочим разных национальностей суть этой политики.

Трудно было рабочему-армянину получить работу. Еще труднее было этого добиться Мураду Саряну, занесенному полицией в черный список. А заработок был нужен, как никогда раньше. Вскоре после выхода из тюрьмы Мурад женился на Астхиг. Через год у них родилась дочь. В честь бабушки Мурада ее назвали Такуи.

Крошка Такуи, пухлая, розовая, часто плакала. Ей не было никакого дела до экономических затруднений и до безработицы. Она хотела есть, и Астхиг, оставив Такуи на руках чужих людей, опять поступила на швейную фабрику.

Не найдя в Бейруте постоянной работы, Мурад уехал в Алеппо, в надежде, что там, в чужом городе, где его никто не знает, легче будет устроиться. Но не успел он поступить на фабрику, как длинные руки полиции достали его и там. Мурада уволили. Побывав во всех городах Ливана и Сирии, он вынужден был вернуться обратно в Бейрут. Здесь он, по крайней мере, был около своих и вдоволь мог любоваться дочерью. За это время она заметно выросла, начала ходить и каждый раз, увидев отца, тянулась к нему, поудобнее устраивалась у него на коленях и требовала, чтобы ее качали. В такие минуты Мурад забывал все свои горести. Он мог целыми часами без устали возиться с ней: сажал дочку на плечи и носил ее по комнате или становился на четвереньки, как маленький, а Такуи, пыхтя, забиралась к нему на спину и заставляла бегать его, как лошадку. Астхиг, наблюдая за нежной любовью отца и дочери, была счастлива. Она не стыдилась нищеты и лишь тогда, когда тратила последние гроши и нечем было уже накормить дочку и мужа, уходила на кухню и плакала.

Мурад часто видел опухшие от слез глаза жены. Понимая, в чем дело, он беспомощно смотрел на свои большие руки, которые умели многое делать. Иногда, не будучи в силах видеть измученное лицо Астхиг, он уходил из дому и часами бродил по безлюдному берегу моря.

Иногда в Ливан проникали отрывистые сведения с далекой родины, где люди, позабыв слова «безработица» и «нужда», строили новую, светлую жизнь. Доходили они и до Мурада. От тоски у него сжималось сердце. И тогда он снова уходил к морю и, присев где-нибудь на камень, часами глядел в морскую даль. Он думал об Армении, Сирануш и Апете, которые могли оказаться там. «Может быть, и отцу удалось пробраться туда, ведь он был человеком большой воли». Мурад строил десятки планов, как сломать преграды и добраться до Советской Армении, жить жизнью своего народа, работать… Но с годами эти надежды угасали. Лишь изредка Мураду удавалось поработать грузчиком в порту или землекопом на строительстве, — о работе по специальности он даже не мечтал.

Началась вторая мировая война. Через два года фашисты напали и на Советский Союз. Местные дашнаки, словно волки, почуявшие запах крови, сразу же оживились, начали создавать вооруженные отряды, в своих газетах до одури кричали о новой эре, которая начнется после этой войны, открыто поносили Советы, восторгались фашизмом и готовились к возвращению в Армению. Вскоре на улицах Бейрута появились листовки, призывающие армян под лозунгом спасения родины вступать в германскую армию.

В маленьком домике на одной из кривых и грязных улиц Бейрута Вартан собрал ближайших товарищей. Окна были завешены одеялами. Люди молча и сосредоточенно слушали Вартана, который спокойно, точно взвешивая каждое слово, говорил:

— Я хотя и убежден, что Красная Армия не нуждается в помощи, но мы решили развернуть кампанию среди армян по сбору средств для посылки Красной Армии танковой колонны имени советского генерала Баграмяна.

Сидящие в комнате люди зашевелились. Кто-то воскликнул:

— Хорошо!..

— Все честные люди с радостью встретят наше предложение. В этом, я думаю, никто из нас не сомневается.

Мурад, который все время молча сидел в углу, поднялся:

— Правильно. Народ поддержит. Весь вопрос в том, как лучше организовать дело.

Началось обсуждение, как организовать сбор средств. Было решено созвать большой митинг.

Перед тем как разойтись, Вартан на минуту задержал Мурада:

— Помни, Мурад, что дашнаки ни перед чем не остановятся, чтобы сорвать это благородное дело.

— Я-то их хорошо знаю, не одну уж открытку получил.

— И что же?

— Грозятся.

— Ну, это их излюбленный метод — пугать слабонервных. Вот что, ты со своими друзьями займись организацией охраны митинга.

— Сделаю! — кивнул головой Мурад.

Возвращаясь по темным и безлюдным улицам города домой, Мурад думал о том, как нелегко сейчас всем честным людям, которые хотят помочь в эти трудные дни своей родине. Сколько вокруг рогаток, сколько ненависти и провокаций, — но разве можно сравнить эту ненависть с силой любви народа к Советскому Союзу?

Когда Мурад пришел домой, в комнате было темно, Астхиг и Такуи еще не вернулись. Мурад сидел задумавшись. Вдруг сильно постучали в дверь.

У входа стоял незнакомый человек. Он, пытливо посмотрев на Мурада, спросил:

— Вы Мурад Сарян?

— Да, я.

— Скажите, был ли у вас во Франции двоюродный брат Качаз, по прозвищу «Арап»?

У Мурада дрогнуло сердце. Что значит «был ли»? Правда, с начала войны он потерял всякую связь с Качазом, несколько писем, отправленных в Марсель, на прежний адрес Качаза, остались без ответа, но это еще не могло служить причиной для серьезных тревог. Шла война, Францию оккупировали немцы, мало ли куда могла забросить Качаза судьба…

— Почему вы спрашиваете «был ли»? По-моему, он и сейчас должен быть во Франции. До войны мой брат жил в Марселе и работал на судоверфях. — Голос Мурада слегка дрожал.

Незнакомец опустил голову, какая-то тень пробежала по его лицу. Это еще больше смутило Мурада.

— Я не знаю ваших политических убеждений и не спрашиваю о них, полагая, что брат такого замечательного человека, каким был товарищ Качаз, не может быть плохим, — начал незнакомец, оставляя прямой вопрос Мурада без ответа. — Я недавно приехал из Франции, там одна достойная женщина, из тех, кто сейчас борется за Францию, попросила меня разыскать вас здесь и передать вам вот этот пакет. — Незнакомец вытащил из кармана большой пакет и протянул Мураду. — Очень рад, что наконец мне удалось исполнить это поручение. Желаю вам благополучия и мужества.

Незнакомец откланялся и ушел.

Мурад был так сильно взволновал, что позабыл даже спросить фамилию незнакомца, узнать, где можно его найти. Он с бьющимся сердцем побежал к себе в комнату, но там было темно, в лампе давно уже кончился керосин.

Мурад осторожно постучался к соседям и попросил немного керосина. Пока он возился с лампой, все думал: что это все означает? Наконец лампа чуть-чуть осветила драгоценный пакет. Мурад взглянул на адрес. Почерк был незнакомый, это еще больше взволновало его; лихорадочно он раскрыл пакет. Внутри лежала клеенчатая тетрадь, исписанная мелким почерком Качаза, множество писем, написанных по-французски на клочках бумаги, пожелтевшие от времени газетные вырезки и, наконец, письмо, адресованное ему, Мураду Саряну. Мурад впился глазами в строчки письма.