Степан Выскубов - В эфире Северок

• Название: В эфире Северок
• Автор: Степан Выскубов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Больше недели пришлось ходить с костылями. На прыжки меня, конечно, не допускали. Но зато в это время я с остервенением тренировался - все выстукивал на ключе точки, тире...

* * *

Учеба шла своим чередом: упорно, напряженно. Мы постигали нелегкую профессию военного разведчика. Помимо работы на рации, нас учили взрывать вражеские склады, мосты, железнодорожное полотно, без шума снимать часовых. Мы твердо знали - закончив краткосрочную учебу, будем заброшены к фашистам, в их тыл. Поэтому каждый старался как можно глубже изучить дело, ибо там, среди врагов, никто тебе не даст консультацию.

2

Шли недели, месяцы. В декабре сорок первого батальон погрузился в железнодорожные вагоны, и мы отправились на запад, ближе к фронту. Поезд мчался почти без остановок. На третьи сутки наш эшелон загнали в тупик.

Рано утром я вышел из вагона, осмотрелся и, словно на крыльях впорхнув назад в вагон, начал теребить спавших ребят.

- Да вставайте же, сони! Мы - на родой Кубани! В Краснодаре!.. кричал я так громко, что спавшие оторопело повскакали.

Кубанец Иван Холод протер заспанные глаза и спросил как бы нехотя:

- А не брешешь?

- Да ты иди погляди! - тянул я его за руку. Сунув босые ноги в сапоги, Холод подошел к двери, выглянул.

- О, це и правда, шо Краснодар, - пробасил он и тут же обнял меня так, что косточки захрустели. Холод был выше меня ростом и обладал большой силой. О нем даже ходил слух, будто он родной внук русского богатыря Ивана Поддубного. На это Холод отвечал:

- У нас в Ейске все поддубинской породы! Все богатыри!

* * *

Во второй половине дня батальон выгрузился, и до самого вечера мы перевозили имущество. Разместили нас в школе No 41, что по улице Энгельса. Увольнений в город не давали - не до них было. Всех одели в летную форму, и мы ею очень гордились.

Теперь занятия проводились не так, как раньше. Занимались только практически: утром уходили на окраину города и оттуда вели передачи.

Работал я вместе с Анатолием Шишкиным. Он страшно не любил нытиков и сам никогда не ныл. Толя нравился мне - спокойный, выдержанный, уважительный. На его губах всегда веселая, даже озорная улыбка. В общем парень что надо: с ним можно в огонь и в воду.

Уходили мы с Толей на окраину города, разворачивали свой "Северок" и связывались со штабом батальона. На ключе работали поочередно: день - я, другой - он. Нередко Шишкин и свое время отдавал, заботясь о качестве моих передач.

Очень часто нас навещал комиссар батальона старший политрук Яковлев. Это был волевой человек, недюжинной силы и выдержки, неизменно деловитый и доброжелательный. Он всегда оказывался в курсе наших дел и проблем, а если требовалось, приходил на помощь. Невысокого роста, чуть-чуть сутуловатый, круглолицый. Ясные, как чистое небо, глаза его смотрели открыто, бесхитростно. В них светилась доброта и озабоченность.

Никто никогда не видел старшего политрука в возбужденном или угнетенном состоянии. Он всегда был ровен, спокоен, энергичен. Сколько мы его знали, Яковлев ни разу ни на кого не повысил голоса. Если же кто из нас или командиров ошибался, он умел найти первопричину срыва и подсказывал верный способ выхода из положения.

Старший политрук был очень интересным собеседником. Мы всегда радовались его появлению, знали, что он принесет нам с собой что-то новое, доселе неведомое и полезное в работе.

Чуть не каждую ночь улетали ребята на задания. Улетел лейтенант Чижов. Улетели радисты Захарчук с Добрышкиным и Шишкин с Федотовым, Улетел Холод, другие ребята. Начали готовить к заброске в тыл врага и меня.

За несколько дней до вылета на задание вызвали в штаб батальона. Комбат майор Няшин стоял у стола, уткнувшись в карту, свисавшую до самого пола. Оторвался он от нее, выпрямился. Высокий, в плечах косая сажень, стройный... Кинул на меня приветливый взгляд, спросил:

- А, это вы, товарищ Выскубов? Как самочувствие?

- Хорошее, товарищ майор! - ответил я.

Няшин взял меня под руку, подвел к столу, усадил на стул. Потом сложил карту и сам сел напротив, на шаткий табурет.

- Не догадываетесь, зачем вызвал? - На лице майора мелькнула улыбка.

- Когда прикажете лететь? - выпалил я.

- Да не за этим вызвал... - И в глазах комиссара появились смешинки. На днях был в вашей станице, мать вашу проведал. Жива и здорова. Обижается, что письма пишете редко. Отца ранило, но сейчас он снова в строю. От брата было письмо - воюет где-то под Таганрогом. Видите, сколько домашних новостей привез...

- Спасибо вам большое. Вот не ждал!.. А как все-таки там мать? спросил я. - Больше двух лет не виделись! Насчет писем она напрасно обижается: я пишу. Последнее недели две назад послал.

- Значит, еще не получила. За мать не беспокойтесь, она здорова. Комбат встал, подошел к тумбочке, достал из нее тугой сверток, подал мне. Вот гостинец передала вам.

Я взял сверток, положил себе на колени и вскрыл. Теплые носки и варежки... Какая благодать!

Смотрел я на эти вещи и видел мать: как она при коптилке прядет кудель, потом спицами вяжет, вяжет... Горло перехватил спазм.

Майор видел, что я сидел задумавшись, поглощенный воспоминаниями, и молчал. Потом спохватился, выдвинул ящик письменного стола, достал конверт-треугольник.

- Чуть было не забыл!

- Спасибо. За все вам большое спасибо...

Руки мои дрожали от волнения и радости. Мне не терпелось скорее прочитать письмо. Майор положил свою тяжелую ладонь мне на плечо, сказал приглушенным голосом:

- Ну вот, а теперь идите, отдыхайте. И готовьтесь на задание.

- Есть!

Из штаба я не шел - летел, будто у меня выросли крылья. И все думал, думал о маме, о задании, которое должен не сегодня завтра получить...

Через несколько дней вернулся с операции наш любимец - лейтенант Чижов. На его новой гимнастерке красовался орден Красной Звезды. Встретили мы его словно родного. Затаив дыхание, слушали рассказ, как ему пришлось орудовать в глубоком тылу фашистов, как он брал "языка", а потом вызвал по рации самолет и доставил пленного разведотделу фронта.

В ту ночь спать легли поздно. Да и уснуть сразу не смогли. У меня тоже не выходило из головы: как все сложится там, в глубоком тылу врага?

А за окном хлестко бился снежинками ветер и низко ползли тучи.

3

Почти двое суток непрерывно шел обильный снег. Навалило его столько, что остановился городской транспорт. На очистку дорог, трамвайной линии вышло население и воинские подразделения Краснодарского гарнизона. Очищали также взлетную полосу и территорию аэродрома.

В батальоне стало суетно: десантники готовились к заданию - получали боевое оружие, боеприпасы, снаряжение, сухой паек. По всему было видно - не на день-два улетаем.

Разбили нас на девять групп. Я попал к командиру радиороты лейтенанту Чижову. Напарником моим назначили сибиряка Романа Квашнина. Ему, наверное, даже девятнадцати не было. И ростом он не вышел: "пуговкой" звали его в радиороте - едва доставал мне до плеча. Но зато говорун был неумолчный! Ну что трещотка...

- Ты и в тылу будешь так балаболить? - спросил я.

- Не бойся, не буду, - улыбнулся Квашнин. - Слово даю - не буду.

Мы получили рацию, питание к ней, документацию. Выдали нам автоматы, пистолеты ТТ, финки, патроны, по две гранаты. Патронов, правда, брали кто сколько мог. Помимо трех дисков, что дали, я насыпал в вещмешок более трехсот штук. А комсорг нашей роты Анатолий Шишкин посоветовал взять еще и две "лимонки".

- Ты бери, пригодятся, - сказал он многозначительно. - Я это знаю...

Он действительно знал: дважды уже участвовал в десантировании в тыл противника. Выбрасывался в районе Харькова. Участвовал в действиях на территории северного Ирана: операция проводилась, чтобы воспрепятствовать немецкой армии использовать иранскую территорию как плацдарм для вторжения врага в советское Закавказье с юга. За выполнение этих заданий Анатолий был награжден орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу".

Все-таки взял я еще две "лимонки", набив вещевой мешок под завязку. Попробовал поднять - ужаснулся. Казалось, Квашнин и то легче. Но решил не выбрасывать ничего: будь что будет...

Перед выездом на аэродром построили нас в полной боевой выкладке. Начальник парашютной службы начал осматривать всех. Подошел ко мне, покачал головой:

- Ты что, с умом? Сам весишь сто килограммов и набрал столько же! Чем сидор набил? А ну половину выбрасывай! Твое оружие - рация. Ясно?

- Ясно-то ясно, товарищ лейтенант, но только патроны не выброшу. Не к теще на блины еду, а в тыл к фашистам, - надулся я.

- Разговорчики! - прикрикнул начальник парашютной службы. - Выполняйте приказ!

Что делать? Не выполнить приказ я не имел права: за это могут отстранить от задания, наказать. А позор-то какой на весь батальон! Но все-таки... И я обратился к командиру радиороты.

Лейтенант Чижов попробовал поднять все мое снаряжение: вещевой мешок, автомат, диски с гранатами, рацию с радиобатареями. Гмыкнул: