Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

• Название: Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2
• Автор: Гэв Торп
• Издательство: Кузница книг InterWorld'а
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Все началось примерно семнадцать тысяч лет назад, когда в мире появились Древние. Неведомые и могучие существа, решившие, что нашли неплохое местечко для жизни. Они повелевали пространством и, возможно, временем. Были способны творить жизнь и вообще больше всего напоминали богов. Освоившись на новом месте, они начали создавать разумных существ себе в помощники.

Однако идиллия созидания была нарушена Силами Хаоса, пожелавшими уничтожить молодой мир. Голодный и алчный, Хаос ринулся в материальный мир, сметая все на своем пути. И когда казалось, что все потеряно, силы порядка все-таки вырвали победу из лап Хаоса, заперев его путь в этот мир.

После этого разумным расам пришлось приспосабливаться к новым реалиям — Хаос, пускай и запертый, продолжал влиять, порабощать и изменять.

Однако столетия сменяли друг друга, старые раны мало-помалу заживали, эльфы, гномы, люди и прочие творения Древних знакомились друг с другом и худо-бедно учились жить вместе.

Это уже не были золотые века под защитой Древних. Войны сменяли одна другую, и кровь щедро лилась на землю, однако после кошмара Хаоса даже такое существование воспринималось, как благо.

Книга производства Кузницы книг InterWorld'a.

https://vk.com/bookforge — Следите за новинками!

https://www.facebook.com/pages/Кузница-книг-InterWorldа/816942508355261?ref=aymt_homepage_panel — группа Кузницы книг в Facebook.

---

— Сзади! — закричала Софья, и рыцарь сверкающим росчерком повернул меч, полностью изменив захват клинка, и ударил вверх под правой подмышкой. Его атаковала чешуйчатая и рогатая тварь с большим количеством рук и ног, чем положено нормальному существу. Она бросала вызов любому простому описанию, но всё равно сдохла, насадив себя на меч.

Рыцарь встал, и Софья увидела, что они окружены.

Кольцо пускающих слюни монстров насчитывало не менее тридцати душ, и краткая искра надежды в груди погасла. Меньшие звери держались позади крупных существ, и в их ворчании и воющем лае ощущался чудовищный аппетит.

Софья услышала топот копыт по мокрой земле.

И над степью разнёсся пронзительный крик, сопровождаемый множеством гикающих воплей, звук столь же дикий и свободный, как любое сердце в Кислеве. Её сердце воспарило, узнав его, и в этот момент из грозы выскочили всадники.

Они скакали на конях, окрашенных грязью и цветными красками, крылатые уланы, сидевшие прямо в седле в лоснящихся от дождя плащах, развевавшихся подобно тёмно-красным хоругвям. Плетёные чубы и свисающие усы воинов выглядели великолепно, они приближались к зверям, опустив кавалерийские пики, которые называли копьями. За их спинами изгибались украшенные перьями крылья, пронзительно завывая на ветру во время атаки.

Кольцо монстров распалось, в первом же сокрушительном ударе увенчанные флагами копья пронзили насквозь плоть двух десятков мутантов. Остальные спасались бегством в грозе, и яркие всадники, злобно крича, преследовали их, рубя кривыми саблями и раскалывая черепа. Раньше крылатые уланы смеялись, убивая, но сейчас мало кто смеялся в Кислеве.

Когда уланы прикончили последних тварей, рыцарь опустил меч, вонзив клинок в покрасневшую грязь под ногами. Софья резко выдохнула, и Миска удивлённо уставилась на одинокого рыцаря.

Гигантский воин-господарь на высокой лошади в чёрном и серебряном цветах Тора отъехал от основной группы всадников и остановил коня рядом с рыцарем. Он убрал в ножны, висевшие поперёк облачённых в меха плеч, тяжёлый меч с прямым клинком — огромный шестифутовый палаш.

Софья не встречала никого равного ему. Даже Павел Лефорто Коровиц — упокой Ольрик его грубую душу — не был столь широкого телосложения.

— Лев-убийца! — воскликнул он, слезая с лошади с удивительным изяществом и, словно кувалдами, упираясь руками в плечи рыцаря Пантеры. — Мне кажется, ты пытался убить себя, яха? Не мог подождать остальных, а?

— Ты прав, ротмистр Тей-мураз, — ответил рыцарь, и в его голосе послышался акцент величайшего города Империи. — Да, я должен был подождать, но посмотри. Вон она…

Он кивнул в сторону Софьи и Миски, и гигант посмотрел на них. В его длинные усы были вплетены серебряные нити, и суровое, обветренное лицо осветило понимание.

— Что ж, похоже, хотя бы один бог ещё прислушивается к молитвам, мой друг, — сказал он, разглаживая длинную кольчугу из клёпанных железных чешуек и одёргивая меховой китель на своей огромной фигуре.

— Ты — Софья Валенчик? — спросил он на её родном языке.

Она кивнула. — Да, но откуда вы узнали это?

— Потому что я рассказал ему, — ответил рыцарь, снимая шлем.

Сердце Софьи забилось сильнее, когда она посмотрела на его лицо: исхудавшее, в сравнение с тем, что она помнила, и обрамлённое поседевшими волосами. В последний раз она видела его искажённым горем, когда рыцарь рассказывал ей, как посол Каспар фон Велтен погиб под Урзубьем.

— Боги, — произнесла она. — Курт Бремен. Как ты оказался здесь?

— Я вернулся за тобой, — ответил он.

Они оставили мёртвых в степи, даже павших всадников.

По обычаю, каждую лошадь следовало отпустить в степь с её всадником, накрытым саваном на спине, свободно преследовать огонь Дажа, пока не закончится земля, чтобы скакать.

Но уланы не могли пожертвовать даже одним конём ради похорон в степи, и, закончив выкрикивать имена павших на ветру и пролив кумыс на землю, всадники повернули на запад.

Спаслись пятьдесят два беженца, их посадили на лошадей улан, а Софья и Миска ехали на спине гигантского мерина Курта.

Проскакав под дождём десять миль, они въехали в укрытую туманом расселину, глубокий овраг с крутыми склонами, который нельзя было заметить с расстояния больше нескольких десятков ярдов. Внутри тёмных стен каньона температура резко упала, и с камней чёрного утёса свисали капающие кинжалы льда.

У его подножья дно ущелья расширилось, и Софья увидела множество кожаных палаток, разбитых неровным кругом вокруг огромного шатра, мерцающего серебром. У входов в пещеры низко горели защищённые костры, дым успевал рассеяться, прежде чем подняться в степь. У них сидела, по крайней мере, тысяча обездоленных воинов, десяток рот или больше. Большинство оказались ранены, и у всех был затравленный взгляд людей, которые всё ещё не могли поверить, что их страна больше им не принадлежит.

Софья знала этот взгляд очень хорошо. У неё у самой был такой же, из-за него морщины прорезали красивое лицо и поседели волосы.

Они встали от костров, чтобы приветствовать вернувшихся воинов, похлопывая по шеям их коней и выкрикивая имена мёртвых, услышав их. Вновь прибывшие всадники спешились и увели лошадей, ослабив подпруги и прихватив пучки грубого можжевельника, чтобы вытереть блестящий пот с боков животных.

Первой обязанностью всадника было позаботиться о своём коне, и каждый всадник Кислева относился к ней с полной серьёзностью.

Выживших после нападения зверей направили к рядам костров, над которыми в почерневших котелках готовили горячую пищу. Жрецы и раненые помогли им, дав деревянные миски и несколько сбережённых шерстяных одеял.

Софья едва сдержала рыдания при виде того, во что северяне превратили Кислев — жалкие выжившие, влачившие существование в развалинах убитой родины.

Курт осторожно спешился и помог Софье и Миске слезть с крупа коня. Высотой, по крайней мере, в семнадцать ладоней, широкогрудый дестриэ затмевал быстрых скакунов кислевитских всадников. Двухвостая комета и клеймо на крупе в виде молота, сказали ей, что он из личных конюшен императора.

— Я назвал его Павлом, — пояснил Курт, увидев её восхищение жеребцом. — Упрямый, но верный, и бьюсь об заклад, что он не уступит в скорости любому бретонскому коню. А сражается он яростнее, чем любой из виденных мной.

— Ему бы это понравилось, — ответила Софья, вспоминая, как она в последний раз виделась с Павлом Лефорто Коровицем и резкие слова между ними. Павел был неотёсанным и грубым пьяницей, человеком, слишком страстно отдавшимся своим порокам, чтобы заслуживать полное доверие, но у него было сердце размером с океан, и не проходило ни дня, чтобы она не скучала по нему.

Как и Каспар, Павел пал от клинка предводителя курган Альфрика Цинвульфа в великой битве в тени Клыков Урсуна. Курт Бремен убил Цинвульфа, а мощная магия Ледяной Королевы уничтожила курганскую армию. Жители Кислева праздновали великую победу, полагая, что после такого кровавого ответа армии севера не сунутся на юг ещё много лет.

Как же они ошиблись.

Курт отвёл Софью и Миску к низкому костру, где, скрестив ноги, сидел стройный молодой человек, низко опустив голову на грудь. Он тихо похрапывал, покачиваясь во сне с открытой на коленях книгой и всё ещё сжимая птичье перо.

— Господин Царёв, посмотри, кого я нашёл, — произнёс Курт, осторожно встряхнув его за плечо.

— Рюрик? — удивилась Софья, упав на колени и обняв его. Он проснулся от прикосновения, и его затуманенные уставшие глаза не сразу смогли постичь, кого он на самом деле видит.

— Софья? Живые боги, это и в самом деле ты? — произнёс он, посмотрев на Курта. — Слёзы Морского, Курт, ты нашёл её!

Рюрик Царёв отправился из Эренграда в город Кислев после Года, Который Никогда Не Забудут, мечтая стать великим историком. Он искал ветеранов Мажгорода и Урзубья, Праага и Волчары, Чернозавтры и Болгасграда. Он надеялся написать большую работу, сравнимую с Фредериком “Старым” Верде из Альтдорфа, Готтимером, Освельдом Старшим или даже с самим великим Анспрахтом из Нульна.

Рюрик прибыл в то время, когда все хотели забыть войну, убежать от пережитого кровопролития и ужасов, от которых они всё ещё страдали. Никто не стал разговаривать с ним, а те небольшие деньги, что он скопил в бытность хранителем путевых листов в Эренграде, быстро закончились.

Софья встретила Рюрика в заброшенных стенах Лубянки, мрачном здании, построенным царём Алексеем, чтобы заботиться о раненых в Первой Великой Войне с Хаосом. Оно давно перестало служить той благородной цели, превратившись в кошмарную тюрьму, куда несчастные, безумные и покалеченные приходили умереть.

Рюрик несколько раз осмеливался входить в мрачные стены Лубянки, надеясь получить доказательства от человека, который утверждал, что видел смерть Сурса Ленка. Это оказалось уловкой, и человек взял верх над молодым писателем, приковав его цепью к стене, прежде чем уйти в новой одежде и с украденными документами.