Виталий Забирко - Побег

• Название: Побег
• Автор: Виталий Забирко
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Да, - подумал он, - силен лагерь. Не ожидал, что рецепторы ограды обладают такой мощью болевого шока. Недооценил. Можно сказать, на авось пошел. Какие мы самоуверенные - Голос нам нипочем, а на психозащиту смержев так нам вообще наплевать - мы ее просто так, голыми руками, да в бараний рог, ну а уж усатая ограда, так это совсем чепуха, фикция, туман, дым. Дым... Скрутило, как котенка, да щупальцами-усами по самоуверенной физиономии. Просто счастье, что прорвались".

Драйгер заваливался то на один бок, то на другой, вздрагивал, натужно ревел, если на его пути вставало большое дерево, и от этого груда тел людей и пинов раскачивалась и подпрыгивала на платформе, как куча гигантских резиновых игрушек. Через некоторое время из этой груды послышались стоны, то одно, то другое тело начинало биться в судорогах, люди и пины приходили в себя и отползали к бортам платформы. Посередине обнажились закрепленные в штатив василиски. Прямо под бок Льошу приполз Пыхчик, он жалобно смотрел на него собачьими глазами и визгливо всхлипывал. ("А этот как еще сюда попал? - недоуменно подумал Льош. - С перепугу, что ли?") Далее лежала Лара. Судороги еще не отпустили ее, она билась, стонала, но тем не менее машинально поправляла у себя на коленях старенькую, до самых пят, гимназическую юбку. Еще дальше, сцепившись между собой, словно в борьбе не на жизнь, а на смерть, катались по платформе, рыча друг на друга, Портиш и Микчу; за ними совершенно неподвижно распластался Энтони; и, наконец, в самом углу платформы, судорожно, до повеления пальцев вцепившись в ее борта, сидел посеревший от боли Испанец из шестнадцатого барака и, выпучив глаза, не отрываясь смотрел, как его собственные ноги в грубых сапогах явно армейского образца непроизвольно подергивались. Из пяти пинов, сидящих у противоположного борта, Льош узнал только двоих - Василька и Фьютика, - остальные, очевидно, были из других бараков.

Он перегнулся через борт и увидел в блюдце седла скрюченного, зацепеневшего Кирилла. Изо всех сил он вцепился в край блюдца и только мотал головой, увертываясь от веток. Льош хотел пододвинуться к нему поближе, схватился за борт, но тут же отдернул руки, словно обжегшись крапивой. Кисти рук были красные, опухшие, в прозрачных пластиковых перчатках, стянувших руки по запястьям. Льош на мгновение оторопел: откуда перчатки? - но тут же понял, что это просто высохшая слизь смержа. Он попытался ее содрать, но слизь намертво приклеилась к коже и отрывалась с трудом и только маленькими кусочками. Тогда он на время оставил свое занятие, не обращая внимания на жжение, пододвинулся к Кириллу поближе и положил ему руку на плечо. Кирилл обернулся.

- Как ты тут? - озабоченно спросил Льош.

Из-за рева драйгера Кирилл его не расслышал, но расплылся в улыбке и поднял кверху большой палец. Льош нагнулся пониже:

- Как себя чувствуешь?!

- Отлично! - прокричал ему в ухо Кирилл. - Теперь бы закурить - и полный порядок!

Льош хмыкнул, похлопал его по плечу и, отвернувшись, принялся сдирать с рук засохшую слизь смержа. Интересно, сколько же мы провалялись без памяти на платформе? Или это слизь быстро засохла?

Болевой шок, вызванный усатой оградой, наконец отпустил всех. Лара пододвинулась ближе к борту платформы, прислонилась к нему и вымученно улыбнулась.

- Вырвались... - тихо сказала она и обвела всех взглядом. Господи, неужели мы вырвались?

Она тихонько засмеялась, а затем резко, словно ее прорвало, рассмеялась во весь голос.

- Эй, - встревоженно спросил Микчу и с опаской тронул ее за плечо. - Ты чего?

- Да вырвались мы! Вырвались из лагеря! - счастливо закричала она. - Понимаешь ты это, монах мой немытенький?!

Она схватила его руками за голову, притянула к себе и поцеловала в заросшую щеку.

- Ты эт чо? - буквально отпрыгнул от нее Микчу.

Лара рассмеялась, но тут же ее лицо исказилось, она уронила руки и заплакала.

- И... и теперь я смогу иметь ребенка, - всхлипнула она.

- Тьфу, ты баба! - сплюнул Портиш. - Опять о своем заталдычила.

Льош улыбнулся и подсел к ней.

- Что же ты теперь плачешь? - Он потрепал ее по щеке. - Все уже позади.

Лара всхлипнула, подняла на него глаза.

- Ведь правда же, что я теперь смогу иметь ребенка?

"Вероятно", - подумал Льош, но вслух сказал:

- Правда.

Лара несмело улыбнулась.

Льош подбадривающе погладил ее по волосам и повернулся лицом к пинам. Они сгрудились в кружок и, подпрыгивая вместе с платформой на ухабах, отчаянно размахивая коротенькими лапками и непомерно длинными ушами, оживленно пересвистывались.

- Помощь не требуется? - крикнул Льош, стараясь перекричать рев мотора, но они не обратили на его крик никакого внимания, и тогда он просвистел то же самое на сильбо пинов.

Галдеж оборвался, кружок распался, и пины молча, недоуменно уставились на Льоша огромными немигающими глазами.

- Нет, спасибо, - наконец прошепелявил Василек. - У нас все в порядке.

Лара вдруг прыснула.

- Василек, - давясь смехом спросила она, - а ты кто: мужчина или женщина?

Пин непонимающе задергал носом, затем что-то коротко вопросительно просвистел пинам, но получил такие же короткие недоуменные ответы. Василек в нерешительности пожевал губами:

- Не знаю, Лара... Я не смогу, наверное, объяснить. У нас нет такого.

- Господи! - рассмеялась Лара. - У них нет такого! Ну вот ты сможешь родить маленького, ушастенького, пушистенького и губастенького, как ты сам, пина? Пинчика?

Казалось, и без того круглые огромные глаза пина еще больше округлились. Он что-то невнятно просипел, и Лара буквально зашлась смехом.

- Господи... - лепетала она сквозь спазмы смеха. - Господи, а сконфузился-то как! Да не стесняйся! Ну? Здесь все свои!

Василек смущенно дернулся, повернул голову к пинам, и между ними завязался оживленный пересвист. Свистели они быстро, кроме того, их сильно глушил рев двигателя, и Льош разбирал только обрывки фраз. "Что она... кажется... наше воспроизводство... нет таких слов... постарайся... о шестиричном древе семьи... клан глухих... грубые хвостачи... надпочвенное сотрудничество..." Порой Льош улавливал целые фразы, но абсолютно не понимал их - очевидно, эти слова в сильбо пинов были глубоко специфичны и не имели аналогов в человеческом понимании. Впрочем, и слушал он их вполуха - его начинало все сильнее и сильнее беспокоить состояние Энтони. Негр все еще не пришел в себя и, по-прежнему распластавшись, лежал у бортика платформы.

Льош мельком глянул на Лару. Она подтянула под себя ноги, обхватила их руками и, уперев в колени подбородок, с любопытством наблюдала за пинами.

- Боюсь, что они не смогут объяснить тебе, каким образом они размножаются, - сказал он. - Разреши-ка, я пролезу.

- Почему? - удивленно посмотрела на него Лара и посторонилась.

Льош, придерживаясь рукой за борт платформы, стал на коленях пробираться к Энтони.

- Потому что у них не половое размножение, - бросил он. - Для них это такая же чушь, как для нас, например, почкование.

Драйгер сильно качнуло, и Льош чуть было не упал прямо на Энтони. Он выбросил вперед свободную руку, удержался, и его лицо оказалось прямо напротив лица Энтони. И он понял, что помощь ему уже не нужна. Старый негр Энтони был мертв.

Лицо было спокойным и уравновешенным, и на нем застыла тихая счастливая улыбка. Девять лет ты прожил в лагере. Дольше всех. Сколько ты мечтал об этом побеге... Все вынес, все перетерпел, только бы дожить, только бы вырваться... Другие не выдерживали, вешались, резали себе вены, сходили с ума, в нервно-мозговом истощении заходились на плацу в предсмертной "пляске святого Витта"... А ты пережил все, пережил всех, даже самого себя, жил только одним - мыслью, мечтой о побеге. В тебе не осталось ничего живого, не организм - пепел сухой, не человек - тень человеческая, но искра жизни в тебе тлела, и не гасла, и еще долго бы не угасла... Но ты уже отмерил свою меру жизни, твоя тяга к свободе с течением лет, проведенных в лагере, постепенно свелась к одному - Побегу, и это стало целью твоей жизни, твоей путеводной звездой, самой твоей жизнью. И когда это свершилось, когда твоя мечта стала явью, последняя искра, теплившаяся в твоем истлевшем теле, угасла. И ты умер. Умер тихо и спокойно, как и подобает человеку, и как никто еще не умирал в лагере, ибо в лагере не умирают, а гибнут. И мечта твоя сбылась, и был ты счастлив.

Новый сильный толчок бросил Льоша на борт, он ухватился за него и сел. Драйгер засыпало сухими листьями и обломками веток. Пины встревоженно защебетали, кто-то, кажется, Портиш, злобно выругался, а Лара вновь весело засмеялась.

- Ну так что, пинчик, как же все-таки вы размножаетесь?

В бок Льошу ткнулся Пыхчик и застыл на четвереньках. Широко раскрытыми глазами он не отрываясь пялился на Энтони, затем медленно, совсем по-собачьи, на локтях, подполз к мертвому старику, нагнулся над ним и протянул дрожащую пятерню к его лицу. Было видно, как он пытается заставить себя дотронуться лихорадочно прыгающими пальцами до Энтони, но пересилить себя так и не смог. Лицо Пыхчика, старческое, по-бабьи безволосое, вдруг перекосилось, разверзлось беззубым впалым ртом, и он, издав тихий, протяжный, жуткий вой, стал быстро пятиться на четвереньках. Возможно, он так бы и пятился до переднего бортика платформы и там бы затих, забившись в угол, но на его пути высился штатив с василисками. Со всего маху он ткнулся задом в острый край штатива, от неожиданности захлопнулся рот и сел, ошарашенно оглядываясь. Взгляд его, тоскливый и жалкий, как у загнанного, измученного зверя, запрыгал по платформе от человека к человеку, от пина к пину, но, не встретив ответного, который бы смог задержать его, остановить, остудить воспаленный мозг, вновь как магнитом притянулся к телу Энтони. Глаза его вновь остекленели, челюсть отвисла.