Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями

• Название: Люди с солнечными поводьями
• Автор: Ариадна Борисова
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-82594-3

Отправившись в опасный поход, Хорсун оставил дома беременную жену Нарьяну, а вернувшись, не застал ни женщину, ни ребенка. Говорят, их похитили духи. Не зря Нарьяна, наследница по крови династии могущественных шаманок, чувствовала беду. Зло преследовало их еще не рожденного ребенка, в котором ярким цветком должен вспыхнуть наследственный дар. И тогда могучий воин Хорсун поклялся, что если не спасет любимых, то хотя бы отомстит за них.

---

Обряд освобождения душ получился добрый. Приняли небо, земля и стороны света жертвенное масло во имя душ жены багалыка. Но еще долго материнская душа Нарьяны будет позвякивать дома котелком и шелестеть подолом невидимого платья. Воздушная душа станет звать Хорсуна и приходить к нему во снах. Земная может невзначай коснуться призрачной рукою… Вздыхая, души восстановят по крупицам растраченные в течение жизни силы. Плача, соберут выпавшие некогда волосы и остриженные ногти. Только к исходу двух двадцаток дней завершится жизненный Круг женщины.

«К сороковинам», – мог бы сказать Сандал. Он знал куда больший счет, чем о том ведали эленцы. Они-то считали крупные числа двадцатками – числом пальцев на руках и ногах. Однако и жрец давно привык считать по-здешнему. Так же, как все.

В последний поминальный день люди съедят голову любимой хозяйкиной буренки и повесят коровий череп на ближнее к могиле дерево. Души Нарьяны отправятся из очищенного дома, каждая своей дорогой. Материнская душа присоединится к предкам. Возродится в дочери багалыка или не в этом ребенке, а то даже не в этом времени и мире. Воздушная улетит к небесам обратно, если женщина при жизни мало грешила. Земная уйдет в расщелину, смешается с камнем и почвенными соками горы. Может, поднимется березкой где-нибудь рядом…

Жрец расчистил яму от валежника. Куском черненой кожи закрыл лицо покойной. Крепко закрутил все тесемки ее одежды глухими узлами, крест-накрест завязал рукава. Стараясь не испачкаться кровью, закутал в шкуру и опустил в могилу. По-хорошему, конечно, обмыть бы тело, одеть в новое платье, собрать в путь по-зимнему. В лиственничную колоду поместить, прикрыв берестой. Да где уж в этакой спешке…

Нарьяна удобно легла, головою на север, по направлению Реки Мертвецов. Туес со следами подсохших сливок Сандал проломил и бросил Нарьяне в ноги. Пусть душа вещи тоже умрет. Там, где хозяйка воскреснет юной и красивой, посудка, вновь обретя свою форму, ей пригодится.

Недаром жрец торопился. Мало того что женщина, умершая от родов, навлекает нечисть, она и сама способна возвратиться злым Йор – ущербным духом покойника либо беса. К тому же супруга багалыка оказалась жрицей небесного огня… Если не похоронить имевшую джогур быстро и правильно, она обязательно превратится в Йор и наделает бед.

Тела шаманов и удаганок люди саха оставляют в колодах на арангасах. Бывает, помост стоит целый век, а то и дольше. Потомки обязаны помнить славного родича, сколько бы времени ни прошло. Их долг – собирать и хранить сыпучие мощи для будущей земной могилы. Беда любую косточку потерять! За такую небрежность витающий над Орто дух волшебника может отомстить, вселившись в живого, ни в чем не повинного человека.

Сколько племен, столько и погребальных обычаев. Раньше эленцы зашивали ушедших по вечному Кругу в кобыльи шкуры и подвешивали к макушкам лиственниц. Тонготы и ньгамендри по сей день запихивают своих покойников в кожаные мешки, будто зародышей в чрева. Одуллары укладывают расчлененные мясо и кости в берестяные ведра. На местах покинутых стойбищ встречаются деревья, увешанные подобными «плодами». Дилга, бог озорной, горазд нарочно направить прохожего человека кривой тропою под дерево с мешком или туесом – колыбелью мертвецов. Дунет ветер, порвется веревка, и сгнивший труп свалится на голову! Сандала аж передернуло от омерзения.

А то еще видел в одном аймаке, как скончавшегося зимой человека оставили в мороженом жилище, чтобы сжечь юрту с телом к весне. Души, дескать, застыли, пусть по теплу отлетят… Материнская и воздушная души вольны унестись, куда им заблагорассудится, а земной что делать? Сгорит! Не-ет, лучше, чем в землю, ничего не придумать. Известно: всему свой срок и черед, всему свой жребий и место. А место рождения, жития и смерти человеческой – земля…

Яму Сандал завалил камнями. Засыпал дерном, разорив сбоку соседний, не успевший замерзнуть бугор. Обтирая пот со лба шапкой, придирчиво оглядел плотно сбитый холмик. Сломал и водрузил сверху древки кайла и лопаты, закрепил их двумя булыжинами. На третий день Хорсун трижды объедет холмик на лошади. Через год, если пожелает, поставит здесь четыре коновязи и навес над ними. Застолбит земную память о первой жене.

Тщательно отмыв снегом грязь с рук, жрец отломил три большие березовые ветви. Бросил на тропу перед могилой, отгораживая чистой древесной плотью мир живых от мертвого мира. Не оборачиваясь, зашагал вверх по тропинке.

Закачались деревья, концы волос взлетели выше шапки. Снова ветер подул, и крепко. Восточный ветер, забористый, пахнущий свежей землей и снегом. Заметет дорожки за умершей матерью, чтобы по следу ее не ушел Сюр новорожденной девочки. Правильный ветер.

Перед пещерой Сандал, мешкая, еще раз омыл руки. Хочешь не хочешь, придется нарушить сразу два похоронных запрета: являться к ребенку после погребения и показываться огню. Жрец вздохнул. К озарению теперь тоже можно будет приступить только при новой луне. Произнес очистительную молитву и лишь затем, завернув за сосну у скалы и притворяющий камень, пропел ключ-«домм». Костер сузился, снизился, обеднел позолотой и уже не высекал брызжущих метлами искр. Узнал жреца, расступился сразу.

Девочка спала. Пеленка, разумеется, мокрая, но теплая – небесный страж позаботился, согрел. Дети и старики близки к небу. Пришедшие недавно и стоящие у предела жизни слабы телом и нуждаются в чьей-нибудь защите. Сандал бросил в пламя захваченную по пути можжевеловую ветку. Кольцо ярко вспыхнуло – приняло. Огонь на мгновение замер, словно размышляя о чем-то, раскрутился и вымахнул ввысь прощальными перьями белокрылого стерха. Передал опеку озаренному.

Жрец присел на корточки, потрогал землю. Костер улетучился, растворился в воздухе, будто его не было, не оставив и пепла. Только веточка догорала, высвеченная изнутри оранжевой капелькой солнца. Наверное, это хороший знак. Сандал взял ребенка на руки.

Дочь багалыка. Обрадуется ли ей Хорсун? Как все отцы, он, конечно, ждал сына. А родилась девчонка. Не придется Хорсуну долго вдоветь. Женится скоро и явит на свет сыновей, продолжателей воинского дела и орлиного рода. Или одиноким останется, если успел прикипеть к жене сердцем. Была Нарьяна красавицей, жаль, не взяла здоровьем. Кроткая, со всеми обходительная, любезная, не то что муж…

Неожиданно Сандала опять обуял гнев. Вспомнил, как весной, когда обсуждали со старшинами проведение торжищ, Хорсун нанес ему самое тяжкое оскорбление.

Главный жрец в тот день предложил временно забирать оружие у всех прибывших в Эрги-Эн. Мало ли с какими темными помыслами люди могут сюда явиться. Соображение сочли разумным. Но багалык сказал:

– Если мы не будем доверять людям, то и они перестанут нам доверять.

Сандал пожал плечами:

– Зачем нам доверие чужих?

– А вдруг сами не пожелают сдавать оружие? – спросил багалык.

– Обыскивать станем, – ответил кто-то.

Хорсун будто топором отрубил:

– Нет.

Сандал сдержанно напомнил ему, что воину, тем паче предводителю дружины, приличествовало бы жить по законам Белого Творца. Стало быть, по правилам, установленным жрецами.

Хорсун и тут нахамил. От неправедных слов его аймачные в ужасе отшатнулись, Сандалу же захотелось заткнуть уши.

– Твой Бог, видимо, постарел, перестал думать о несовершенных потомках Дэсегея. Иначе зачем допускает черные мысли в людях и тебя вводит в соблазн подозревать в дурных намерениях всех и каждого?

Кого хулить вздумал, болван, башка из железа! Создателя всего сущего, миров и Вселенной! Сандал едва не накричал на охальника. Собрав волю, скрепился, не стал до ругани себя принижать. Вспыльчивый Хорсун, чего хорошего, и за рукоприкладством бы не постоял. Жрец только и позволил себе, что глянуть с презрением на хвастливый шлем багалыка, который тот обязан надевать на сход.

Обыск в Эрги-Эн все же провели. И правильно сделали, хотя недовольные роптали. Зато торжища прошли спокойно, без драк-поножовщин. Топоры и большие ножи разрешили взять лишь рубящим стегна да мясоварам.

Разговаривать с багалыком жрец продолжал, несмотря ни на что, тепло и сердечно, как с другими… а в сердце бурлила кровь.

Кровь гнева не простила Хорсуна. И никогда не простит.

* * *

На подходе к юрте ребенок забеспокоился. Жрец уложил девочку на лавку. Младенческая напасть – выпачкалась. А теперь есть, наверное, хочет. Он поспешил развести едва тлеющий огонь. Пока разогревал воду и кипятил молоко, новорожденная время от времени всплакивала пронзительно и отчаянно, как тоскующая лесная птаха.

Встряхнув отмытые пеленку и одеяльце, Сандал подвесил их на колышек у камелька. Завернул девочку в один из чистых ровдужных лоскутов, хранимых для лекарских дел. Покормил ее, как сумел, капая молоком из свернутого конусом куска бересты. Молоко лилось мимо, за ушки, но, видать, что-то попало и в рот. Ребенок смешно зевнул и наконец успокоился, уснул на руках.