Альберто Мангель - Гомер: «Илиада» и «Одиссея»

• Название: Гомер: «Илиада» и «Одиссея»
• Автор: Альберто Мангель
• Издательство: АСТ МОСКВА
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-049440-8; 978-5-9713-9982-7

Существовал ли Гомер в действительности?

Историки по сей день не пришли к единому мнению на этот счёт.

Но в одном нет и не может быть сомнений: приписываемые великому «слепому аэду» эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея» раз и навсегда изменили облик европейской литературы.

Все мы помним историю прекрасной Елены и неистового Ахиллеса, мужественного Гектора и благородного Патрокла. Всем нам знакома и история опасных приключений хитроумного Одиссея, обречённого богами-олимпийцами на десятилетние скитания.

«Илиаду» и «Одиссею» пытались анализировать, толковать и интерпретировать бессчётное число раз. Их называли то аллегориями, то поэтическими хрониками реальных исторических событий, то рифмованными записями мифов.

Но что они такое в действительности?

Понимаем ли мы, какие скрытые интеллектуальные, культурно-исторические и философские глубины таятся в знакомых с детства текстах Гомера?

Вот лишь немногие из вопросов, на которые отвечает в своей книге знаменитый аргентинский писатель, критик, переводчик и литературовед Альберто Мангель — один из известнейших современных исследователей античной литературы.

---

Автор «Жизни Гомера» также оспаривает версию смерти Гомера, предложенную философом-стоиком Гераклитом в VI веке до н. э.: Гомер умер от разочарования, так как не мог успешно разрешить детскую загадку о ловле вошек[25]. По его утверждению, Гомер умер на острове Иос вовсе не от тщетных попыток разрешить загадку, а от общей телесной слабости[26]. На протяжении всей так называемой биографии автор вплетает в историю жизни Гомера детали, явно почерпнутые из «Одиссеи»: мать Гомера, как верная царица Пенелопа, чешет и сучит шерсть; добросердечный козопас Главк принимает Гомера у себя в жилище так же, как свинопас Евмей принял переодетого бродягой Улисса. Всё это вкупе рисует нам картину довольно романтическую: слепой аэд Гомер путешествует по Греции, исполняя свои прекрасные песни.

Восприятие образа Гомера в свете одного из его героев — нередкое явление. Для современников, слышавших поэмы Гомера или читавших их, он был рапсодом, сочинителем и исполнителем эпических поэм, «царём поэтов», не единожды участвовавшим в поэтических состязаниях. По рассказу Гераклита, однажды оппонентом Гомера в таком поединке стал Гесиод[27]. Описание подобного поэтического поединка мы находим в «Одиссее», когда при дворе царя Алкиноя слепой певец Демодок исполняет под аккомпанемент кифары три песни. Первая, слава которой достигла ушей самих богов, — о раздоре Улисса и Ахиллеса[28]; вторая, исполненная для удовольствия гостей — о страсти Ареса и Афродиты[29]; наконец, третья, приуроченная к отбытию Улисса, — песнь о деревянном коне и взятии Трои[30]. Первая и последняя песни являют собой превосходный образец «повествования в повествовании», поскольку сам Улисс, скрывающий своё настоящее «я», находится в числе гостей и плачет при воспоминании о воспеваемых Демодоком событиях. (Есть также и другое, более раннее описание выступления барда, а именно певца из Итаки Фемия, который при дворе Улисса развлекает женихов Пенелопы[31]).

О феномене древнегреческих рапсодов нам практически ничего не известно, кроме разрозненных фактов: они часто страдали слепотой, путешествовали от города к городу, зарабатывая на жизнь выступлениями в местах скопления народа, а также при дворах правителей. Со слов самого Гомера мы знаем также, что аэды (именно этот термин употребляет Гомер для обозначения странствующего певца) «воспевали великие деяния героев-воинов»[32]и то, предложит ли им кто-нибудь еду и ночлег, всецело зависело от щедрости слушателей. Именно этим фактом Т. Э. Лоуренс, известный также как Лоуренс Аравийский, объясняет чрезмерную растянутость завершающих событий «Одиссеи»: «Возможно, утомительная пространность повествования, которому потребовалось десять глав на то, чтобы дойти до развязки, суть следствие уловок исполнителя, желавшего подольше занимать гостеприимного и щедрого хозяина»[33].

Интересно отметить, что традиция странствующих певцов сохранилась практически без изменений и в наше время. В 30-е годы XX века американский филолог Мильман Пэрри и его ученик Альберт Лорд в ходе своей работы по изучению культуры бардов бывшей Югославии обнаружили, что народные исполнители в мусульманской Сербии являются прямыми преемниками древней эпической техники, весьма схожей с техникой Гомера, чей текст в значительной степени состоял из устойчивых поэтических формул и эпитетов. Это позволило Пэрри и Лорду предположить, что «Илиада» и «Одиссея» исполнялись без опоры на записанный текст, подобно тому, как исполнялись песни такого рода на Балканах: барды, аккомпанировавшие себе на струнном инструменте, импровизировали на материале передаваемого из поколения в поколение содержания, по-своему интонируя те или иные фрагменты[34]. Иными словами, используя готовые формулировки для пересказа историй, давно известных слушателям, барды всякий раз исполняли нечто новое.

К IV веку до н. э. культура исполнения несколько изменилась. Теперь, хотя певец по-прежнему считался посредником между собственно поэтом и слушателями, «интерпретатором поэтической мысли»[35], ему больше не нужен был такой ранее необходимый атрибут, как лира; зато появилось одеяние по моде тех времён и посох. Аэды стали такими, какими видел их Сократ: «Как часто я завидую вам, рапсоды, и вашему занятию. От вас всего лишь требуется разгуливать в пышном облачении, поражая всех великолепием облика, а вы тем временем заводите знакомство с выдающимися поэтами, из которых величайший, славный своим божественным даром, — Гомер»[36].

До сих пор не дано чётких ответов на вопросы: привносили ли рапсоды в исполняемые ими песни личностное, индивидуальное начало? Или же они просто заучивали произведение, в редких случаях отступая от его сюжетной канвы? Обязаны ли они были придерживаться оригинального текста, и если да, насколько строго? Как и кем осуществлялся отбор репертуара? Из всех аэдов лишь имя Гомера осталось в истории как имя человека, мастерство которого было и осталось непревзойдённым и чьи произведения стали мерилом поэтического искусства. Сохранился указ, к сожалению, недатированный, а потому приписываемый и Солону, и Писистрату, и Гиппарху, требующий, чтобы и «Илиада» и «Одиссея» в полном их объёме зачитывались на Панафинеях, июльских празднествах в честь Афины[37]. Коль скоро Гомер был единственным автором, столь высокочтимым, публике хотелось знать о нём больше — с этой целью и создавались его биографии.

Однако было бы смехотворным полагать, что существование биографий Гомера — факт, подтверждающий существование самого Гомера. «Некоторые говорят, такого человека, как Гомер, никогда не существовало, — писал Томас де Куинси в 1841 году. — Как же не существовало, возражают им другие, когда их существовало превеликое множество!»[38]Возможно, разгадка в том, что Гомер — не живший когда-то человек из плоти и крови, а символ, придуманный странствующими бардами для выражения духа их творчества и воплотивший отдельный вид искусства в легендарном «отце» этого искусства, известном своим сказочным мастерством знаменитом предке всех, кто позже посвятил себя этому искусству. Когда в процессе интервью Пэрри задал балканским народным певцам вопрос о том, кого они считают лучшим из их числа, несколько опрошенных назвали барда, известного под двумя именами: Исак и Хусо. Место рождения этого человека никому не было точно известно, однако знали, что с детства он был одарён и дожил до глубочайшей старости; его репертуар включал в себя огромное количество песен, но никто и никогда лично не посещал его выступлений, а лишь слышал отзывы о них[39]. Можно предположить, что так же, как история этого балканского рапсода, зарождалась и история Гомера.

Чем объясняется то, что известность так рано пришла к Гомеру? Дело в том, что в гомеровских текстах жители всех уголков разобщённой Греции, какой она была во времена Гомера, увидели два объединивших их момента: близкие им всем сюжеты и общих для всех них богов. Историк Гилберт Мюррей поясняет это следующим образом: «В противостоянии города и клана у олимпийских богов было одно неоспоримое преимущество: к тому времени они, в отличие от всех остальных богов, уже не принадлежали ни к городу, ни к клану. Они были известны повсюду, но не привязаны к какому-либо одному городу или области, кроме тех случаев, когда их можно было отождествить с местным божком. Они были славны, величественны, прекрасны. Весь их пантеон должен был вот-вот стать Poliouchoi, покровителями городов, или, что ещё более вероятно, — Hellanioi, покровителями целой Эллады»[40].

Поэмы Гомера стали каноническими произведениями, представляющими космополитизм в изображении богов и героев. Однако интерпретация этого содержания неоднозначна. Можно утверждать, что эти тексты есть документированная истина, равно как и приводить метафизические аргументы в пользу аллегорических толкований. Этим спором и занялись две школы философской мысли. С одной стороны, историки соглашались с тем, что сюжетная линия, изложенная в поэмах Гомера, представляет собой более или менее достоверную параллель прошлых событий, отображение фактической реальности. Так, по мнению историка Страбона, «Одиссея» была написана с целью обучения географии: «Гомеру простительно… смешение в тексте выдуманных деталей, так как в итоге цель этого смешения — просвещать и наставлять»[41]. С другой стороны, философы заявляли, что поведанные Гомером истории суть поэтические иносказания. Многие, например, стоики, ссылались на Гомера для подкрепления своей позиции в споре или рассуждениях; в то же время другие, в том числе Аристотель, отказывались аллегорически истолковывать полностью вымышленные истории[42].

Историк Пол Вейн считает, что «в глазах философа миф представляет собой иносказательное обращение к философским истинам; для историка же миф — это не более чем незначительное отклонение от истинно имевших место событий»[43]. И для тех, и для других тексты Гомера являлись источниками, обойти которые вниманием не представлялось возможным. Поэтому два подхода к прочтению гомеровского эпоса и сейчас влияют на методы исследования и анализа творчества Гомера. Существуют те, по преимуществу археологи, кто полагает, что события, описанные в «Илиаде» и «Одиссее», на самом деле происходили и даются автором с величайшей точностью, включая место действия. Существуют также и те, кто ратует за иносказательную трактовку этих произведений, примеры чему встречаются со времён эпохи Рима.